Звоночек 3 - Михаил Маришин

По следам автобусов я доехал до большой ровной, обнесённой колючей проволокой прямоугольной площадки, в центре которой, на временной, собранной из жердей и досок на скорую руку вышке, стоял часовой. Это и был полевой парк. Сейчас на территории, уставленной закутанными в чехлы до полной неузнаваемости артсистемами, суетился народ, гудели гусеничные трактора, к которым цепляли пушки и утаскивали их на демонстрационные площадки. Дежурный по парку подсказал мне, где искать Грабина и я, оставив машину на въезде, пешком прошёл к кучно стоящим пяти пушкам, крайнюю из которых, впрочем, все присутствующие рядом восемь человек, уже цепляли к харьковскому трактору.

— Товарищ Любимов! Давай к нам! — ещё издали заметил меня Василий Гаврилович и, взявшись за станину, вместе с остальными потянул её к тракторному крюку, с натугой выдавив из себя последнее слово. — Помогай!

У тракториста всё никак не получалось точно подать машину, он то останавливался за полметра, то, сдавая назад, толкал пушку, сцепное устройство которой проскакивало фаркоп и прижималось к тракторной раме. И в том и в другом случае орудие надо было откатывать вручную, что осложнялось парадной одеждой присутствующих, которую стремились сберечь от грязи.

— Вот вам, Леонард Антонович, и экономия! — облегчённо вздохнул Грабин, обращаясь к молодому, не больше сорока лет на вид, мужчине в гражданском костюме, который активно его приводил в порядок, после того как тягач утащил первую пушку. — Меньше б экономили, а взяли с собой бригаду грузчиков из транспортного цеха, отряхиваться не пришлось бы. А ещё четыре орудия впереди.

— Ничего, я потерплю, а то ваши фантазии заводу очень уж дорого обходятся, — холодно ответил товарищ, не отрываясь от своего занятия.

— Товарищи, пользуясь перерывом, хочу представить вам товарища Любимова, в беседе с которым у меня и родилась мысль о едином лафете для всех дивизионных систем. Прошу любить и жаловать, хоть он и приложил руку к конструированию и принятию на вооружение суррогатной артиллерии в виде миномётов. Товарищ Любимов, знакомьтесь: директор Приволжского завода N92 товарищ Радкевич, — только что поименованный Леонардом Антоновичем оторвался от своего занятия, сделал шаг навстречу и пожал руку, изобразив при этом самое благожелательное выражение лица, — конструкторы товарищи Муравьёв, Розанов, Ренне и Боглевский, слесари-сборщики орудий товарищи Румянцев и Маслов.

Я по очереди пожал всем руки, после чего Грабин сказал: – раз приличия соблюдены, айда догонять, отцеплять за нас никто не будет.

На выделенной команде Грабина площадке, обозначенной колышками с пронумерованными белым красными флажками по углам, уже взятой под охрану парой бойцов НКВД дивизии имени Дзержинского, пушку отцепили от трактора, расчехлили и привели в боевое положение.

— Ничего, дальше легче будет, — хлопнул Василий Гаврилович по стволу явно большего, чем 76 миллиметров калибра, украшенного к тому же щелевым, наподобие МЛ-20, дульным тормозом и, специально для меня, остальные и так были в курсе, пояснил, — эта самая тяжёлая, тысячу восемьсот пятьдесят килограмм.

За полтора часа, заметно отстав от команд-соперников, в основном потому, что у нас пушек было больше всех, мы переправили все пять орудий на демонстрационную площадку и установили их в ряд в порядке возрастания калибра. В процессе работы Грабин рассказывал, а его подчинённые уточняли, где надо, по каждой артсистеме, которую мы ворочали. Всех их объединял общий лафет с раздвижными станинами и лишь стволы с затворами были разными. Вес орудий колебался от тысячи шестисот до тысячи восьмисот пятидесяти килограмм, что, как сам говорил главный конструктор, было вынужденной платой за калибр и угол возвышения, добавляя при этом, что если бы в силе оставался запрет на легированные стали, то вес орудий уплыл бы за две тонны. Самыми мелкокалиберными из экспонатов были две трёхдюймовки, одна под патрон образца 1902 года, вторая под патрон зенитки образца 1931 года, практически ничем больше между собой не различавшиеся. Эта парочка была примечательна тем, что только она имела полуавтоматические затворы, остальные орудия были наложением дореволюционных, частью модернизированных, стволов с поршневыми затворами на новый лафет. Гаубица пушка калибром 107 миллиметров использовала 29-калиберный ствол 42-х линейной пушки образца 1910 года, но с раздельно-гильзовым заряжанием и максимальным углом возвышения в 60 градусов. Как уже сказал Грабин, была самой тяжёлой и идеологически полностью соответствовала гаубице-пушке МЛ-20 "эталонной истории", но дивизионного уровня. Следующей по порядку была 122-миллиметровая гаубица-мортира со стволом соответствующей гаубицы образца 1910/30 годов и полностью заимствованным у неё боекомплектом. По словам главного конструктора, имея углы вертикального наведения от минус пяти до семидесяти пяти градусов, могла вести в случае самообороны огонь прямой наводкой полным зарядом, что гаубице 10/30 было запрещено и при этом не имела дульного тормоза. Последней была 152-х миллиметровая мортира, созданная на основе мортиры 1931 года, вернее её ствола с затвором, который был удлинён до десяти калибров, а конструкция его была усилена, что позволило вести огонь не только специальными 38-килограммовыми снарядами с повышенным коэффициентом наполнения, но и обычными 40-килограммовыми гаубичными гранатами улучшенной аэродинамической формы с сужением в запоясковой части.

Из всех присутствующих, в отношении внешнего вида я, пожалуй, был в самом выигрышном положении, так как постоянно возил в машине плащ-палатку на случай непогоды или пыльной дороги, всё-таки кузов ГАЗ-А являлся кабриолетом с лёгким тентом. Работать в плащ-палатке было жарковато, зато, скинув её я, был полностью готов предстать перед, несомненно, высоким начальством. Пока команда Грабина приводила себя в порядок и им было не до меня, я с интересом огляделся по сторонам. Каждая артиллерийская "фирма", представившая на смотр свои образцы, получила свою площадку, которые располагались в один ряд и были разделены промежутками шириной метров в 30, охраняемыми чекистами. Ходить "в гости" и даже просто перекрикиваться конструкторам из разных КБ почему-то строго запрещалось. ЧОНовцы на мой закономерный вопрос давали стандартный ответ о мерах безопасности и повышенной бдительности.

Как будто назло Грабину слева от нас расположились миномётчики среди которых я издали приметил бывшего начальника ГАУ комкора Ефимова, одетого по-военному но без знаков различия. Скорее всего "мой" 160-миллиметровый миномёт, который "в железе" красовался в этой экспозиции, детально проектировали и доводили в "шарашке", бдительность чекистов становилась отчасти понятной. Кроме 160-ки там же стоял подобный, но с более длинным и узким стволом, скорее всего, 120-миллиметровый миномёт. Мины, которые он мог использовать, были выставлены тут же и кроме обычных, но с удлинённым хвостовиком для размещения большего числа дополнительных зарядов, включали образцы удлинённой цилиндрической формы. Скорее всего, это были так называемые мины "повышенной ёмкости".

По правую руку разместились не менее ненавистные "безоткатчики". Судя по всему, эти делали основную ставку на калибр орудий. Самые мелкие снаряды выставленные перед их пушками соответствовали боекомплекту грабинской шестидюймовой мортиры, а более крупные экземпляры наводили на мысли о восьми дюймах. Впрочем, кажется так оно и было. В бытность мою на ленинградском "Большевике" я видел там бракованные стволы Б-4. Так вот, руку готов дать на отсечение, что две из четырёх безоткаток, одна в буксируемом варианте, а вторая смонтированная в кузове ЗИЛ-6В, из таких стволов и получены методом пристыковки к ним реактивного сопла. Та парочка, что поменьше, шестидюймовая, тоже была представлена в полевом и самоходном, на трёхосном полноприводном автомобиле ГАЗ, вариантах.

Ещё дальше виднелись дивизионные пушки других заводов, какие-то зенитки с задранными в небо стволами, бронетехника, похоже, что выпускаемые ЗИЛом самоходки. Именно с той стороны, ведя осмотр по порядку слева направо, к нам приближалась делегация высокопоставленных товарищей, за расстоянием и искусственными препятствиями, мною пока неопознанных, но именно от них зависело дать ли путёвку в жизнь той или иной конструкции или она так никогда и не выйдет из стадии опытных образцов.

В нашей компании стало явственно ощущаться напряжение, Радкевич стал расхаживать из стороны в сторону между орудиями, будто тигр в клетке, явно "накачивая" себя перед разговором, чтобы в нужный момент, не сдувшись, сказать именно то, что собирался. Грабин отошёл в угол и что-то бубнил, поглядывая в бумажку, готовил своё выступление. Остальные же даже перестали разговаривать в голос, а перешли на глухой шёпот, комментируя происходящее у соседей. Между тем, дойдя до безоткатчиков, начальники, среди которых уже разглядел самого Сталина в компании с Кировым и Орджоникидзе, не считая товарищей в военной форме во главе с самим наркомом обороны, устроили там форменный разнос. Точнее говоря, устроил персонально начальник ГАУ командарм Кулик.