Повышение по службе - Александр Николаевич Громов

тот случай. Я разозлился, но не более того. Ладно… если я игрушка, то поиграй этой игрушкой. Разрешаю. Все равно я никуда не денусь.

К тому же игрушке предоставлена определенная степень свободы – как забавному хомячку в картонном лабиринте с препятствиями. Кто же возразит против свободы? Хомячок, и тот не против, если никто не гонит его вперед, а препятствия преодолимы.

Итак, что мне делать?

В корабле я навел шухер, на Лунной базе тоже. Теперь «Неустрашимому» не позволят взлететь и ни одну человеческую душу из него не выпустят, исключая, быть может, Горского и лопоухого, да и то не факт. Ну и черт с ними, потом разберусь. Интересно, что творится в штабе Космофлота? Хотя нет, это не слишком интересно. Гораздо важнее узнать, чем занято сейчас подлинное начальство наших визитеров…

Закрыл глаза, расслабился, прислушиваясь к себе, – нет, не знаю. Напрягся – все равно не знаю. Такая степень свободы для хомячка не предусмотрена. Зато я обнаружил, что могу мысленно осмотреть корабль, причем не по очереди, отсек за отсеком, а сразу весь, сделал это и убедился: моей тушки нигде нет. Вот и славненько, тыл чист.

Любопытно было бы посмотреть, какая беготня начнется внутри корабля, как только обнаружится, что я пропал неизвестно куда. Не увижу я этого, а жаль!

Я вновь продиффундировал наружу и повис над грунтом, невидимый и внимающий. Тень от моего тела убрал, даже не удивившись тому, как легко мне это далось. Стоило лишь захотеть, чтобы тень исчезла, – и нет ее. Со стороны куполов Базы, сильно пыля, поспешали угловатые, безобразного вида машины с мощными лазерами в манипуляторах – горнопроходческая техника, годная и в качестве боевой на случай ЧП. Четыре штуки. Они развернулись в цепь и охватили «Неустрашимый» полукольцом, готовые в случае чего проплавить в корпусе корабля столько дыр, сколько понадобится для того, чтобы корабль не представлял опасности для Базы. Какой такой опасности? А никому не известно. Но тем страшнее.

Начальство любого уровня твердо знает: прикрывая свою задницу, всегда лучше сделать что-нибудь бессмысленное, чем пребывать в бездеятельности.

Тьфу на них на всех.

Земной диск висел в черном небе там, где ему и положено (а куда он денется?), и казался меньшего размера, чем обычно. Наверное, Луна находилась в апогее. Значит, примерно четыреста пять тысяч километров… далековато.

Вот и проверим, какую скорость может развить хомячок.

Для начала я решил облететь вокруг Луны. Зачем – сам не понял. Просто захотелось. А для чего я превращал тапки в золото? Упражнялся, осваивая мир с целью понять, что я могу в нем, а чего мне не дано. Нормальная детская забава, неизбежная и где-то даже полезная.

Пять тысяч метров над поверхностью – достаточная высота, чтобы не впечататься в какую-нибудь лунную гору. Подо мной замелькали кратеры, большие и малые, с разрушенными и относительно целыми валами и центральными горками, отдельные пики, нагромождения скал, трещины и разломы, древние лавовые купола, так и не ставшие вулканами… Я развил такую скорость, что должен был улететь прочь от Луны по гиперболической траектории, однако без всяких усилий держался на круговой орбите. Когда меня вынесло на освещенную сторону и в глаза ударило солнце, я даже не успел зажмуриться, да и не было в том надобности: зрение мгновенно подстроилось и выдержало световой удар.

А как насчет рентгеновского излучения и солнечного ветра от нашего светила? Я не знал, но предполагал, что заряженные частицы проскакивают сквозь меня без задержки, словно это не протоны, а нейтрино, и жесткое излучение ничуть не вредит моей белковой сущности… или уже не белковой? Наверняка не белковой, а какой – без понятия. Эрлик объяснит, если захочет.

И если оставит меня в живых, между прочим! Поди угадай, какой каприз придет в голову галактическому координатору с замашками бога, как часто меняется его настроение и вообще какова его цель. Вот возьмет и вычеркнет меня из списка существ…

Да, но существо ли я теперь?

Наверное, просто какая-то сущность. Убить меня уже нельзя, а вот обнулить – вполне можно.

Разница в общем-то чисто техническая…

Весь полет над освещенной частью Луны я мучился вопросом, кто же я теперь такой, и досадовал на неполноту и неточность дефиниций, чем и спасся от приступа ужаса возможной смерти. А завершив облет – помахал Лунной базе ручкой и двинул к Земле. Как был, то есть в одних трусах.

Вырастить одежду не составило бы труда, но зачем? Во-первых, никто меня не видит и некого стыдиться. Во-вторых, и без тряпок на теле я не ощущал холода, а чтобы получить солнечные ожоги, мне теперь нужно нарочно захотеть этого, но на кой черт мне такие желания?

Еще и теперь транспортные корабли преодолевают дистанцию между Землей и Луной за трое суток. Хорошо еще, что не портят земную атмосферу выхлопом ракетных двигателей, а неспешно поднимаются на антиграве, но выше атмосферы подчиняются законам небесной механики, а главное, экономики. В принципе корабль может домчать до Луны за несколько часов, но это, как и нырки в субпространство, для экстренных случаев, когда экономить вредно.

Я покрыл четыреста тысяч километров минут за тридцать. Мог бы и быстрее, но отложил соревнование со световым лучом на потом. Однако начал торможение не раньше, чем земной шар занял почти все поле зрения.

И сейчас же испугался по-настоящему.

На Реплике Эрлик подарил мне новые способности – и они пригодились. На Лунной базе мое былое могущество растаяло как дым – и неожиданно вернулось. Почему?

Проще всего было бы предположить, что всему причиной педагогические экзерсисы Эрлика, и успокоиться, как успокаивается ребенок под присмотром надежного и доброжелательного взрослого, – ну а если это не так? Предположим, Эрлик отвлекся на какое-то важное – важнее меня – дело, а то, что происходит со мной, есть результат действия каких-то других, посторонних сил? В самом деле, что я знаю об Эрлике? Очень немногое, да и то с его слов. И если сейчас его подарки вновь испарятся – все равно по чьему велению, – меня ждет мало хорошего. К счастью, смерть от вскипания крови довольно легка – очень уж не хочется гореть в атмосфере…

Вряд ли кто-то обрадуется смерти, пусть и легкой, и я отнюдь не исключение. Сколько себя помню, меня никогда не тянуло на тот свет. Даже в подростковом возрасте, когда пустячная обида воспринимается как вселенский кошмар, я был весьма далек от мыслей о суициде. Потому и добился работы во Внеземелье, что понимал печенкой: дело надо