«Эксодус». Одиссея командира - Йорам Канюк

— Я собираюсь привезти сюда еще несколько тысяч пар ног, — сказал он, — и откладывать эту операцию больше невозможно. Считаю, что, если сюда прибудет большое количество репатриантов, среди которых много молодых, это может напугать арабов и, возможно, даже предотвратит войну.

Таким образом, пытаясь убедить Бен-Гуриона, Авигур, сам того не осознавая, фактически повторил то, что говорили англичане.

В конце концов, было решено, что Авигур и Дан полетят в Нью-Йорк и попробуют уговорить Моше Шарета[99]. Дело в том, что в это время Шарет проводил консультации с американским руководством и, опасаясь, что из-за этой все более запутывавшейся истории американцы откажутся поддержать в ООН решение о создании в Палестине двух государств, категорически выступал против отправки кораблей. И в Палестине, и в Нью-Йорке на эту тему шли ожесточенные дискуссии. «Вопрос, — цинично говорили Шарет и его сторонники, — стоит так: два корабля с репатриантами или еврейское государство». Однако в пылу этого спора оказалась забыта одна простая истина, а именно, что главная цель сионизма — это спасение евреев и что сионизм, собственно, для того и существует, чтобы помогать евреям, которым некуда идти, обрести кров над головой — пусть даже ценой ухудшения отношений с англичанами.

Еще до своего отъезда в Нью-Йорк Авигур предложил руководству ишува сказать американцам, что решение отправить корабли было принято еще до заседания ООН и поэтому вполне законно, но как раз в этот момент англичане подбросили американцам дезинформацию, согласно которой вся эта операция была происками Советского Союза и в Палестину на этих кораблях прибудут несколько сот коммунистических агентов. Это подействовало. Министр иностранных дел США Джордж Маршалл пришел в бешенство. Он подверг позицию президента Трумэна по этому вопросу резкой критике и заявил, что, если корабли выйдут в море, США ни за что не проголосует в ООН за создание еврейского государства. Подобное заявление сильно напугало некоторых руководителей ишува, включая Бен-Гуриона, и даже у самого Авигура после этого появились некоторые сомнения. С одной стороны, он по-прежнему хотел, чтобы корабли отправились в путь, но с другой стороны, он знал, что между США и СССР начинается «холодная война», и понимал, что для американцев восстановление разрушенной после войны Германии было гораздо более важной стратегической задачей, чем спасение еврейского народа.

Тем временем румынский король Михай отрекся от престола, к власти в Румынии пришли коммунисты, и в стране снова подули старые ветра антисемитизма. Более того, ненависть к евреям и нападки на них не просто возобновились с прежней силой, но стали даже сильнее, чем прежде. Это еще больше усиливало мучения Авигура. Однако мучился он недолго. Когда они с Шайке Даном летели в Нью-Йорк, им нужно было сделать пересадку в Париже, и, позвонив оттуда в Бухарест, они узнали, что румыны выдвинули ультиматум: либо корабли отплывают из Констанцы в Болгарию прямо сейчас, либо они не отплывут никогда. На этом все сомнения Авигура разом и закончились. Он моментально отменил встречу в Нью-Йорке и остался в Париже, а Шайке полетел в Бургас. Именно туда, в Бургас, должны были прибыть корабли из Констанцы, и именно оттуда они — по новому плану — должны были отбыть в Палестину.

Через некоторое время в Констанцу пришла телеграмма, в которой Авигур разрешал отплытие кораблей и где, среди прочего, говорилось: «Отправляйтесь с миром. С Божьей помощью да исполнится изречение „ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь“»[100]. Этой телеграммой Авигур как бы подводил черту под своими сомнениями и говорил: когда речь идет о спасении людей, политика может и подождать.

Лишь позднее Йоси узнал, что за несколько дней до отплытия кораблей из Констанцы Авигур хоть и не без колебаний, но все-таки согласился принять условие англичан, заявивших, что они позволят судам пройти в Средиземное море лишь при условии, если те направятся не в Палестину, а на Кипр.

Некоторые из руководителей сионистского движения, выступавшие против отправки кораблей, цинично мотивировали свою позицию тем, что евреи Румынии пострадали меньше других — поскольку лишь половина из них была уничтожена — и, значит, вполне могут подождать. Однако говорить так было не только жестоко, но и неверно по сути. Ибо, как сказал однажды Йоси Харэль, измерить страдания людей линейкой невозможно. Даже один погибший — это уже много, потому что каждый человек — это целый мир, не говоря уже о пятидесяти процентах целого народа. В особенности если учесть, что из этих «пятидесяти процентов» многие были убиты с неслыханной жестокостью. В городе Яссы, например, евреев подвешивали в мясных лавках на крюках, а в Черновицах многих сожгли живьем. Кроме того, на кораблях предполагалось отправить не только выживших в Холокосте евреев Румынии, но и уцелевших от бойни венгерских евреев.

В телеграмме, посланной в Констанцу, Авигур приказал не оказывать мерзавцам (так он именовал англичан) никакого сопротивления и все их приказы беспрекословно исполнять, но при этом проявлять твердость и ни в коем случае не возвращаться из Средиземного моря обратно в Черное. Кроме того, он запретил присваивать кораблям ивритские имена и упоминать в переговорах с англичанами «Хагану». «Вы плывете, — писал он, — в еврейский порт, который уже очищен от мерзавцев (к тому времени Хайфа была в руках израильтян), и, если возникнут проблемы, скажете, что вы действуете в точном соответствии с решением ООН. Откладывать отплытие больше нельзя, но остерегайтесь провокаций. Будет жаль, если имя „Хаганы“ окажется скомпрометированным». А заканчивалась телеграмма словами, которыми Авигур обычно завершал каждое совещание: «Возвращайтесь в Эрец-Исраэль и преуспеете!»

Именно на основании этой телеграммы, присланной главой «Алии-Бет», оба корабля в конечном счете из Констанцы и отплыли. И хотя было ясно, что Бен-Гурион все-таки дал на это свое молчаливое согласие, однако официального разрешения ни от «Хаганы», ни от руководства ишува так и не поступило. Указания же, которые получил Йоси, были снова нечеткими и противоречивыми.

Глава двадцать третья

Если бы Йоси и его товарищи по агентству «Алия-Бет» хоть на мгновение подумали, что прибытие «Пан-Йорка» и «Пан-Крессента» в Палестину может подвергнуть опасности создание еврейского государства, они бы наверняка эту операцию отменили. Однако они так не считали. Все, чего они хотели, — это спасти евреев Румынии, которые гнили в «коммунистическом карцере» и уже многие годы томились при диктаторских режимах. Лидеры у всех этих режимов были разными: сначала роялисты, потом фашисты, затем нацисты, а теперь вот — коммунисты, — однако их антисемитская сущность от этого не менялась. Ведь, как писал румынский драматург Эжен Ионеско, если женщина переоденется в другое платье, она все равно останется той же самой женщиной.

29 ноября 1947 года в Констанце, на борту пустого «Пан-Йорка» Йоси и его товарищи сидели возле радиоприемника, слушали прямую трансляцию с заседания Генеральной Ассамблеи ООН, где обсуждался вопрос об упразднении Британского мандата и разделе Палестины на два государства, и вместе со всем еврейским народом считали голоса. В тот день стоял ужасный холод; палуба была покрыта снегом. После окончания голосования они на радостях выпили, однако все хорошо понимали, что даже после этого решения ООН англичане (мандат которых на управление Палестиной истекал только 14 мая следующего года) от своей политики не откажутся и будут продолжать с ними воевать. Таким образом, расслабляться было еще рано и, вместо того чтобы предаваться размышлениям и тратить время на пустые споры о стратегии и тактике, нужно было действовать.

К этому времени работа продолжалась уже целый месяц. Каждый день в девять утра штаб операции собирался на совещание. Ведь даже разработать простое меню завтрака на пятнадцать тысяч человек — задача не из простых.

На «Пан-Йорк» планировалось посадить семьсот детей в возрасте до пяти лет. Все они были сиротами.

Перевозка людей по территории Румынии и Венгрии стала самой сложной операцией за всю историю нелегальной иммиграции. Дело сильно затруднил снегопад.

Люди, которым предстояло плыть на кораблях, ни во что не верили. Каждый из них потерял либо всех своих родственников, либо часть.

На «Пан-Йорке» Йоси познакомился с красивой черноволосой девушкой в берете, которая спаслась только благодаря тому, что ее завалили трупами. У нее парализовало мышцы век, и она не могла закрывать глаза. Так, с открытыми — полными неизбывного удивления — глазами она и спала. Йоси пытался научить ее закрывать глаза, но она смогла сделать это только через двадцать лет. Однако как только она начала спать с закрытыми глазами, ей стали сниться сны о том, как убивают ее родителей, и она вернулась к привычке не закрывать глаз. Так она до самой смерти и спала.