Первый среди крайних - Андрей Орлов

Дважды на плетущуюся телегу пытались покуситься. Серо-бурое существо, гибрид медведя с носорогом, путаясь в собственной шерсти, выбралось из кустов, побрело на дорогу. На заклятье оно явно чихало. Получив стрелу в ногу, вздело к небу рог, заревело. Получив вторую, развернулось, похромало обратно, продолжая трубно реветь.

Какие-то макаки с демоническими рожицами, облепившие деревья вдоль дороги, кидались палками. Пришлось сбивать хулиганок с ветвей – забросай они лошадок, те снова понесут, и телега тогда просто развалится. Приматы оказались трусливым народцем, невзирая на устрашающие оскалы: побросали палки, умчались в чащу, откуда долго еще неслась заполошная ругань.

Главная тема дня: каким образом организовать ночлег – так и осталась темой. Помог счастливый случай: причудливая скала у обочины прятала во чреве просторную площадку с двумя вполне подходящими подъездами. Деревья смыкались над головой, образуя непроницаемый полог. Туда и загнали повозку, развернув лошадиными мордами к дороге, на случай срочного бегства. Снабдив жеребцов сухой травой, вздохнули свободно. Арика тут же уснула, остальные принялись тянуть жребий – кому дежурить первому. Досталось, разумеется, Вересту.

Зато поднялся позже всех, когда лес за пологом уже звенел на разные голоса. Коротышка слезал со скалы, потрясая стрелой с насаженной на нее какой-то сомнительной птицей. Арика грела бок, обрезая ножом обломанные ногти. Толмак оставил в покое рессору повозки, которая упорно не желала ремонтироваться, и озабоченно смотрел на Пруха.

– Предлагаю сделать дичь, – заявил коротышка, бросая добычу на лавку.

– Можно мыть руки перед едой? – пошутил Верест.

– И вот это ты собрался есть? – Толмак сморщился и судорожно сглотнул.

Птичка была кошмарная. Собой невелика, но больно уж импозантна. Когти мощные, расцветка адская – красные молнии на черном оперении, клюв широченный – не клюв, а челюсть динозаврика. И глаза – близкопосаженные, презлющие.

– Легко, – помедлил Прух. – Любую птицу можно есть. Даже если она похожа на медноклювого Фрокса из сказки про мальчика Фруэлла и преисподнюю.

– Любую птицу можно есть, – согласился Толмак. – Даже если отравишься. Но только не крокопура, которого и птицей-то назвать трудно. Это ящер, приспособленный к современным условиям – не смотри, что такой маленький. Он насквозь пропитан ядом – так называемой неолиновой кислотой. Это желчь, которую вырабатывает селезенка. Некоторые колдуны ею лечат, но им знакома рецептура, а у тебя, Прух, полагаю, кроме спичек, только умная голова, да?

– Ладно, – покладисто согласился Прух. – Будем считать охоту зарядкой. А как у нас насчет консервов?

Насчет консервов было не очень. Повод для паники был, но паники еще не было. На скорую руку перекусили, тронулись в путь, и чуть не с первых же метров угодили в ливень с градом. Погода в Орханте непредсказуема – всеми днями бродят тучи, дождевые не подписаны, а штормовое предупреждение послать некому. Возвращаться – плохая примета, поехали дальше, надеясь на чудо. Но дождь усилился. Засвистел ураганный ветер. Пришлось сворачивать с дороги и гнать коней под исполинский дуб, с ужасом наблюдая, как в соседней рощице за дорогой ураган рвет с корнями и швыряет в небо молодые деревца.

Шторм закончился внезапно – отвалил за горизонт вместе с дождевой мглой. Опять застучали колеса.

Разочарование поджидало через несколько часов, когда позади остались десятки криллов, ворчание разумных и не вполне существ, черные тени над болотами, переправа по двум каменным балкам через очередную реку с «архозаврами», очень похожими на крокодилов. Дорога завершилась! Последние метры большака упирались в странный холм, заросший у основания пышным бурьяном. Исполнившись дурных предчувствий, объехали преграду, и на обороте наткнулись на хмурый нелюдимый лес. Возвышенность явно не геологического происхождения – рукотворная насыпь из нескольких «культурных» слоев, самый нижний из которых состоял из песка, щебня и камня – всего того, что нужно для прокладки второй очереди тракта. Недостроили. Тысячелетия назад всё пришло в упадок. Исчезли города и люди. Сгинула промышленность. Остались недотянутые на юг дороги, как символы хрупкости любых, даже самых мощных и высокоразвитых цивилизаций.

– Не надо печалиться, – утешал загрустившую ватагу охотник. – В любом случае на квадратных колесах мы далеко не уедем.

Какое, к черту, утешение. В глубоком унынии собирали пожитки, распрягали жеребцов – гуляйте, коняшки. Бессердечно бросать животных на верную погибель, но куда их? Пусть хоть перед смертью подышат свободой.

Умные кони понимали людей. Никто из них не рвался на волю. Они терлись носами, косили с надеждой. Брели за ними до опушки и жалобно ржали. Гнедой попытался войти за людьми в лес – сунул морду в кустарник, но, обжегшись шипами, попятился, замотал гривой…

Они опять бежали, подгоняемые страхом. Изворчавшийся на весь свет коротышка опять не мог не отличиться. Скорее всего, намеренно, от избытка злости, он саданул посохом в нору под корнями. В норе звонко хрустнуло. Истошно завопил детеныш. Не успели опомниться, как вздыбилась земля и рассвирепевшая мамаша явилась во всей своей убивающей красе. Сократи ее раз в восемь, ликвидируй челюсти, когти, иззелена-черную раскраску и гребень ирокеза на макушке, получилась бы ящерица. Не вступая в полемику, это исчадие ада вцепилось Пруху в штанину. Ногу не прокусила лишь благодаря плотной прорезиненной ткани и трехслойному утеплителю, но шороху наделала. Верест выхватил из-за пояса тесак, наступил твари на хвост и рассек ее на две половинки. Одна осталась на земле – извивалась, прыгала на четырехпалых конечностях, другая продолжала кромсать штанину. С ней коротышка и мчался по лесу, когда ожили соседние норы и целая тьма нечисти поперла за отмщением. Они не только бегали, но и прыгали по веткам! Одна спикировала на голову Арики, но порезвиться там не успела – Толмак сбил ее прикладом, а Верест набил свинцом приятельниц, уже летящих на подмогу. Ободранные, покусанные вырвались на опушку и, не успев отдышаться, вляпались в болото, гостеприимно чавкающее и испускающее смрадную вонь.

Болото было безбожно растянуто, его пытались обойти, но быстро поняли, что фокус не удастся. Обратная дорога тоже заказана – оскорбленные действием ящерицы верещали на весь лес и, похоже, собирали подкрепление. Пришлось окунаться в средоточие кошмара – обильное гнусом и метаном. Таких гиблых мест Верест не видел ни в Сибири, ни по телевизору. Заскорузлые деревца с крюковатыми ветвями, шапки кустов, усиженные жабами кочки. Космы неправдоподобно длинной травы, тотально опутавшие низину. Зловоние, гнус стеной. И смачно чавкающие трясины – разливы бурой жижи в окружении болотного сфагнума…