Суворовец. Том 1 - Анна Наумова

нам перед каждым увольнением упорно втолковывал взводный. Шинели на нас — мятые все и в снегу. А "Бондарь" еще и пуговицу где-то потерял.

Хорошо, что бабули с мамой дома нет. А не то огреб бы я знатно, появившись на пороге в шинели, которую, по выражению бабушки, "корова жевала, а проглотить забыла". Еще и приятелям досталось бы на орехи. За компанию. Суровые советские родичи — они такие...

— Ладно! — решил я. — С кино мы сегодня пролетаем. Тогда, мужики, хорош лясы точить! Сейчас все втроем ищем пуговицу, а потом — сразу ко мне! Илюха, я тебе нитки, иголку дам, сам свою пуговицу пришьешь.

Не мытьем, так катаньем мы отыскали в сугробах пуговицу "Бондаря". А потом сразу двинули ко мне.

— Заходите, мужики! — радушно пригласил я приятелей, открыв знакомую дверь, обитую дерматином. — Тут разувайтесь! Илюха, я тебе сейчас иголку с ниткой дам.

Однако не успели мы войти в квартиру, как дверь напротив отворилась.

Глава 20

— Привет! — раздался приятный мелодичный голос. Явно не мужской.

Мы, все трое, обернулись.

О! Вот это встреча! Вот уж не ожидал, так не ожидал!

Да это ж Лиля Форносова! Моя соседка по лестничной клетке. Некогда — девчонка со двора. А теперь — фрау хоть куда!

Моя несостоявшаяся невеста, которую за моей спиной мама с бабулей решили мне сосватать. Без меня меня женили, так сказать. Та самая, которая у меня якобы случайно на шестнадцатом дне рождения оказалась. С маменькой своей.

Я глянул на Лильку и в который раз отметил, она — вполне себе симпатичная девчоночка. Даже очень. Несмотря на то, что в руках — мусорное ведро, из которого торчит клочок газетки и виднеются картофельные очистки.

Даже не девчонка. Девушка! Именно девушка. Я еще в школе подметил: если мадемуазель наряжается, чтобы выкинуть мусор — все, детство кончилось!

Но не мое. Я сразу это понял. Ничего у меня внутри не екало, когда я на Лилю смотрел. Ни в одном месте. Хоть я и считал ее привлекательной. Поэтому и не стал я давать давней знакомой ложных надежд. Нехорошо девчонок обманывать. Неправильно это.

Да не привык я лгать да душой кривить. Прямой я, как шпала. "Неудобный", как любил говаривать уже взрослый полковник Тополь, работавший со мной в отделе.

Кто его, знает, может, поэтому я и в майорах засиделся? Сказал я как-то ему сгоряча, прямо при сослуживцах, что удобными должны быть только трусы. Ну и лифчик — у тех, кто их носит. А не люди.

— Привет! — хором поздоровались мы, все в снегу и взмыленные.

Я украдкой присмотрелся. А ну как Лиля на меня дуется? Я ее все ж таки продинамил. Бортанул. Причем неприкрыто. Взял да свалил посреди собственного дня рождения во двор к друзьям детства — Пашке "Корню" и Саньке "Левому".

Да не, вроде не обиделась Лилечка. Стоит, глазками стреляет. В пальтишке клетчатом и шапочке. Сапожки аккуратненькие. Хоть и сразу видно — мамины. Ну да ничего. Все так ходили. Дефицит-с. И кудряшки красиво уложены — хоть сейчас на обложку "Бурды". Или "Работницы". Или что там советские дамы любят почитывать в перерывах между кипячением белья и выращивание алоэ — средства от всех недугов.

— Как дела? — дежурно поинтересовался я. — Как мама?

— Все пучком! — весело ответила "девчонка со двора". — Скукота только. Маму на работу с утра дернули. А к нам еще позавчера тетка из деревни приехала, на неделю. Мамы сегодня дома нет. Так тетя Клава вздумала меня учить хозяйство вести. Заставляет драники делать. Полмешка картошки извела! — Лиля покачала полным ведром очистков. — И квартира вся этой картошкой жареной провоняла. Слинять бы куда-нибудь, чтоб глаза мои эту картошку не видели!

— Да... — согласился я. — Невесело! Ну ладно, мы...

Тут я почувствовал тычок в бок, довольной ощутимый. Нехилый такой тычок.

— Чего вам? — обернулся я.

И через секунду понял, "чего".

Илюха "Бондарь" красноречиво семафорил мне глазами. То на Лильку посмотрит, то на меня. То шепнет что-то. Ни дать ни взять — актер театра пантомимы. Погорелого.

Я сначала не понял. А потом ка-ак понял!

Запал суворовец Бондарев на мою соседку. Сразу, как увидел. Для меня Лилька так навсегда и останется девчонкой со двора, живущей по соседству. А "Бондарю" она приглянулась. Вот и решил, так сказать, мой приятель захомутать даму тут же, не отходя от кассы. И мусорное ведро его не смущает. Разве может смутить такая мелочь заинтересованного кавалера?

Значит, у нас с "Бондарем" разные вкусы на девчонок оказались. Что ж, оно и к лучшему!

Я лихорадочно соображал, что же делать. Лилька явно понравилась "Бондарю". Познакомиться хочет, да не знает, как. Надо выручать приятеля. А то так и помрет не целованным. Ни с кем из "бальных" девчонок, которые к нам в училище на уроки танцев ходят, ему так ничего и не обломилось.

Правда, выглядит Илюха сегодня, прямо скажем, не как идеальный суворовец. Весь в снегу, морда с мороза красная, шапка набок. А из-под нее — взмокшие белобрысые волосы виднеются. И пуговица на шинели оторвана. Вернись он в таком виде в училище — схлопотал бы на ряд за здорово живешь!

Да и мы с Михой, по правде говоря, не лучше. Не подготовились к нежданному свиданию с симпатичной соседкой.

Ладно. Фиг с ним. Попробуем. Лиля, в конце концов, не офицер-воспитатель. И тоже не на Суворовский бал в училище собралась. А на мусорку. Глядишь, и обломится чего "Бондарю".

— Слушай, Лиль! — будто невзначай предложил я. — Если ты и впрямь слинять сегодня из дома хочешь, то у меня есть отличный вариант!

— Да ну? — изумилась соседка. — И какой же?

Я поглядел на шинель приятеля и мигом придумал повод:

— Тут дело такое... Товарищ мой... Бон...

— Илья! — гаркнул мне на ухо "Бондарь", наспех отряхивая снег с шинели, поправляя шапку на взмокшей голове и вытягиваясь в струнку.

— Угу... Илья... — согласился я, чуть ли не силой выпихивая оробевшего друга вперед и потирая оглохшее ухо. Вот же луженая глотка у приятеля! Не хуже, чем у прапора "Синички". — Илья себе случайно пуговицу оторвал на шинели.

Лиля удивленно подняла брови.

— И что?

— Будь ласка, Лиль, пришей! — попросил я. И вежливо добавил: — Пожалуйста! И в гости