Жизнь – Подвиг Николая Островского - Иван Осадчий

В составе учащихся, среди фабзаучников и ремесленников, преобладали бывшие беспризорники, воспитанники детских домов и детприемников, нередко с уголовным прошлым. Но за короткое время их воспитания на образах Островского-Корчагина и юных героев Великой Отечественной войны почти все они стали комсомольцами. Более того, именно эта категория составляла боевое ядро комсомольской организации.

В школе ФЗО-21 обучалось 150 человек. В ремесленном училище № 15 – более пятисот. В массе своей, это были инициативные ребята, легко откликавшиеся на любое хорошее дело. Комсомольская жизнь бурлила в полную силу. Оба учебные заведения готовили кадры рабочих профессий (токарей, слесарей, котельщиков и т. п.) для Таганрогского завода «Красный котельщик».

…Семь десятилетий прошло, как я расстался с ними, а в памяти живут те незабываемые двадцать месяцев комсомольской жизни в Таганроге.

…Ростовский обком ВЛКСМ также максимально использовал мой комсомольский опыт для проведения семинаров секретарей первичных комсомольских организаций в городах и районах Дона. Мне удалось побывать во многих местах, начиная от ближних к Таганрогу Мясниковского, Матвеево-Курганского и Куйбышевского районов, – до далеких Заветинского и Сальского.

…Видимо, «перестарался». И недуги свалили меня на лечение в Ростовский госпиталь инвалидов Отечественной войны. А после – на долечивание в Таганрогский санаторий имени Гордона. Там судьба свела меня с удивительным человеком, которого я по праву поставил в один ряд с известными героями-корчагинцами разных поколений.

На пороге санаторной палаты меня встретил крепко и ладно сбитый молодой мужчина в черных очках. Они имели чисто декоративный характер. Когда он снял очки, я увидел глубокие гнезда без малейшего присутствия каких-либо следов глаз.

– Андрей Кузьмич Фролов, – представился он.

В первый же вечер я узнал от Андрея Кузьмича, как он лишился зрения. Произошло это на фронте в годы Великой Отечественной войны.

В тот день, в ожесточенном бою с фашистами в лесном массиве, оборвалась жизнь многих однополчан. Андрей обнаружил опасность слишком поздно: в тот момент, когда вражеский автоматчик, укрывшийся за деревом, уже нажал курок. Пуля выбила оба глаза и продырявила переносицу. Кровь хлынула по всему лицу…

Это все, что он запомнил. И тут же потерял сознание. После боя санитары подобрали убитых и сложили в братскую могилу. Но наступившая темнота не позволила им зарыть ее. Андрей Кузьмич уже покоился в ней.

Глубокой ночью сознание на время вернулось к нему. Этого оказалось достаточно, чтобы он выбрался из могилы и отполз от нее на несколько метров. И снова потерял сознание. Утром санитары подобрали его и обнаружили в нем присутствие жизни.

Полтора года Андрей Кузьмич провел в различных госпиталях и специализированных глазных клиниках. Было сделано несколько операций. Врачи приложили все усилия, чтобы вернуть ему хотя бы призрачное зрение. Но все старания не принесли желаемого результата…

Ко времени нашей встречи были исчерпаны все средства и способы помочь Андрею Кузьмичу. Он был обречен на полную слепоту. Мучительные вопросы: «Что делать? Как жить дальше? – не покидали Андрея Кузьмича, но он не находил на них ответа и был на грани отчаяния. В таком состоянии и настроении я нашел его в таганрогском санатории.

Решил применить единственное радикальное средство, имевшееся в моих руках. Два дня и две ночи читал ему «Как закалялась сталь». Не останавливая чтение, наблюдал за Андреем Кузьмичом. И видел, как из глазных ям, из-под черных очков катились крупные слезы.

Но, как и во всех других случаях, Николай Островский выполнил свою чудодейственную, жизнеутверждающую миссию.

После нескольких часов молчания и раздумий, Андрей Кузьмич спросил: «А что можно сделать в моем состоянии?»

Я ответил: «То, что делают и полностью слепые от рождения. Освоить дело, которое вам будет по плечу. И жизнь станет полезной…»

За несколько дней до окончания санаторного лечения Андрей Кузьмич поведал мне еще одну свою душевную боль. До войны он учился в техникуме. Там познакомился и подружился с одной своей соученицей. Но после потери глаз решил «пропасть» и порвать с ней всякую связь. А в душе хранил память о ней, ее имя и адрес, по которому она жила.

Без согласия Андрея Кузьмича я послал по адресу, который он «опрометчиво» назвал, письмо его любимой, рассказал все о его судьбе. И на этот раз счастье улыбнулось Андрею Кузьмичу. И мне.

В канун его отъезда из санатория приехала Апполинария Логвиновна, – так звали любимую женщину Андрея Кузьмича. Невозможно рассказать словами об этой трогательной, волнующей встрече двух самых близких людей. Уехали они вместе. И оставались вместе до последней минуты жизни Андрея Кузьмича.

Сложилось так, что я вскоре уехал из Таганрога: сначала в Харьков, а затем на Дальний Восток. Но об Андрее Кузьмиче помнил всегда и всюду. Письма, отправленные мною на прежний его адрес, возвращались с отметкой почты: «Адресат по указанному адресу не проживает».

Тогда я обратился в Ростовское отделение Общества слепых. И вскоре получил ответ, в котором сообщался домашний адрес и место работы (?!) Андрея Кузьмича.

Теперь мое письмо ушло по верному адресу. Ответ не заставил долго ждать. Его написала под диктовку Андрея Кузьмича жена – Апполинария Логвиновна.

Из письма я узнал, что Андрей Кузьмич с помощью Общества слепых овладел методикой чтения и работы незрячих. В совершенстве постиг искусство делать одежные и сапожные щетки. Стал работать в ателье для слепых. Дорогу к месту работы и домой изучил очень быстро и без посторонней помощи ходил по улицам и переулкам Ростова. И еще. Жили они уже в новой квартире, которую государство предоставило Андрею Кузьмичу как инвалиду Отечественной войны первой группы.

Встретились мы с ним девять лет спустя – летом 1956 года, когда я вернулся с Дальнего Востока и осел на Кубани. После сдачи вступительных экзаменов на заочное отделение исторического факультета Ростовского госуниверситета, я решил навестить Андрея Кузьмича. Без труда разыскал его квартиру. Подошел к дому и увидел на крылечке первого этажа сидящего человека. Остановился, поздоровался. И, спустя полминуты, услышал: «Иван! Где тебя черти носили девять лет?!»…

У Андрея Кузьмича была изумительная способность узнавать человека по голосу. В ту же минуту мы крепко обнялись. Потом, в течение шести лет, приезжая в Ростов на экзаменационные сессии, непременно навещал Андрея Кузьмича и Апполинарию Логвиновну. Жили они хорошо и дружно. Неизменно были очень гостеприимными.

Много раз Андрей Кузьмич пытался представить: какой я. Очень сожалел, что не может увидеть хотя бы на мгновение. И тогда он принимался исследовать мое лицо пальцами рук…