Иван Грозный и Девлет-Гирей - Виталий Пенской

Тем временем машина войны постепенно набирала обороты. Воеводы «украинных» городов узнали о том, что из Поля надвигается на Русь крымское войско, не позднее 9—11 июля. Сразу после этого они поднялись со своими людьми и, оставив в пограничных городах-крепостях небольшие гарнизоны, пошли на «сход» с «береговыми» воеводами, согласно заранее составленной диспозиции: «А как по вестям были воеводы в сходе на берегу из украинных городов. В большом полку в сходе з бояры и воеводы со князем Михаилом Ивановичем Воротынским да с Ываном Васильевичем Меньшим Шереметевым з Дедилова воевода князь Ондрей Дмитреевич Палецкой, из Донкова князь Юрьи Курлятев; да в большом же полку был Юрьи Франз-бек с немцы. В правой руке з боярином и воеводою со князь Микитою Романовичем Адуевским да с воеводою с Федором Васильевичем Шереметевым с Орла воевода Василей Колычов. В передовом полку с воеводою со князь Ондреем Петровичем Хованским да с окольничим со князь Дмитреем Ивановичем Хворостининым из Новосили воевода князь Михайло князь Юрьев сын Лыков…»{365}

В назначенные полки «украинные» воеводы со своими людьми прибыли к середине июля, тем самым завершив развертывание русской армии[7]. М.И. Воротынский и подчиненные ему воеводы усилили разведку, пытаясь как можно точнее определить главное направление удара неприятеля и успеть стянуть туда все свои силы. Противник облегчил им решение этой сложнейшей проблемы. 25 июля татарские отряды сожгли тульский посад{366}, и поскольку осада и штурм Тулы, мощной крепости с сильной артиллерией, в планы Девлет-Гирея не входили, неприятель мимо хорошо знакомых стен и башен русской крепости проследовал дальше к северу, к Оке.

На «берегу», в Серпухове, где находился Воротынский и его штаб («походный шатер»), получив вечером 25 июля известие о появлении татар под Тулой, могли вздохнуть с облегчением — неприятель явно намеревался нанести главный удар вдоль Крымской (Серпуховской) дороги, по кратчайшему направлению прямо на Москву. К этому времени, видимо, занимавшие позиции на флангах оборонительной линии по Оке передовой, сторожевой полки и полк правой руки уже завершали концентрироваться на подступах к Серпухову, оставив на прежних местах на всякий случай небольшие арьергарды[8]. Риск, на который пошел Воротынский, оправдал себя, и это стало очевидно уже на следующий день.

В субботу 26 июля 1572 г. авангарды крымской армии вышли к Оке в районе Серпухова и с ходу уперлись в русские укрепления по левому берегу реки. К этому времени Воротынский уже успел стянуть свои силы поближе к Серпухову. Видимо, из района Каширы после 23 июля сторожевой полк был передвинут Воротынским примерно на 20—25 км западнее, на Сенькин «перевоз», а полк левой руки — ближе к Серпухову. В районе Сенькиного «перевоза» (он находился в 20 с небольшим километрах от Серпухова вниз по течению Оки) татары попытались с ходу преодолеть реку, однако в итоге на Сенькином «перевозе» татар встретили ратники сторожевого полка воевод князя И.П. Шуйского и В.И. Умногоколычева: «Первое дело было в субботу сторожевому полку князю Ивану Петровичу Шуйскому на Сенкином броду…»{367}. Обстрелянные артиллерией, поражаемые пальбой казаков и пищальников из-за «плетня», немногие татары смогли преодолеть усыпанный чесноком брод. Однако, выбравшись на левый берег Оки, они были контратакованы дворянскими сотнями и сброшены обратно в реку. Понеся потери, неприятель откатился назад.

Убедившись в невозможности с ходу форсировать Оку, Девлет-Гирей и его главный полководец Дивей-мурза изменили свой план действий. Они решили, связав боем главные русские силы, обойти серпуховскую позицию с флангов и, вынудив русских покинуть укрепления, переправиться через Оку и затем заставить «неверных» принять бой в открытом поле, где преимущество татар в коннице позволяло хану рассчитывать на успех с большими шансами. С этой целью часть татарского войска («полк» ширинских «князей» —?) во главе с Дивей-мурзой двинулась по правому берегу Оки вверх по течению, а ногаи под началом Тягриберди-мурзы — вниз по течению. Сам же Девлет-Гирей приказал разбить на правом берегу Оки под Серпуховом свой лагерь, поставить вагенбург и подготовить позиции для своего «наряда» с тем, чтобы с утра воскресенья 27 июля приступить к новой попытке прорвать оборону «неверных».

В ночь (скорее всего, под утро, на рассвете) на воскресенье 27 июля ногаи Тягриберди-мурзы начали вторую попытку форсирования Оки на Сенькином «перевозе». 20 тыс. татарских всадников сбили отряд из 200 русских детей боярских сторожевого полка, что охраняли «перевоз», «плетени исподкопали да перелезле на сию страну Оки реки…»{368} Очевидно, что численность ногайских всадников, участвовавших в этой атаке, многократно завышена. При таком прямо-таки былинном соотношении сил, 2 сотни против 20 тысяч, русские не продержались бы на позиции и нескольких минут — поскольку, как писал, к примеру, Дж. Флетчер, «ногаи почитаются лучшими воинами из всех татар, но еще более других дики и свирепы». Надо полагать, что татар все же было не 20 тысяч — дальше по тексту той же «Повести…» говорится о 12 тыс. ногаев и татар, вступивших в схватку с передовым полком (вот и выходит, что ногаев было меньше 10 тысяч. Кстати, потом, уже после того, как Девлет-Гирей проиграл эту войну, ногайские мурзы, решив вернуть себе расположение Ивана Грозного, покинули крымского «царя». Они обвинили его в том, что ногаи всегда были впереди, в авангарде наступающей татарской армии (выделено мной. — П.В.), вынесли на себе главную тяжесть войны, а хан их «не жаловал» и не защищал от набегов донских и запорожских казаков){369}. Точно так же и русских, защищавших Сенькин перевоз, было больше. Детей боярских неизбежно сопровождали их послужильцы, а на берегу за «плетнями» находились русские стрелки (надо полагать, большая часть 350 казаков, что были приписаны к полку, и даточные «люди с пищальми») и пушкари, обслуживавшие «наряд», что стоял «во двору» за «рвом». Так или иначе, но здесь татарам удалось добиться первого серьезного успеха.

Одновременно Дивей-мурза начал форсирование Оки западнее Серпухова, у села Дракино. «И было дело в неделю правой руке, князю Миките Романовичю Одоевскому да Федору Шереметеву, а Федор побежал и саадак с себя скинул, а дело было князю Миките одному…» Отметим, что в другом списке этой же разрядной книги последняя фраза процитированного отрывка звучит несколько иначе, более драматично — «…а дело было большое (выделено мной. — П.В.)…»{370} Полк правой руки был вынужден отступить и воины Дивей-мурзы сумели «перелезть» через Оку (кстати говоря, судя по всему, в ходе перегруппировки своих сил перед самым выходом татар к Оке М.И. Воротынский подтянул полк правой руки из района Тарусы ближе к Серпухову, а передовой полк передвинул на место полка правой руки){371}. Очевидно, сразу после этого татарский военачальник бросил часть своих сил вверх по течению Оки, стремясь связать боем передовой полк, стоявший к тому времени, надо полагать, где-то в районе Тарусы, и нанес поражение его авангарду. Скорее всего, именно об этом эпизоде и рассказывал в своих записках Г. Штаден. Правда, само описание стычки, вышедшее из-под пера Штадена, выглядит совершенно в духе незабвенного барона Мюнхгаузена — 300 русских всадников, вопреки первоначальному приказу, ввязались в бой с несколькими тысячами татар, и Штаден не только успел послать гонца с требованием оказать ему поддержку, но и получить от князя Д.И. Хворостинина отрицательный ответ. Получается, что Штаден в течение довольно долгого времени дрался с многократно превосходящими его малочисленный отряд татарами (что само по себе невозможно), но сила и солому ломит, и, так как Хворостинин не оказал ему помощи, то Штаден и потерпел неудачу. А вот если бы его поддержали, то… Одним словом, мнение Г.Д. Бурдея, принявшего откровения немецкого авантюриста за чистую монету, представляется ошибочным. К тому же сложно представить, что русские дети боярские подчинились бы безродному немецкому авантюристу{372}.

Таким образом, примерно к полудню 27 июля линия обороны русского войска по Оке была прорвана в двух местах сразу и главные силы русской армии, что стояли под Серпуховом, были обойдены неприятелем и с запада, и с востока. Между тем Воротынский не мог ни сразу начать отход, ни поддержать полки, подвергшиеся удару, так как Девлет-Гирей с утра 27 июля начал артиллерийский обстрел русских укрепленных позиций, связывая большой полк и полки правой и левой рук боем: «…Царь крымскый в недилю в 27 день из-за Оки стрелять ис полков велел с наряду по полком по нашим, по русским». Русская артиллерия по приказу М.И. Воротынского открыла ответный огонь. Канонада на Оке под Серпуховом продолжалась, если верить «Повести о победе над крымскими татарами…», «…день весь до вечера и два часа нощы»{373}, т.е. примерно с 5 часов утра и до 10 часов вечера. Все это время «большие» воеводы находились в напряжении, ожидая, что противник вот-вот начнет наступление главными силами и попытается прорваться к Москве здесь, под Серпуховом.