Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - Френсис Уэлч

же замешкался и пропустил ужин. Правда, я послал слугу в буфет, и он принес мне холодной еды и чай с бисквитами, и мы с начальником транспортной службы и майором Уайтом накрыли себе ужин.

Это очень красивый холмистый край. Поезд зачастую так петляет, что иногда, взобравшись на вершину холма, видишь прямо под собой то место, откуда ты только что приехал. Одно такое место хорошо известно именно благодаря этой своей особенности, и даже называется „Петля“. Лето еще не вступило в свои права, и хотя было уже начало июня, деревья еще не покрылись листвой, и на свету стволы и ветки казались очень тонкими. Выехав из Харбина, мы нигде не останавливались, делали остановки лишь для того, чтобы набрать воды или топлива, пока не доехали до Читы. Туда мы приехали ночью и оставались там до полудня следующего дня. Позавтракав довольно рано, я вышел из вагона, прошел за ограждение и оказался на вершине холма, с которого открывался чудесный вид. Окрестные леса украшали распустившиеся красные рододендроны, которые чудесно смотрелись на зеленом фоне. Я побродил по городу и сделал там несколько покупок. Я очень удачно приобрел цинковый тазик, чтобы пользоваться им в поезде, а также изящный медный подсвечник для моего купе, который мне нужен, когда отключают электричество, и глиняный кувшин, куда мы поставили собранные нами цветы. Я воспользовался возможностью сфотографировать на рынке нескольких бурят, они было начали протестовать, но затем смирились, а китайцы, как обычно, с криком и смехом разбежались. Они к этому относятся так, словно их будут щекотать. Вечером, накануне нашего приезда сюда, у меня был интересный разговор с одним молодым офицером, которого мы подвезли. Он пылкий монархист. У него на груди с левой стороны была приколота романовская лента с маленькой гофрированной Императорской короной. Он отказался сообщить мне значение этой ленты и, что было особенно трогательно, хранил неиссякаемую веру в Царскую Семью.

После Читы поезд проезжал по прекрасной местности, и это объясняет то, почему я решил закончить письмо позже (сейчас я пишу из Омска) — было бы непростительно не любоваться из окна местными красотами. Затем мы достигли озера Байкал и весь следующий день ехали вдоль его берегов. Часто дорога шла прямо над его водами. Восточная часть озера была наиболее живописной, поскольку на воде все еще оставались большие льдины, которые при солнечном свете казались светло-зелеными. Позади виднелись довольно высокие холмы — некоторые порядка 700 метров, а что касается самого озера, то оно расположено на высоте 500 метров над уровнем моря, то есть мы в это время находились довольно высоко. Ветер был также довольно холодным, поэтому деревья словно ежились, а не стояли горделиво, как это было полтора дня назад. А в целом, на всем побережье не так много красивых видов, потому что береговая линия очень прямая, и лишь временами появляются какие-то изгибы. Только тогда можно охватить взглядом всю панораму серо-голубой воды с большими сверкающими светло-зелеными льдинами, песчаный берег с вкраплениями минеральных пород разных цветов и оттенков, от нежно-розового до светло-коричневого. А когда береговая линия изгибается, возвышающиеся горы являют чудесную панораму. Подножия гор поросли зеленой травой и кустарником, но дальше почва становится каменистой, а вершины покрывает снег нежно-жемчужного цвета. Издали очень трудно в точности описать цвета, все эти оттенки желтого и голубого, такие красивые под северным солнцем. К сожалению, я не смог ничего сфотографировать, потому что невозможно сделать хороший снимок с движущегося поезда. А то, что можно увидеть на станциях, ничего примечательного собой не представляет.

Ближе к вечеру железнодорожный путь резко сворачивает налево, оставляя озеро позади, и движется к Иркутску вдоль береговой линии. Последняя часть пути проходит через множество тоннелей, пусть и коротких, но весьма многочисленных. Всего их порядка шестидесяти, если я правильно запомнил. К счастью, они не были разрушены большевиками, и мы прошли их довольно быстро. Потом поезд прибывает на последнюю станцию у озера, где стоит без дела паром, на котором раньше перевозили через озеро поезда, пока не построили объездную дорогу. Нам сказали, что в Иркутск мы прибудем около девяти часов. Вскоре после того, как нам это сообщили, наш машинист удивил нас. Поезд набрал, если можно так выразиться, сумасшедшую скорость. На пол полетели вещи, моя пишущая машинка упала со стола, к счастью, обошлось без серьезных последствий, а наш сейф оказался у противоположной стены сам по себе, а ведь чтобы его поднять, требуется несколько человек.

Почта едет во Владивосток.

Поезд тронулся, и нам открылся чудесный вид на реку. Мы договорились отобедать раньше обычного, чтобы у нас было достаточно времени после приезда в Иркутск. Во время обеда мы получили приятное известие: железнодорожники заверили нас, что мы приедем около одиннадцати. Выяснилось, что мы уже подъезжаем к городу на берегу реки Ангары, вытекающей из озера Байкал, от которого мы недавно отъехали. Очень приятно любоваться городом, освещенным солнцем, подъезжая к нему так, как подъехали мы — с другой стороны реки. Издали город очень похож на все русские города, построенные, в основном, в середине прошлого века. В нем также множество церквей с колокольнями и куполами, здания с простыми, но гармоничными пропорциями, деревья и сады, а также деревянные дома.

Однако мы не рассчитывали приехать так быстро. Британскому консулу, который как раз пришел узнать у начальника станции время нашего прибытия, сказали, что мы приедем в одиннадцать. И в этот самый момент подошел наш поезд. К сожалению, консул принес с собой несколько телеграмм и ответных сообщений. Первые надлежало расшифровать, вторые, напротив, зашифровать. Эта утомительная работа отняла два часа, и мы так и не успели выйти из поезда. Кончилось это тем, что начальник станции (которому не терпелось побыстрее от нас избавиться), сказал, что самым лучшим и безопасным для нас будет уехать отсюда как можно скорее, и мы уехали где-то около одиннадцати часов, даже не выйдя на станцию. Это был второй раз, когда я проезжал через Иркутск, так и не увидев самый красивый город Сибири. На следующее утро мы уже подъезжали к „опасной“ зоне, но в действительности мы так и не…» [пропуск].

Письмо кончается здесь. Но Гиббсу не пришлось ехать в «опасную зону»: он находился в Омске, наслаждаясь свободой, которую давала служба в дипломатической миссии. У него было много друзей. Еще в начале января Гиббс получил письмо от одного из своих друзей в Екатеринбурге. Оно предназначалось штабс-капитану П. Н. Зубову, служившему в Политическом отделе в Ставке Верховного главнокомандующего:

«Штабс-капитану