Византийская принцесса - Елена Хаецкая

— Мне придется наказать не мертвого, а живого, — Тирант вздрогнул. — Видит Бог, я этого не желаю!

— Но если… — начал опять Диафеб.

Тирант прервал его:

— Если вы хоть немного любите меня, кузен, то замолчите, замолчите сейчас же! Припасов хватит еще на полтора дня, даже если кормить пленников царскими обедами… Поэтому замолчите!

Корабли пришли через два дня. Диафеб ворвался в палатку к Тиранту с радостным известием и разбудил севастократора, который заснул только под утро. Не было рядом Сверчка, чтобы сообщить об этом и поберечь сон командующего, поэтому Диафеб растолкал кузена.

На реке Трансимено стояли галеры, и на берег уже начали сносить бочки и мешки.

Тирант повернулся к Диафебу:

— Один раз вы уже оказывали мне подобную услугу и неплохо справились, так что попрошу вас сделать это для меня еще раз.

— Передать вам поцелуй Кармезины? — ухмыльнулся Диафеб.

Лицо Тиранта дернулось, как от сильной боли, однако он сдержался:

— Нет, мне нужно, чтобы вы доставили пленных к императору и передали на его справедливый суд.

— Хорошо, — кивнул Диафеб.

Пленники выходили из шатра, где их содержали, и направлялись к галерам. Все они были связаны или закованы и находились под охраной. И тем не менее лица у многих были довольные, как будто им предстояла всего лишь безобидная прогулка.

— Стойте! — крикнул Тирант.

Шествие остановилось на самом берегу. Командующий быстрым шагом подошел к пленникам и приказал им:

— Раздевайтесь!

Те переглянулись, улыбки сошли с их лиц, однако пленники даже не шевельнулись.

— Я велел вам раздеться! — повторил севастократор. Он обменялся быстрым взглядом с одним из капитанов, а тот ответил широкой ухмылкой. Граф Бурженский, внимательно наблюдавший за севастократором, понял, что тот добьется своего любой ценой, и первым протянул руки стражу, прося, чтобы его развязали. Освободив руки, он потер кисти, а затем снял сюрко и штаны и остался в одной рубахе. Под верхней одеждой у него обнаружились спрятанные драгоценности и деньги — все то богатство, что он нажил во время войны, грабя местных жителей и получая плату от турок.

Затем его опять связали и в одной рубахе поместили на галеру. Та же участь постигла и других баронов-изменников. Простых солдат Тирант разрешил не трогать и позволил им оставить себе одежду.

Таким образом севастократор отобрал у пленников всякую надежду выкупиться из плена, и теперь их судьба целиком и полностью находилась во власти императора. Всю добычу Тирант приказал разделить между своими людьми. А обнаружено было немало: некоторые знатные пленники имели при себе денег и драгоценностей на сумму никак не менее десяти тысяч дукатов.

Глава десятая

Галеры прибыли в порт и были разгружены; оттуда пленников доставили в столицу. Их сопровождал большой отряд греческих пехотинцев, а командовал этим отрядом, как и в прошлый раз, Диафеб. Тирант остался с войсками, ни на день не желая бросать свое дело — истребление врага и освобождение греческих городов и сел.

Под громкую музыку входил Диафеб в столицу. Отовсюду звучали трубы и барабаны, и каждая кость в теле отзывалась на эти призывы собственной мелодией, а сердце стучало, отбивая оглушительный ритм.

Сейчас, глядя на длинную колонну пленников, на улыбающееся лицо Диафеба Мунтальского, роскошно разодетого, верхом на прекрасной белой кобыле, жители Константинополя не могли поверить, что поддались злому обману герцога Македонского. Как только они поверили черным слезам и жалобным стонам?

Впрочем, так уж устроены были жители столицы, что никогда подолгу не раскаивались, даже в совершенных злодействах, — так что уж говорить о заблуждениях и ошибках! Сейчас все высыпали на улицы, забрались на крыши домов, подошли к окнам. Каждый теснился ближе к победителям, желая лучше рассмотреть и солдат севастократора, и их хмурые трофеи.

На солдат сыпались лепестки цветов, пленников же осыпали градом оскорблений и забрасывали тухлятиной. В воздухе висел густой запах, и Диафеб не уставал дивиться силе зла. Подумать только, как глубоко испорчен земной мир! Ведь если судить по тому, что добро всегда одерживает верх, то следовало бы предположить и нечто подобное касательно мира запахов. А именно: благовония должны главенствовать над смрадом. Но по грехам человеческим выходит так, что, если хотя бы капля смрада подмешивается к благовониям, то и пахнуть будет отвратительно; но одна капля благовоний, добавленная к смрадной жидкости, ничем не поможет, и мерзость останется мерзостью.

Печальная мысль эта настолько поразила Диафеба, что он даже перестал улыбаться. Впрочем, длилась его задумчивость недолго, и скоро он опять расцвел улыбками всех цветов и оттенков.

— Доставим пленников в башню, под надежные запоры, но сперва проведем мимо окон дворца, чтобы император мог ими полюбоваться, — сказал Диафеб капитану солдат и попутно смахнул с волос какие-то очистки: не все горожане отличались меткостью при метании снарядов.

Император действительно стоял в раскрытом окне и смотрел на колонну пленников. Государь был бледен после перенесенного потрясения, но держался довольно бодро. Несомненно, многих из предателей он узнал и сурово нахмурился.

А рядом с императором Диафеб заметил Кармезину и Эстефанию Македонскую. Обе девицы обнимались и во все глаза смотрели вниз. Диафеб помахал им рукой, полагая, что имеет на это право: ведь Кармезина несколько раз давала ему понять, что относится к нему как к брату.

«Не к тому брату, родному, который погиб, потому что никто мне его не заменит; а как если бы у меня был еще один брат», — объясняла принцесса.

Когда пленники были помещены под надлежащий надзор, Диафеб переоделся и явился ко двору.

Император принял его милостиво. Диафеб перецеловал руки всем присутствовавшим при аудиенции дамам, а затем попросил государя отпустить его на свободу. «Ибо тот, кто стережет, сам пребывает в плену».

— Расскажите мне сперва об этих пленниках, — потребовал император.

— Не сомневаюсь, ваше величество, что многие из них вам знакомы, — ответил Диафеб. — Это христианские рыцари, которые сражались на стороне турок. Тирант захватил их и вверил праведному суду императора, потому что их преступление нельзя оставлять безнаказанным. Могу еще прибавить, что люди эти опасны: они мстительны и мечтают вернуть себе утраченную честь. Боюсь, влияние турок сказалось на них дурным образом.

— Хорошо, — произнес император. — Сколько денег вы желали бы получить за каждого из них?