Повышение по службе - Александр Николаевич Громов

– Не стану, если заткнешься. – Мин Джи отвернулась. За спиной Василия Титос пробурчал что-то невразумительное и, как ни странно, замолк. Новая атака с фронта что-то задерживалась. Василий поднял взгляд к потолку и обмер.

Еще минуту назад гладкий, потолок оброс полушаровидными наростами. Они были похожи на сильно увеличенные капли конденсата и росли вниз, вытягиваясь прямо на глазах. Вот у них обозначились острия, вот они уподобились сталактитам, которых так недоставало… черт возьми, обошлись бы без них! Василий смотрел, не в силах отвести взгляд. Он догадался, что это новая атака, лишь когда сообразил, что сталактиты не соосны сталагмитам, что одно плотно войдет в другое, как зубцы застежки-молнии, и заполнит зазоры, не оставив ни пяди свободного пространства…

– Мин! – инстинктивно подавшись назад, заорал он дурным петушиным фальцетом.

Кореянке понадобилось полсекунды, чтобы увидеть, оценить и сообразить, но Василий, преодолевая задним ходом полосу препятствий, с предельной ясностью понял, что как раз этой-то половины секунды и не хватит Мин Джи, чтобы выбраться на эту сторону. Кореянка была проворна и ловка, она обтекала сталагмиты, как слаломистка флажки, но все равно не успевала. «Давай, давай!» – молил Василий и видел, что это бесполезно. А! Автомат!

Длинная бесполезная очередь, рикошеты… Сплющенные пули сыпались дождем. Василий бил в корень ближайшего сталактита, любая земная каменная сосулька обрушилась бы после первого попадания, а этой было хоть бы хны. Враг все-таки подстроил ловушку!

Мин Джи повернула назад. Понятно: поддалась панике. Зря, но это уже все равно: не успеет ни туда, ни сюда…

Оскалившись, Василий попятился мелкой трусцой, пустил гранату. Что еще он мог сделать? Позади пискнул Титос, и сейчас же грохнуло, оглушило, ударило в живот и грудь. Внутри что-то хрустнуло. Василий упал. Потеряв на время слух, он не узнал, крикнула ли Мин Джи перед смертью, и был рад этому.

Каменные челюсти сомкнулись. Отделив защитников коридора от птичек, шершней, а может быть, и от аллозавров, они равнодушно смяли кореянку. Разрыв гранаты не отколол ни одного зуба.

Василий кое-как взгромоздился на ватные ноги. В ушах звенело, перед глазами качалась захлопнувшаяся каменная пасть. Накатила слабость. Рука, пошарив по телу, стала мокрой и липкой. Да, конечно… осколки своей же гранаты. Аника-воин, неумейка… и себя не сберег, и кореянку…

Только одно и было хорошо: коридор захлопнулся. Если каменные челюсти не разожмутся, если противник не придумает еще какую-нибудь пакость, то все в порядке, атаковать ему вроде больше неоткуда… если же это не так – что ж, будем отбиваться до последнего. Делай что должно, и будь что будет. Черт, рана некстати. Не отключиться бы… Титос один не выстоит…

– Ты извини, но остаться должен только один, – послышалось за спиной, – и лучше я тебя, чем ты меня.

Василий не успел ни понять, что происходит, ни даже повернуться к греку лицом. Он еще успел почувствовать, как первая пуля ударила в спину, прошла, раздирая внутренности, насквозь и как весь мир наполнился невыносимой болью, но уже не ощутил следующих ударов и не видел, как темный полированный пол сначала медленно, а затем все быстрее несется ему в лицо. Как локомотив во сне. Как палуба той дурацкой баржи наяву…

Сейчас же пришлось зажмуриться от яркого света. Удивившись тому, что посмертное бытие, оказывается, существует, Василий поморгал, заслонился ладонью, а когда отнял ее от глаз, не сразу поверил увиденному. Он лежал на полу в трусах и майке, над ним матово светился потолок хорошо знакомой круглой гостиной, автомат и камуфляж подевались неведомо куда, сердце стучало отбойным молотком, но дышалось на диво легко. Никакого намека на раздирающую боль. Жив… Жив!

– С прибытием, – донесся откуда-то издалека, будто сквозь вату, знакомый голос. – Ты бы оделся, что ли.

Опять их было двое: курчавый панамец Хорхе с брюшком навыкате и белокурая бестия Ральф, только глаза у обоих теперь были шалые, а в позе – ни малейшей вальяжности. Кресла пустовали; Ральф в позе роденовского мыслителя, притом погруженного в великую скорбь, сидел на невесть откуда взявшемся здесь низком табурете, а Хорхе – просто на полу, привалившись к креслу и вытянув ноги. Но оба были в привычной одежде.

Василий кое-как перевалил себя в сидячее положение. Осознав, что незачем отсвечивать нижним бельем, он мигом вырастил на себе штаны и рубаху. Прежние способности вернулись, а как их не хватало там, в коридоре!.. Кроссовки оказались малы, и при попытке увеличить их на один размер они удлинились сразу на три, как у клоуна.

– Не торопись, – добродушно посоветовал Хорхе, – отдышись для начала.

Дельный совет. Василий дополз до ближайшего кресла и тоже привалился к сиденью спиной.

– В том коридоре… – с трудом выхрипел он, – у тебя как там было? Сталактиты со сталагмитами тоже смыкались?

– В каком еще коридоре? – Хорхе даже не удивился. – Никаких коридоров. У меня лес был. Только не такой, как у нас в Панаме, а… – Он повертел рукой, пытаясь изобразить, какой был лес, не изобразил и бросил. – Дрянной, короче, лес.

– А у меня пляж, – без энтузиазма сообщил Ральф, не меняя позы скорбного мыслителя. – Совсем маленький, песчаный. Песок рыжий, как кирпич. Скала слева, скала справа, скала сзади, а из моря лезла всякая мерзость. Потом – большая волна вроде цунами…

Покачал головой и замолчал, похоже, удивившись своему многословию.

– Ирвин отчислен, – сообщил Хорхе.

Василий даже не сразу вспомнил, кто такой Ирвин. Потом сообразил: фаворит, лидер по очкам.

– За что?

– А они с Ральфом, понимаешь, полезли на скалу, спасаясь от волны, ну один и столкнул другого. Кто кого – догадываешься?

– Зачем это Ирвину?

– Это ты у него спроси – зачем, – посоветовал панамец. – Я так думаю, наш умник решил еще увеличить дистанцию между собой и номером вторым, чтобы у Рудры не осталось никаких сомнений насчет того, кто лучший из кандидатов. Ну, у Рудры и не осталось никаких сомнений… Слышь, Ральф, теперь ты у нас фаворит.

– Иди ты знаешь куда? – обозлился Ральф.

– Что, не понравилось умирать? – покачал головой Хорхе. – Это пройдет. Слышь, Базиль, а тебя тоже убивали? Ну конечно. Даже не буду спрашивать кто. Все ясно. Кореянка жива-здорова, а грек отчислен.

– Откуда знаешь? – Василий раскрыл рот.

Хорхе прыснул.

– Посмотрел бы ты на себя, мертвец недоделанный… Ладно, не злись. Досталось тебе, вижу. Ничего, скоро оклемаешься, сам поймешь.

– Мин Джи точно жива?

– Точно, точно… не дергайся. Жива она. А что? – Темные глаза Хорхе загорелись интересом.

– А ничего, – отрезал Василий. – Кстати. Тебя тоже убивали?

– Смотря когда, – веско сказал панамец. – В этот раз – нет. А