Захват Неаполя. Берёзы - Виктор Васильевич Бушмин

ему король и, догнав принца Филиппа, торжественно въехал с ним в ворота королевского дворца.

Рим. Вечер того же дня.

Они не разговаривали почти две недели. Беатрис делала вид, что обиделась, и не замечает усилившихся знаков внимания со стороны Конрадина. А тот, чувствуя свою вину за слабость и безволие, проявленное им на берегу Тибра, пытался, как мог, снова наладить треснувшие чувства.

Они сидели в небольшой комнате и молча смотрели на камин, в котором, потрескивая и разбрасывая кучи искр, жарко и весело пылали бревна. Удивительная теплота и легкость, навеваемая этим зрелищем, не могла растопить лед, заморозивший их, казалось, бесконечные и безграничные чувства.

Беатрис молчала, обиженно надув губки, и думала о чем-то своем, словно погрузившись в забытье. Она вспоминала встречу на Тибре. Никогда еще она не находилась в таком состоянии души. Поначалу, она просто возненавидела принца Филиппа и горько сожалела о том, что ей так и не удалось пока поквитаться с Ги де Леви, отправив его на тот свет. При этом, как ни странно, она ловила себя на мысли, что все время продолжает думать о той встрече, вернее сказать, об одном отдельном человеке, ворвавшемся в ее тихую и, как ей казалось, размеренную жизнь с силой, яркостью и напором урагана, сметавшего всех и вся на своем пути. Этим ураганом стал принц Филипп.

Беатрис еще никогда в жизни не ощущала себя такой растоптанной, оплеванной и униженной, как после той встречи с могучим, храбрым и чересчур наглым, как ей показалось, принцем Филиппом. Вместе с тем, она инстинктивно вздрагивала и наслаждалась, какой-то своей, тайной и скрытой, но приятной болью, вызванной встречей с этим незабываемым мужчиной. Филипп словно олицетворял все то, о чем она мечтала: высокий, красивый, немного грубый и немного наглый, он словно сошел с холста, на котором художники рисовали Роланда (боже, как он красив!), Тристана (смутно и чуть-чуть, слишком уж порядочный) или, – тут она томно вздохнула, – Зигфрида (такой же белокурый грубиян-самец!!)…

Несколько слов, оброненных им в запале, пронзили ее сердце и взволновали ум. Да, такой рыцарь не позволит, чтобы при нем публично насмехались над его женщиной…

Такой принц, настоящий принц, а не этот молодой и редкоусый заморыш, не позволит даже полу-взглядом оскорбить его женщину – он просто вынет меч и снесет голову любому наглецу, будь он король или даже император…. Да. Не то, что этот мозгляк! Он не только женщину не защитит, но и королевство не удержит! И кому, Господи, я доверилась?! Кому, прости мою душу грешную, я открылась?!..

Филипп…

Сладостная истома охватывала низ ее живота, наполняя все тело приятной теплотой и обдавая волнообразными приступами головокружительного жара. Даже Ги де Леви – настоящий мужчина и рыцарь, на которого она, непонятно почему ополчилась и возненавидела всей душой, не поступил бы так, как это сделал Конрадин…

«Скользкий заморыш… – подумала она с содроганием. – И ему я отдала себя целиком, без остатка! Я поверила этому ублюдку, отдала себя на позор… Боже. Какая я, наверное, была смешная, когда меня увидели Филипп и Ги? А ведь он любил, и, – она снова вздохнула, – до сих пор еще, наверное, любит меня… – Беатрис молча посмотрела на Конрадина, который ковырял в камине кочергой, раскладывая угли. – Ох, если бы только можно было повернуть время вспять! Ги бы бросил свою семью, остался со мной… – она поймала себя на мысли, что плетет какую-то глупость, плюнула на каминную решетку. – Нет! Я бы лучше окрутила Шарля, отдала бы ему половину сокровищ, и жила бы себе, припеваючи! М-да…»

Она почувствовала, как ее руки коснулась мягкая ладонь Конрадина, перевела на него взгляд и с трудом выдавила из себя улыбку. Она уже истосковалась по мужской ласке, а эти глупые мечты о Филиппе, не говоря уж о де Леви, сильно взбудоражили ее чувственное тело.

– Милая, прости меня… – он умоляюще посмотрел на нее, складывая ладони в молящем жесте отчаяния.

«Ладно, черт с тобой… – подумала она, – других-то, настоящих, тут нет!»

– Ты что-то сказал о принцессе Елене?.. – она смерила его уничтожающим взглядом самки, знающей себе цену.

Конрадин покраснел, побледнел, по его лицу пошли пятна.

– Сам не пойму, как это вылетело у меня изо рта… – промямлил он. – Филипп, знаешь, налетел на меня, вот я и растерялся…

«Ребенок! Дурак! И трус, к тому же…» – подумала она, но вслух произнесла:

– Ладно, прощаю… – Беатрис томно вздохнула. Ей безумно хотелось немного забыться и погасить свои мрачные мысли в потоке страсти, животной страсти, ведь мысленно она уже сдалась и покорилась принцу Филиппу, мечтая стать его рабыней и удовлетворять его самые немыслимые причуды и похоть…

«В конце концов, один раз живем… – грустно улыбнулась она и прижала голову Конрадина к себе, но мыслями она уже давно была рядом с Филиппом. – Боже, какой он красивый и сильный…»

Конрадин что-то шептал ей на ухо, покрывая шею и лицо беспрестанными поцелуями. Она машинально поцеловала его и почувствовала, как ее тело наполняется волной, замешанной на тоске, сожалении об упущенной возможности новой жизни и, вместе с этим, какой-то страстной истомой, сопротивляться которой у нее не было ни сил, ни возможности, ни желания.

Она со стоном отдалась его ласкам, закрыла глаза и стала уноситься в мир грез…

Неаполь.13 января 1268г. Поздний вечер.

Пир, устроенный королем Шарлем в честь прибытия его племянника принца Филиппа, был в полном разгаре – гости, рыцари наперебой поднимали тосты, воспевающие благородство, честь и отвагу.

Шарль уже находился в небольшой комнате, располагавшейся чуть дальше по коридору от огромного парадного зала дворца. Он с нетерпением барабанил пальцами по дубовой столешнице и бросал выжидающие взгляды на дверь. Ги де Леви должен был вот-вот прийти.

Лука де Сент-Эньян, Гоше де Белло и маршал Адам де Фурр, ощущая всю напряженность и какую-то неловкость момента, тихо сопели и изредка переглядывались между собой, бросая друг на друга вопросительные взгляды.

Наконец, дверь распахнулась, и в комнату вошел Ги де Леви. Он поклонился королю и приветливо кивнул советникам, после чего Шарль жестом, полным нетерпения, указал ему на стул, стоявший слева от него.

– Присаживайте, друг мой… – он облизнул губы. Это было признаком волнения. – Мы уже порядком заждались вас…

– Пришлось немного задержаться. – Ги виновато развел руками. – Принц Филипп купается в волнах славы, почета и наслаждается всеобщим весельем…

– Пир во время чумы… – проворчал Гоше де Белло, который не особенно жаловал все эти празднества, выливающиеся казне в