Темные числа - Маттиас Зенкель

с тех пор занесло Сергея Вардановича. Мирейя тактично отвернулась к кнопочной панели. Что ж, теперь она хотя бы знает, что Богосян действительно существует и похож на этот портрет: мать может гордиться.

Тем временем Картвелидзе закрепил челюсть и снова заговорил о несущих тросах и ковре.

Мирейя нажала и несколько минут не отпускала аварийную кнопку, но из переговорного устройства уже не доносились даже диссонирующие сигналы. Ей становилось тесно в кабине. Она покричала в миллиметровую щель между дверцами, прислушалась:

– Неужели никто не замечает, как долго стоит лифт?

– Вероятно, снаружи это не так просто заметить, – ответил старик и указал на индикатор над дверью. Огонек уже не мигал между 8 и 9, а, медленно проскользив от 20 к 11, ненадолго замер и начал приближаться к 8. Индикатор указывал на эту цифру примерно полминуты, а потом устремился в другую сторону. Мирейя забарабанила ладонью по дверям, стукнула каблуком. Кабина вздрогнула, раздался какой-то скрип. Картвелидзе искоса бросил на Мирейю встревоженный взгляд и раскрыл дипломат. Внутри лежал кулек из газеты, который старик сразу развернул:

– Угощайтесь, пожалуйста. Семечки – пища для души… Человек способен выдержать почти все. Представьте себе, я как-то сто семьдесят один день провел в крохотной одиночной камере. Прошу заметить, без света.

Мирейя выплюнула шелуху в ладонь.

– Можно спросить, за что вы сидели в тюрьме?

Картвелидзе фыркнул:

– Можно, сейчас можно. За ловкость рук. Нет, нет, дорогая, я не вор и не мошенник. Когда-то я был лучшим мастером театра теней в Советском Союзе. Вот, смотрите.

Вопреки всем законам физики старик поймал отражающийся со всех сторон свет кабины. Выросли четкие тени. Казалось, они исходят прямо из его морщинистых рук. Вот по полу прокрался кот, скользнул вокруг Мирейи. Прижавшись к ее ногам, он испуганно отпрянул и превратился в демона с рогами и кривыми клыками. Острые клыки, все увеличиваясь, слились друг с другом, и неожиданно демон стал бабочкой, которая изящно пролетела по кабине и опустилась рядом с табло. Когда она сложила крылья, в ее очертаниях Мирейя узнала свой силуэт – да, и рот в самом деле приоткрылся.

– Люди, чьи имена давно исчезли из истории, поместили меня за решетку, в одиночную камеру строгого режима. Я уже ждал худшего, но однажды дверь открылась, и вошел наш стальной отец.

– Что, – тут Картвелидзе заговорил елейным голосом, – что же вы, товарищ, сидите в тюрьме и бьете баклуши, когда вы так нужны советскому народу? Пока не преодолены…

– Вы хотите сказать, что Сталин лично пришел к вам в тюрьму?

– Времена были такие, – ответил Картвелидзе. – Значит, он сказал: «Пока не преодолены все испытания, мы временно должны рассматривать правду как классового врага и управлять из тени…» По его приказу меня немедленно выпустили, и следующие семь лет я каждую ночь заступал на службу в Кремле. Вы наверняка слышали, что в кабинете Сталина свет горел и по ночам, потому что генералиссимус никогда не спал. Но силуэт, который видели в окне, был вовсе не фигурой Сталина, погруженного в размышления и ходившего по комнате из угла в угол, а произведением моих пальцев.

Чтобы придать словам больше веса, Картвелидзе воскресил умершего в виде тени. Мирейя все еще сомневалась, хотя старик вряд ли прочитал это по глазам.

– Вы мне не верите! Все думают, что для этого Сталин использовал двойников. Как бы не так! Двойники постоянно требовались для фильмов, а еще в качестве мишеней в государственных колымагах – так направляли возможных злоумышленников на ложный след. Вдумайтесь: двойник в чертогах генералиссимуса, за письменным столом председателя, нет и еще раз нет! Что, если двойник продиктует какому-нибудь невыспавшемуся министру один-два фальшивых приказа? На подобный риск Иосиф Виссарионович никогда бы не пошел. А такого дылду, как я, никто бы со Сталиным не перепутал. Вы знаете, что он был очень маленького роста? Да, на плакатах и трибунах он казался внушительным, таким же высоким, как Микоян, Молотов и все прочие, даже выше. Но на самом деле он доходил мне досюда, – Картвелидзе приложил ладонь к отвороту пиджака. – Великий грузин тем не менее. И это было вполне во вкусе Сосо – то, что я создавал иллюзию его присутствия лишь игрой света и тени.

Мирейя тем временем снова перепробовала все кнопки, а когда старик умолк с отсутствующим взглядом, опять забарабанила по двери кабины.

– Может, нас услышат, если получится немного раздвинуть створки?

– Никогда не теряйте спокойствия, девушка. Могу я предложить вам еще жареных семечек?

– Нет, спасибо. Скажите, а где вы познакомились с Сергеем Вардановичем? В Кремле?

– С кем?

– С Буддой из Боржоми, у которого шрам на щеке.

– А, с Богосяном. Как сказать… В семьдесят втором мы в одно время были на лечении в Боржоми. Сыграли две-три партии в шахматы, – пояснил Картвелидзе, поморщившись, словно с позором проиграл каждую. – Насчет Будды это не я придумал, так его называли массажистки в санатории.

– А где вы видели его в последний раз? – спросила Мирейя.

Старик не ответил – то ли изнемог от спертого воздуха в кабине, то ли его нервная система срочно требовала новую порцию никотина.

– Вы сказали, что в последний раз видели Богосяна десять лет назад, – подсказала она.

– А, это, – вздохнул Картвелидзе. – Мы мельком встретились в аэропорту Тбилиси, точнее, на летном поле: он входил, я выходил.

– Он живет в Тбилиси?

– Понимаете, девушка, игра в шахматы создает удивительные возможности для молчания. Я никогда не спрашивал этого вашего Богосяна, где он живет и так далее, – сказал Картвелидзе. – Может, и правда попробовать приоткрыть дверь?

– Давайте, иначе будем вечно здесь сидеть. Полная гостиница кибернетиков, и никого не волнует сломавшийся… – Мирейя резко замолчала и принялась внимательно рассматривать болты на панели управления. Не заметив никаких подозрительных следов, она все же рассказала Картвелидзе о двух участниках Спартакиады, которых встретила в лифте накануне и которые тащили инструменты и всевозможные приборы. Старик покачал головой:

– Когда оказываешься в замкнутом пространстве, нельзя позволять себе подобные мысли. Иначе потом не отличишь реальный мир от игры воображения.

•

Из автомобильного приемника несся «Парад планет». Шофер с бычьей шеей чувствовал себя в своей стихии. Удобно откинувшись на спинку сиденья, он вел машину к Садовому кольцу и ворчал, что ему опять пришлось ждать Мирейю.

– Меня еще можете потчевать такими отговорками, но к атташе Эспозито подобает относиться с должным уважением и не рассказывать сказки. Из-за вас мы опоздаем, и в итоге скажут, что Леонардо не нашел, где в машине педаль газа… – и все в таком духе, в дурном