Хэлло, дорогая (СИ) - Снежинская

— Ты всем отвешиваешь такие комплименты? Или тебе оно впрямь понравилось?

Хэл мягко покачал головой в ответ на её улыбку.

— Если бы ты была как все, я не полез бы на это чёртово колесо обозрения.

— Это аргумент. Кстати, не хочешь сделать фото на память?

Хэл заколебался, но только на мгновение. Он не хотел, чтобы на смартфоне Конни копы обнаружили его лицо: к чему пополнять список подозреваемых? Конечно, вместе они появились здесь, и в том кафе с дрянной кухней, где обедали, но люди — существа интересные, и то, что было вскользь, они редко анализируют. Кто из сотен свидетелей вспомнит его? Никто. Конни здесь не знали, Смирна всегда была маленьким безразличным городом вдали от всех проблем. Да и он всё выставит как надо. Были ребята — и куда-то запропали, к нему какие вопросы?

— Может быть. Давай сначала поедим, — это был уклончивый ответ. Ни да, ни нет.

С другой стороны, заполучить снимок, где будут только он и Конни, безумно хотелось. Никогда до — кроме, пожалуй, одного-единственного раза, он не делал общие фото со своими жертвами. Он и без того прекрасно помнил их лица, искажённые предсмертным стоном. У него было только две дорогие сердцу карточки, при виде них каждый раз в сердце разило холодом. Он хранил их в укромном месте, в своём маленьком тайнике, но в ту же секунду, как Конни предложила сделать фото на память, понял: девушка, которая занимала его мысли долгих семнадцать лет, о которой он думал почти каждый день, отошла на второй план. Как долго он не вспоминал о ней?

С тех пор, как появилась его новая одержимость?

Бармен подал мясо в двух симпатичных глиняных горшочках, кувшин домашнего эля и два пузатых бокала. Хэл встал и сам всё принёс, сервировав стол и наслаждаясь влюблённым взглядом Конни. Ухаживать за ней было удовольствием: он впервые за долгие, долгие годы почувствовал, что наконец-то его старания были искренне оценены, поэтому за ужин взялся с энтузиазмом. Настроение было приподнятым.

— Здесь вкусно готовят, — похвалила Конни, неторопливо, по-женски деликатно разворошив содержимое горшочка.

Хэл скользнул по ней ленивым глубоким взглядом хищника, глотающего целиком ломти свежепойманного мяса. Он нанизал на вилку пару крупных кусков и, сунув их за щёку, бросил:

— Когда-то я в этом местечке уже был, но очень давно. Ещё была жива твоя бабушка, тыковка. Она и моя мать встретились здесь на ланче. В то время оленьих голов на стенах было малость поменьше, как я помню.

— Они дружили? — вдруг спросила Конни и неловко пояснила, когда Хэл застыл взглядом на ней, прекратив жевать. — Ну, твоя мама и моя бабушка.

— Ну, не думаю, что это была прямо дружба, — он опустил глаза в горшочек, выискивая среди сладкого картофеля ещё мясо. — Но они друг за друга держались. В беде не бросали. Всякое такое. Две сестры, понимаешь. Родственные узы. Мы, Оуэны, как-то привыкли держать чувства в узде, Конни.

— Поэтому ты такой сдержанный?

Он насмешливо скривил губы, ресницы бросили на загорелые щёки резные тени.

— Да где же? Разве я сдержанный, тыковка?

— Ты замалчиваешь то, что действительно чувствуешь и думаешь. Вроде вежливый, улыбчивый, а на деле — мраморная статуя, — заметила Конни. — Прости, если ошибаюсь, но мне так правда кажется.

Хэл отвёл взгляд в сторону, задумчиво посмотрел на сгиб своего локтя и складки красной рубашки. Проницательности Конни было не занимать. Он удивился: не делая о ней с самого начала каких-то особенных выводов, теперь Хэл понимал, что просто с этой девушкой ему не будет. Вдруг она положила руку ему на локоть, куда он смотрел, и нежно, тихо сказала:

— Это не делает тебя хуже в моих глазах, Хэл.

Он непонимающе дрогнул бровями и поднял на неё взгляд. Таких слов он никогда и ни от кого не слышал, даже от матери, и что-то в груди щёлкнуло, как тумблер. В глазах появилась блестящая искра возле чёрного яркого зрачка на фоне светлой холодной радужки. И он так же тихо, честно, доверчиво ответил:

— Спасибо, тыковка.

3

Чед был пьян. Он не очень-то хотел напиваться, но так уж вышло — поехал вперёд ребят, затем свернул не туда. Ему сегодня не повезло. Нет, не так. Ему всегда не везло. То в общежитии дадут комнату по соседству с похотливым уродом, который только и знает что демонстрировать свой член девчонкам поглупее среднестатистических, вот и таскает одну за другой к себе, плюнув на соседа — на него то есть, на Чеда. То из всей компании на вечеринке именно он попадётся копам с косячком, купленным у местного драгдилера, или с пакетиком с парочкой таблеток, заткнутым за резинку носка.

Он не сомневался в своей невезучести. Вот и в тот вечер Интернет на трассе не работал, небо хмурилось, Луна-парка не было. Чед проколесил порядка сорока минут, не подозревая, что в самом начале пути пропустил единственный нужный поворот — а дальше двигался по обводной дороге вдоль побережья. Только завидев восточнее огненное колесо, сверкающее фонарями на фоне закатного горизонта, Чед громко чертыхнулся, тормознул тачку, выбрался из неё и хорошенько пнул покрышку.

Он был весь белым от злости.

Его всё это достало до ручки, а он даже не рвался в Луна-парк, как другие. Нахрен! Чед сел в тачку, сдал назад, проехался по затканному коричневым светом полю, подломив под колёса сухие стебли злаковых культур, которые никто не собрал в урожайный месяц. Его машина оставила две колеи. А затем, развернувшись, Чед отправился домой.

Но не в том смысле, что к себе домой, а в другой дом — где он гостил. В старый дом Мун. Он бесил его не меньше, чем сама Конни. Вообще все они, понял Чед, его раздражали.

Что он здесь делает, с этими идиотами? Почему не уедет насовсем?

Чед задался вопросом, куда ему двигать — выходило так, что все его друзья отправились в разные концы страны на длинные выходные, и если бы кто-то из них пригласил его («Эй, бро, сгоняешь со мной на классную вписку? Там будут все наши…»), то о’кей. А так он оставался совсем один, дома его никто не ждал, да и сам он к родителям не рвался. У него были слишком бледные, выцветшие веки, слишком матовые глазные белки. Мамаша-медсестра мигом узнала бы, что её сынуля курит не только травку, но и чего похуже, вот уже несколько месяцев, и подняла бы такой лай!

Чед поморщился, только лишь подумав