Философские обрывы - Иустин Челийский

сердца: ад в нас, ад вокруг нас. Как превратить наш ад в рай? – Исторгнуть из него все грехи, все пороки, всех демонов и вселить евангельское добро, евангельские подвиги, евангельские силы. Чем больше Евангелия вносится в жизнь, тем в большей степени жизнь становится раем. Этот мир был когда-то раем, люди самовольно превратили его в ад. Но святые восстанавливают рай силой своей чудотворной святости. Святой подвижник Кронштадтский всю свою жизнь и делал это: сперва в своей душе восстановил рай, а затем своей святой жизнью восстанавливал его в людях вокруг себя. Там, где останавливался Кронштадтский христоносец, там земля превращалась в рай. Оттуда, куда он заходил, убегало зло, и туда вселялось добро.

Своими евангельскими подвигами он всюду восстанавливает рай в русской душе.

Разве он не восстанавливает рай в русской душе, когда исцеляет бесноватых, изгоняет из них бесов? Вспомните: он исцелил бесноватого, который очень напоминал гадаринского бесноватого. Он исцелил бесноватую женщину, причем исцелил властными, евангельскими, всемогущими словами: «изыди вон!». И еще: исцелил человека, в которого, очевидно, вселился бес[182].

Безумие – это самое страшное проклятие, которое грех обрушивает на человеческое естество. А Кронштадтский святой исцеляет людей и от безумия. Потрясающие примеры таких исцелений описывает в своей книге И. К. Сурский. Достаточно было святому помолиться Богу, чтобы злой дух безумия оставил человека. Исцеление от безумия, разве это не возвращение человека в состояние до падения, в райское состояние? Но чудотворная сила Кронштадтского молитвенника равна апостольской. Не только сам он лично исцеляет от различных болезней, но то же самое делает и его одежда. Так, в Белграде несколько лет тому назад его шейный платок исцелил одну женщину от безумия[183]. Свидетели этого находятся среди нас. Не напоминает ли вам это Деяния Апостолов, где говорится о чудесах, совершенных головным платком апостола Павла?

Бесчисленны чудеса Кронштадтского чудотворца. Кто сосчитает их? Он исцеляет от всевозможных болезней. Перед нами проходят евангельские чудеса, одно удивительнее другого. Остановимся, однако, только на двух, которые как бы перенесены из Евангелия в наше время. Вот одно из них: святой чудотворец издалека исцеляет сына, отцу которого он говорит такие слова: «Иди, сын твой здоров». Другое чудо, в котором участвовал отец больной дочери, отец, который находится здесь, среди нас. Его дочь святой исцелил на расстоянии, евангельским образом, сказав отцу: «Да будет вам по вере вашей»[184].

Во многом Кронштадтский чудотворец напоминает свят. Николая Чудотворца. Потому что он во время земной жизни являлся на расстоянии и исцелял от разных болезней: сумасшествия, дифтерита, немоты.

Нам, православным, не надо возвращаться на две тысячи лет назад, чтобы увидеть евангельские чудеса. Вот они, среди нас, Кронштадтский апостол творит евангельские чудеса на наших глазах. Он даже мертвое дитя воскрешает. Разве это не евангельское чудо? Разве на наших глазах не проявляется многообразная божественная сила, которую Спаситель давал и дает Своим апостольским последователям, заповедуя им: больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте (Мф. 10:8)?

Своей евангельской жизнью и делами Кронштадтский апостол как бы пишет пятое Евангелие. Более того, он имеет дар прозорливости: он читает человеческие мысли, он видит в душе человеческой то, что только всевидящий Бог может видеть.

В чем тайна такого евангельского, апостольского чудотворства и силы? – В пережитом Евангелии, в исполнении евангельскими заповедями. Кронштадтский подвижник омилостивил себя евангельским милосердием, смирил себя евангельским смирением, омолитвил себя евангельской молитвенностью, олюботворил себя евангельской любовью, освятил себя евангельской святостью. И так исполнил себя чудесной и чудотворной божественной силой, которой не может противиться ни грех, ни смерть, ни диавол.

Если проникнуть в сущность личности святого, можно убедиться: у него все было в категориях Божественной Троичности: от Отца через Сына в Духе Святом. Вот что он говорит о Святой Троице, «Которою мы непрестанно все живем, дышим, мыслим и о Которой – скажу о себе – я непрестанно помышляю, Которую созерцаю, непрестанно призываю, прославляю, Которою очищаюсь, просвещаюсь, освящаюсь, избавляюсь от всех зол, Которою хвалюсь, радуюсь, Которою торжествую над всеми врагами видимыми и невидимыми, Которою обоготворяюсь – ибо Троица мое обожение, мое срастворение, когда я делаюсь искренним причастником Св. Христовых Таин и твердо стою во всякой правде»[185].

В преподобном отце Иоанне Кронштадтском осуществлен идеал христианина: обожение. Потому что в обожении – спасение. Человек не может достаточно надивиться величию этого подвижника земли русской. Он – ходячее Евангелие. Им шествует то святое Божественное чудо, которое явилось в этом мире в день святой Пятидесятницы и теперь проходит среди нас в его чарующей личности. Наше призвание – святость. По святому апостолу Павлу, призвание христианина – стать святым. Если мы христиане, то это означает, что мы кандидаты в святые. Различие между нами и святыми состоит не в природе, а в воле и решительности.

Православие имеет свою специфическую апологетику. Это – святость. И своих специфических апологетов. Это – святые. Православие успешнее всего апологизирует себя святостью. Потому что через святость святого Господь Христос являет Себя, проповедует Себя, объясняет Себя. Дивен Бог во святых Своих [Пс. 67:35]. Дивен и во святом слуге Своем – отце Иоанне Кронштадтском, настолько дивен, что неодолимо влечет к Себе все живые сердца и пробудившиеся совести. Нужно ли после Кронштадтского подвижника искать новые доказательства всеистинности и спасоносности Православия? Тот, кто имеет глаза, чтобы видеть, может видеть в Кронштадтском апостоле всю силу и всемогущество Православия. Тот, кто имеет уши, чтобы слышать, может слышать, как Бог и сегодня через нового апостола проповедует свое вечное Евангелие.

Меня особенно поражает милостивость святого апостола Кронштадтского. У него была милость для всех и вся. Движимый евангельским милосердием, он отдавал нищим все, что имел. Иногда отдавал даже плащ и обувь и раздетым и разутым возвращался домой[186]. Его милостивость простиралась на все существа. Он имел то «милующее сердце», о чьей милостивости так трогательно говорит святой Исаак Сирин. К любому человеку надо подходить милостиво, нежно и с любовью[187]. Вот какое правило рекомендует Кронштадтский святой: когда смотришь на какого бы то ни было человека, говори себе: «Сам Господь человека по всему был подобен этому человеку, кроме греха»[188].

Эту нежную сострадательность святой получал от своей молитвенности. Можно смело утверждать: он жил и дышал молитвой. Поэтому он очень много говорит о молитве как дыхании души. На вопрос, как он проводит свободное время, он отвечал: «Я молюсь, я постоянно молюсь. Я просто не понимаю, как можно проводить время без молитвы. Воистину – молитва