Чтоб услыхал хоть один человек - Рюноскэ Акутагава

это переносимо. Если же отказаться от такой софистики – экзамены малоприятное дело, тут уж никуда не денешься. (…)

Когда возникает необходимость, люди часто ломают размеренное течение жизни и действуют без оглядки. Но я в последнее время и духовно, и физически лишился былой энергии.

Ходил как-то к Приферу, он сказал, что нужно заняться итальянским. Читал по-испански стихи. Испанский, по-моему, самый лёгкий из южных языков. Я тогда подумал было, что и вправду стоит взяться за итальянский и испанский, но теперь не хочется. Хотя уметь читать по-итальянски совсем неплохо.

Один экземпляр «Синситё» отправил тебе. Я решил, что экзамены у тебя кончатся раньше, чем у нас, и ты ещё до двадцатого приедешь в свой городок у озера Синдзи. По существующему правилу участник журнала может получить не больше одного экземпляра.

Следующего номера у меня ещё нет, поэтому послать вместе с письмом не могу. Послезавтра пойду в университет на экзамен, тогда и отправлю. Ты получишь его через пару дней после письма.

Послезавтра сдаю Котту историю греческой и римской литературы. Это ужасно. Теокрит, Аполлон, Сайронид, Синсас, Апулей[164] – забыл, то ли это имена людей, то ли названия книг, то ли географические названия.

Рю

ПИСЬМО АСАНО МИТИДЗО

28 июля 1914 года, Итиномия

Ты, наверное, знаешь, что на курс старше меня учился студент по имени Хориути Рики. (…) Итиномия – его родина. И поскольку это родина Хориути, море здесь такое же, как и он, дикое, нецивилизованное. Морское купание тут только называется таковым – стоит войти в воду, волны сбивают с ног. На доске объявлений муниципалитета, установленной на пляже, не сказано: «Купание разрешено», но зато есть такое предупреждение: «Стойте спиной к волнам». Правильное предупреждение, а то наглотаешься воды. В первый день я здорово нахлебался противно солёной воды. В этом нецивилизованном море Хориути являет собой удивительное зрелище. Обвязав голову скрученным полотенцем, он читает вслух китайские стихи. А потом торжественно заявляет: «Прекраснее этого моря нет ничего на свете».

ПИСЬМО ЦУНЭТО КЁ

30 августа 1914 года, Синдзюку

В Итиномии я провёл около месяца. Каждый день, точно по обязанности, купался, спал после обеда. У меня не было поэтому буквально ни минуты свободного времени. Я всё время находился в движении и возвращался домой такой усталый, что было даже трудно прочесть газету.

Дзёка Рёхай скоро едет в Киото. Может быть, он обратится к тебе за помощью – очень прошу посодействовать ему. В будущем году на весенние каникулы я тоже собираюсь в Киото полюбоваться цветущей сакурой. Так что прошу тебя посодействовать и мне.

Дом в Табате уже готов настолько, что в начале октября можно будет переезжать. Расположение комнат на втором этаже примерно такое, каким мы с тобой его себе представляли. Всё сделано точно по плану.

Хорошо, если на зимние каникулы ты приедешь в Токио, и мы с тобой у тёплой жаровни встретим Новый год. Дом у нас будет просторней теперешнего, и ты не будешь ни в чём испытывать неудобств. На втором этаже две комнаты, и у нас с тобой будет по одной.

«Асахи» писала о жене Шредера. О том, какая она молодец, сколько сил отдаёт воспитанию японских детей. (…)

ПИСЬМО ХАРЕ ДЗЭНЪИТИРО

14 ноября 1914 года, Табата

Хара-кун, очень давно не писал тебе.

Из-за массы неприятных дел и занятости я без конца откладывал ответы на открытки, которые время от времени получал от тебя. Хочу надеяться, что ты по-прежнему здоров, но, может быть, у тебя иногда случается ностальгия? В конце октября я переехал в Табату. Это тихое место, всего в семи кварталах от Оно. Вскоре и сэнсэй переедет в дом, который находится посредине между нашим и домом Оно.

По-прежнему посещаю университет, но о том, как надоели мне бездарные лекции, – молчу. В последнее время на лекции по литературе совсем не хожу, но зато не пропускаю ни одной по греческой философии, которые читает Хатано-сан. Оцука-сан и Хатано-сан – преподаватели, которых я уважаю больше, чем всех остальных.

Говорят, в «Сиракабе»[165] будет выставка Блейка. В Японии Блейк очень популярен. В первую очередь как лирический поэт, а Блейк-мистик никому не известен. Поскольку книг его не достать. Один из моих товарищей собирался взять темой сочинения на выпускных экзаменах Блейка и хотел приобрести «Complete Works»[166] Блейка. Но к тому времени оно уже разошлось, а цена выросла до 85 иен за один том, так что он, в конце концов, вынужден был отказаться от этой мысли.

После того как началась война, немецкие книги не приходят, и это создаёт немалые трудности. Сейчас в университете читают лекции о Канте, а книг нет, и я чувствую себя не совсем уверенно. Книги заставляют ощущать, что идёт война, а всё остальное даже и мысли об этом не вызывает. К тому же я, в общем, сочувствую Германии. Этим летом, когда я жил в Итиномии, распространился слух, что начнётся война с Америкой, а сейчас всё успокоилось.

Вот о чём я серьёзно думаю, читая статьи о войне, так это о слабости Англии. Если даже она и победит в этой войне, Россия всё равно не будет считаться с ней в балканском вопросе. Мне её даже немного жаль. Правда, существует наследница английской культуры – Америка, и поэтому, если Англия погибнет, ничего страшного не произойдёт, но всё же… Из-за войны Окен, который должен был приехать в Японию, теперь не приедет. Он уже очень стар, и если в самое ближайшее время ему не удастся приехать в Японию, я боюсь, что он умрёт, так и не побывав здесь. В общем, война – штука нехорошая.

Американский сезон будет, видимо, интересным. Мне бы хотелось поехать в Америку в качестве ассистента профессора японской литературы в каком-нибудь американском университете. Но я не настолько глуп, чтобы надеяться на это.

Среди американских поэтов в Японии пользуется сейчас большой известностью Уитмен. Выходит много стихов в прозе в стиле Уитмена. И тем не менее японские поэты толком не могут прочесть даже «Leaves of Grass»[167], потому что не знают английского языка. Приближается зима. А зимой японцы становятся какими-то неопрятными. Думаю, я тоже становлюсь таким же. Что-то я приуныл. Зима как будто предназначена для людей Запада. Жёлтый подбородок не подходит для того, чтобы прятать его в воротник мехового пальто.

С интересом прочёл книгу, озаглавленную «Poor»[168] (она, правда, была для меня очень трудна). Но согласиться с кубизмом и футуризмом, как это делает автор, я