Весенняя коллекция - Джудит Крэнц

И Марко стал закалывать ткань тут и там, подчеркивая плечи, намечая линию рукавов и большой вырез. Спину он обнажил почти до талии, а два свободных конца, завязанные на поясе в бант, свисали до пола почти как шлейф. Он посмотрел в зеркало. Кружево спадало вниз, создавая иллюзию полета. Но волосы — с ними надо что-то делать, их слишком много, они спорят с тканью.

— Волосы надо заколоть, — сказал Марко. — Ты взяла с собой шпильки?

— Нет.

— Надо приходить подготовленной, — сурово заметил он. — Не шевелись. — Марко нашел коробочку шпилек, оставленную Жанин, и, развернув Тинкер, стал закалывать волосы, упавшие ей на глаза. И тут только он взглянул на ее лицо, которое не выражало вообще ничего. Она была словно чистый холст, а он считал, что невыразительность для манекенщицы еще хуже, чем избыток темперамента. Черт бы ее подрал! Если бы ему было нужно безжизненное лицо, он мог бы работать и с Жанин. Но теперь ему нужна именно эта идиотка!

— Никто раньше не моделировал платья на тебе? — спросил он.

Тинкер отрицательно хмыкнула.

Эта дурочка все еще сердится, понял вдруг Марко. Ей надо небо благодарить за то, что она оказалась здесь именно сейчас, а она дуется! Никакого профессионализма! Ладно, придется ее очаровывать.

— Как странно! — сказал Марко почти ласково. — Да, ты не умеешь двигаться, но, когда стоишь, ты — само вдохновение. А это не всем дано. Ходить можно научить любого, и я не забыл о своем обещании, но многие ли из моделей могут похвастать тем, что вдохновили художника?

Тинкер смотрела куда-то за его ухо.

— У тебя усталый вид, — сказал Марко сочувственно и приподнял пару прядок ее волос. Она даже не моргнула.

Да, пока не уделишь ей должного внимания, она к жизни не вернется. Марко запустил обе руки ей в волосы и стал легко массировать ей голову.

— Тебе надо расслабиться, — прошептал он, а пальцы его продолжали нежно гладить ее волосы. — Правда, сесть тебе пока что нельзя. — Пальцы его спустились к ее шее — он знал, что это должно быть удивительно приятно. — Теперь лучше? — И он стал закалывать волосы в пучок.

— Я же сказала, что со мной все в порядке, — сказала Тинкер, даже не пошевелившись. Чтобы не выдать захлестнувшего ее гнева, она впилась ногтями себе в ладони.

«Какая упрямая», — подумал Марко, возвращаясь к столу, чтобы взять еще кружева и доделать перед платья. Она злопамятна и враждебна, ее прощение трудно заслужить. Он бы прогнал ее, но сейчас это невозможно. С ним только что случилось что-то совершенно неожиданное и важное.

Новые, свежие, неожиданные идеи пришли к нему, он видел их так ясно, что не надо было даже делать эскизы — он и так это не забудет. И источником этих идей стала Тинкер.

В девчонке есть настоящий класс! Сначала он не понял этого, но теперь — он будет делать свои модели, исходя из нее. День работы с ней — и у него появится куча набросков, которые дополнят и улучшат всю его коллекцию. Они привнесут ту оригинальность, которой, он давно знал, только боялся себе признаться, и недоставало.

Марко совершенно успокоился, он чувствовал, что наконец его посетило то, ради чего он работал столько лет. На него снизошло чудо, и снизошло благодаря этой девчонке.

Он повернулся к ней. Она стояла без движения, руки, плечи, шея были прикрыты кружевом, только спереди не было ничего, кроме полоски бюстгальтера. Перед должен подчеркнуть тело. Вечернее платье надо обыграть. Это будет история девичьего тела, обнаженного выше талии.

Марко расстегнул бюстгальтер и осторожно вытянул его из-под прихваченной булавками ткани.

— Я был не прав. Под кружевом не должно быть ничего. — Она словно не заметила этого. Марко приколол длинный кусок ткани спереди. — Здесь — приталено, на спине — вырез и бант… Да, но формы еще нет.

Марко заколол булавками перед, натягивая кружево так, чтобы не было ни одной морщинки, и отошел в сторону, чтобы полюбоваться плодом своего труда. И тут вдруг фокус его зрения сместился, и он увидел Тинкер так, как мужчина видит женщину. Сделав шаг вперед, он положил руки на ее грудь, мягкими полушариями выступавшую из-под кружева. И это уже не имело никакого отношения к примерке.

Тинкер стояла так же неподвижно — она была настолько вне себя от ярости, что не решалась даже пошевелиться. Что делать — позволить ему так ее ласкать и получить то, что ей надо, или послать его к черту, содрать с себя платье — и вон отсюда, вон из Парижа, распрощаться с конкурсом? Других вариантов нет. «Победа, — решила Тинкер, — я выбираю победу». И тут Марко легко, почти незаметно коснулся ее сосков. Тинкер машинально отступила в сторону.

— Не волнуйся, — успокоил ее он, сделав вид, что ничего не понял. — Их никто не увидит так близко, можешь быть уверена… Они такие нежные, розовые… Только я знаю, где они… Они больше и чувственнее, чем мне показалось в прошлый раз… но они будут почти невидимы, и в этом будет тайна, загадка! Эти свиньи фотографы с ума сойдут от тебя и от этого платья. И от других, которые я сделаю для тебя, — тоже. Ты станешь звездой, Тинкер, даю тебе слово.

— И много ли стоит оно, ваше слово? — спросила Тинкер холодно и недоверчиво. Она вдруг поняла, что победила Марко Ломбарди — слишком уж дрожал его голос, слишком вдохновенно он говорил о том, что будет делать модели на нее, это слишком походило на правду, вернее, на ту правду, на которую он был способен.

— И ты еще спрашиваешь? Все в моей власти. Эти решения принимаю я и никто другой.

— Вы обещали научить меня ходить и пока что не сдержали своего слова, а теперь уверяете, что я стану звездой показа. Когда я пришла, вы меня оскорбили, а теперь обещаете небо в алмазах. Как я могу на вас рассчитывать?

— Пока ты не пришла, я был в мерзком настроении. Признаю, я все выплеснул на тебя, — сказал он, бесясь от того, что ему приходится извиняться перед манекенщицей. — Ты только представь себе, в каком я сейчас состоянии.

Тинкер смотрела на него по-прежнему с вызовом, и глаза ее мерцали серебряным светом, как звезды.

Марко стал нехотя думать, чем бы ему доказать свою искренность, и тут вспомнил, что настолько увлекся, что даже не показал ей платье, которое только что сотворил. Это ее убедит! Он стал рыться в ящиках туалетного столика в поисках бижутерии и наконец нашел то, что надо, — пару сверкающих серег.

— Давай я тебе покажу, — сказал Марко, подойдя к Тинкер и надевая на нее серьги. — Повернись, только очень осторожно, и посмотри на себя в зеркало.

Тинкер в изумлении уставилась на собственное отражение. Такой она себя никогда еще не видела. Она была похожа на некое создание, пришедшее из другой эпохи — эпохи роскоши и величия. Это была не девочка, нет, изысканная дама, рожденная, чтобы носить бесценные кружева и умопомрачительные драгоценности. Кожа ее светилась сквозь кружево такой белизной, какой даже сама Тинкер не ожидала увидеть, глаза ее сверкали ярче, чем камни в ее ушах, а волосы были уложены так умело, как даже она сама бы не смогла их уложить.