Как рушатся замки (СИ) - Вайленгил Кай

Коморка, в которой она очутилась, служила чем-то вроде склада. Сломанные стулья на трёх ножках, столики, покрытые прожжёнными скатертями, груды хлама под серыми от пыли простынями, стеллажи без полок, паутина и грязь – вот, что составляло заброшенный интерьер. За обвисшими от старости обоями обнаружился крохотный проход – похоже, помещение давно не использовалось. Гулял сквозняк. Из-за низких потолков – за исключением места, откуда свалилась девушка, – приходилось перемещаться в полуприседе.

Из стены сочился свет. Отодвинув картину, Лис нашла отверстие вентиляции. Через него отлично просматривался обеденный зал.

«Проклятие! Малси!».

Она не увидела его среди работников «Картыма», стоявших у пустой барной стойки с поднятыми руками. В них целились из винтовок четверо солдат, тогда как высокий полный мужчина, чистый малиец по внешности, не переставал спрашивать, в чём их обвиняют. «Хозяин», – предположила Лис и угадала.

— Вы без подсказок не понимаете, мистер Джале?

Ей померещилось, что её органы засунули в мясорубку и хорошенько прокрутили. Внезапно затошнило, мозг будто прессом сдавило. Она забыла, о чём думала мгновение назад.

— Нет, – отрезал хозяин.

— Как – нет? Вы преступников укрываете. Её, например.

С этими словами Элерт Катлер толкнул между столов блондинку, которую Лис видела прошлым вечером. По инерции пролетев несколько шагов, та зацепилась за ковёр и рухнула на пол. От неожиданной боли она захныкала громче прежнего.

— Марилл! – воскликнул невидимый девушке мужчина.

— П-п-па-па, – выдавила девчонка разбитыми губами, встала на четвереньки, но никуда не сдвинулась.

Дорогу ей преградили мужчины в форме. Не в военной – это сразу обращало на себя внимание. Нашивки и значки на тёмно-зелёных кителях отличались и от обмундирования вигилей, лакированные козырьки на фуражках блестели, на погонах скромно красовались позолоченные полоски.

Катлер вальяжно подошёл к мистеру Джале, протянув документ. Сегодня он не надел перчатки, и бинты сняли, поэтому хозяин со смущением бросил взгляд на его руку.

Шрамы – зрелище неприятное. Никого они не украшали: ни мужчин, ни женщин.

— Ознакомьтесь, распишитесь. Я не тороплю. У меня в Льюите намечена насыщенная программа, я сроками не связан.

— Я не виновен, – промямлил Джале, держа свой приговор. Голос его задрожал от волнения. – Мне не рассказывали…

Канцлер по-доброму улыбнулся. Кивнул в сторону группы постояльцев. В его движениях возникли хищная мягкость и расслабленность, на которую Лис неосторожно повелась в их роковую встречу.

— И Первого министра вы не встречали? Газет не читали, радио не слушали, мероприятия не посещали, листовки не получали?

— Нет! Нет, я понятия не имею, как он выглядит!

— Конечно. Тогда вас оклеветали, получается? Подставили? – Хозяин открыл рот, чтобы подтвердить, однако Катлер с тем же несокрушимым спокойствием постучал по приколотым к приговору бумажкам. – Из вашей учётной книги страница. И показания жены. Сто раз подумайте, прежде чем соврать.

Мужчина затрясся, вцепился в бороду и с яростным выражением развернулся к поварам, официантам и горничным. Ближайший к нему солдат ткнул его в спину стволом винтовки.

— Куда?! Смирно стой!

— Я не виновен! – с отчаянием повторил он. – Жена не могла… Книги вела она… Это вы заставили её! Вы!

Приподнятое настроение канцлера никуда не испарилось. Он проигнорировал сжатые кулаки, спустил неуважительный тон. Лишь кивнул подчинённому, чтобы тот отвёл дуло. Лис занервничала не меньше людей в зале.

— В тайне от вас вела? Какова интриганка! А у меня сложилось впечатление, что она обычная зашуганная домохозяйка с тремя детишками на шее. Между прочим, ради них постаралась. У матерей сильные инстинкты, уговаривать не пришлось. Да и зачем отпираться, когда доказательства прямо тут? Так, господин министр?

Его не удостоили ответом. Он не расстроился. Покосился, хмыкнул как-то снисходительно. Блондинка не прекращала всхлипывать, размазывая по милой мордашке сопли и кровь.

— Мне почём з… – Хозяин осёкся, напоровшись на насмешливую мину Катлера. – Ко мне всяких на ужин заносит. Кухня отменная. Вы специально давите! Ничего у вас на меня нет! Жене незачем стучать.

— Плохо ты её колотил, раз не побоялась донести, – в шутку пожурил его пожилой офицер – единственный, кто носил звёзды на погонах. – Язык бы сразу отрезал. Для безопасности. Вот вам урок на будущее, молодёжь, – назидательно обратился он к военным: – женщин любить надо, а не хворостиной стегать.

У порога завыла собака. Почему-то Лис испугалась этого звука. Шарахнулась от вентиляции, затем, отдышавшись, придвинулась обратно. К Катлеру подскочил паренёк с планшетом.

— Зашли по зову желудка, а остались по велению сердца? На три-то месяца.

Он положил на барную стойку чистый лист и, неожиданно ухватив мужчину за ворот, нагнул над ним. Тот самый с планшетом сунул ручку.

— Бросай-ка ты дурачиться, мой тебе совет, – по-дружески мягко изрёк канцлер. – Смолчала бы жена, работники заговорили. Думаешь, не сдали бы? Сдали. Охота им что ли из-за тебя в тюрьму да со сломанными костями? На крайний случай соседи скажут. У них языки длинные. Мы с их наводок столько монархистов и их помощничков переловили – ты числа такого не знаешь. Я на вашу породу насмотрелся вволю.

Грудь мужчины с тяжестью приподнялась. Он зло зыркнул на своего обидчика.

— А ты! Ты – кто?! Вчерашний пособник короны! Убийца! Давно императору в ноги кланялся, а?! Давно с ним из общей тарелки ел?! Думаешь, самый умный, если смог под режим подстроиться?! С Россом спелся! Герой, страдалец! Мразь ты – вот кто! Все о твоих преступлениях помнят! Что делать будешь, когда за тобой пришлют?! Там послужной список с моим не сравнить!

Рука Катлера легко взметнулась к макушке Джале, и, сжав волосы, он чётким ударом приложил мужчину о столешницу. Раздались хруст, стон. На белую бумагу упали тёмные капли. Канцлер не выпускал его из хватки.

— Со мной церемонии разводить не будут. Пулю пустят где-нибудь посреди анфилады и обвинят врагов республики. А у тебя выбор есть. Продолжай ломать комедию или подпиши. Заодно припомни имена всех постояльцев. Ручку выдали, место для записи – тоже. Если что, зубов много, ногтей двадцать штук, а у меня времени полно. Через часок, глядишь, договоримся.

В подкрепление угрозы он вдавил хозяина гостиницы разбитым носом в дерево. Джале невнятно замычал.

— Это «я согласен»? У меня неважное настроение, так что не испытывай терпение. Пиши.

Его отпустили, и бедняга судорожно сжал письменные принадлежности. Катлер не запугивал ради забавы. Он собирался вытрясти из людей «Картыма» признание и не побоялся бы осуждения за количество жертв. У Лис перед глазами всплыл мальчик лет двенадцати – босой, в разодранной рубашке, с синяком на полщеки. Его волокли в дождь революционеры – к матери, сёстрам, отцу, выставленным в рядок у обезглавленной статуи императора. Он отбивался и кусался, пока человек с красной повязкой на плече не приложил его в висок прикладом. Умер мальчишка почти мгновенно – проломили череп. Лис до ужаса отчётливо запомнила пронзительный вопль его матери. Он прорезался через толпу – люди потупились, злорадство схлопнулось и некоторые пожелали поскорее убраться от страшной сцены. «Имперскую заразу» вырывали с корнем по методу суровых хирургов, боровшихся с опухолями. Чуть пропустишь – беда разовьётся по новой. Однако в её представлении идеалы революции с казнями детей не увязывались.

Она повторяла себе: не ей судить. Из истории плохое вычеркнут, следы расстрелов смоются с плит, ненависть растворят годы. Власть не деликатничала с аристократами, потому что иначе её бы ни во что не ставили. В переломную эпоху наверху удержаться ой как сложно.

— Везите в комиссариат. По комнатам пройдитесь, всех по машинам. Упустите кого – я за каждого спрошу. Лейтенант, под вашу ответственность. Я подъеду к пяти.

Пожилой офицер щёлкнул каблуками сапог. «Слыхали? Пошевеливайтесь! Ночь на дворе, нам с ними до утра возиться!» – распорядился он. Солдаты взбежали по лестнице на второй этаж. На Лис посыпалась пыль, она зажала ноздри, чтобы не чихнуть. Зал быстро пустел.