Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин

Смотри внимательно на солнце. Представь, что это такой падающий огненный шар… Видишь?

– Вижу, – сказала Няша.

– Он как бы космонавт, горящий в атмосфере. Летит вниз, почти параллельно горизонту. Выставил плечо вперед, и оно вместе с головой раскалилось. Печальный такой.

– Да, теперь вижу, – кивнула Няша и сильно сжала руку Ивана. – Он на демона похож.

– На какого демона? Почему?

– Да нет, не на демона, а на картину. Был такой древний художник Врубель, он рисовал печальных демонов. Они у него очень красивые, загадочные и грустные. Непонятно, что с ними приключилось. По настроению похоже.

– Не видел, – сказал Иван. – А теперь, смотри – он как бы от чего-то убегает. Оглядывается. Видишь?

– Не убегает, а уносится, – поправила Няша. – Он летит.

– Самое красивое утром бывает, – сказал Иван. – Там лица появляются. Спокойные, счастливые. Молодые, старые. Разные.

– Это опять под туманом надо?

– Ага. Но ты лучше не пробуй одна, можно глаза попортить…

Кабинка уже поднялась в высшую точку траектории. Глядеть на заходящее солнце было приятно и грустно.

– Так ты в него правда веришь? – спросила Няша. – Что он тебе банку пошлет?

Иван подумал, как ответить, не попортив карму.

– Знаешь, – сказал он, – кукуха ведь все слышит. Но я тебе так скажу. Свидетели бывают разные. Некоторые верят в Прекрасного как в Невыразимого. Ну типа как в бога. А некоторые просто надеются, что им на этой дорожке банка обломится, типа как в лотерею. Если профайл будет правильный. Я ведь тебе говорил, где учусь. По линии гужевого транспорта до банки доехать трудно, это только Гольденштерн смог. Только не тот, а другой. Думай сама…

– Ты меня запутал, – сказала Няша, покачиваясь у окна из стороны в сторону. – Я больше не хочу думать.

– Я тоже, – ответил Иван.

Он прижался к ней сзади – именно так, как хотелось весь день, когда он глядел на ее спину – и почувствовал, что второй раз вполне реален. Уже прямо сейчас. Няша тоже почувствовала.

– Только давай теперь медленно, – попросила она. – И не надо больше прямо туда, хорошо?

– Ты же на таблетке, – сказал Иван.

– Просто негигиенично, – ответила Няша. – Но если очень-очень хочется, то можно. Хочешь, канатку включим?

Иван недоверчиво поднял брови.

– А у тебя что, есть?

Няша улыбнулась.

– Ну сердомолочка, – покачал головой Иван. – Ну проказница…

– В тихом омуте черви козыри, – хихикнула Няша. – У нас в уставе ничего про канатку нет.

– А что ты молчала тогда?

– На приходе не люблю, – сказала Няша. – А вот когда отпускает, самое то. От глюков спрячемся.

– Смотри, – сказал Иван, кивая в окно, – даже небу за тебя неловко. Такие вещи предлагаешь… Но я вообще-то за.

Небо на западе действительно было пунцовым, будто от возбуждения или стыда. Было еще светло, но солнце уже скрылось за тучей, похожей на фиолетовый линкор. Кабинка начинала спуск.

Надо было спешить – оставалось всего полчаса.

Няша достала из сумочки две стальные пилюли, соединенные тонким проводом.

– Ух ты, – сказал Иван. – Так это канатка у тебя. А я подумал, наушники. Японская?

– Да, – ответила Няша. – Самонастройка с реверсом. Не бойся, имплант не выбьет. Я раз пять на ней каталась уже.

– Я и не боюсь, – сказал Иван.

Взяв холодную пилюлю, он вставил ее в левое ухо.

– Как пуля.

– Темная ночь, – тихо запела Няша услышанную в аллее военную песню, – один пуля застрял в провода… Другой пуля всю ночь напролот за грузином ганалса…

Ночь и правда была уже здесь – хотя пока что в виде слабого трехпроцентного раствора. И ночь была нежна.

Иван положил руку Няше на грудь и почувствовал, как чья-то ладонь легла на его кожу. Он сжал ее сосок – и чьи-то пальцы сдавили его собственный, тут же набухший в ответ.

Канатка работала безупречно – он теперь одновременно был Няшей, глядящей в окно на сгущающиеся сумерки, и парнем, неторопливо исследующим каждый сантиметр ее тела. Причем, что было особенно круто, он чувствовал его даже лучше, чем свое.

– Классно, – сказала Няша. – Давно у меня такого стояка не было… Реверс включим?

– Давай, – кивнул Иван. – Только задержку покороче, чтоб без дрожи.

Няша отбила сложную чечетку пальцем на стальной пуле в своем ухе, и Ивана качнуло. У него закружилась голова – пришлось опереться на стену кабинки.

Он теперь чувствовал не просто Няшу, но и то, как она ощущает его самого, и как ей это странно и прикольно, а потом замечал, как она ловит докатывающееся до нее эхо этой воспринятой им странности – того, что он знает, что она знает, что он знает, и так до бесконечности: каждое движение рук и касание губ отражалось в двух повернутых друг к другу зеркалах и превращалось в бесконечный коридор догоняющих друг друга вспышек.

– Задержка норм? – спросила Няша.

– Идеальная.

– Как калейдоскоп, да?

– Только не сжимай так, – попросил Иван. – Мне больно.

– Это не тебе больно, – сказала Няша. – Это нам.

– А распухнет у меня, – ответил Иван.

– Мещанин, – засмеялась Няша.

– Я, между прочим, тоже могу больно сделать, – сказал Иван.

– А я, может быть, провоцирую.

– На тогда… Вот. И вот. Так нравится?

– А тебе?

– Мне нет. Как будто собака за сиську кусает.

– А ты чувствуешь, как мне нравится, что тебе не нравится?

Иван подумал.

– Чувствую на периферии. А ты чувствуешь, что мне не нравится, что тебе это нравится?

– Ага, – восхищенно выдохнула Няша. – Как же круто.

– Да, – согласился Иван. – Офигительно. Так только на тумане бывает.

– Я сейчас трахну нас в одно место, – сказала Няша. – Прямо у окна. Можно?

– Можно, – ответил Иван. – А ты подготовилась?

Няша захихикала.

– Сердомол всегда готов.

– Тогда оттопырься ко мне. И не высовывайся, а то дрон подлетит…

– Я в курсе, – сказала Няша и потянула вверх платье. – Давай… Вот так. Давай сильнее, не бойся… Вот… Вот. Ты чувствуешь, как я тебя деру?

– Угу, – морщась, ответил Иван.

– Быстрее… Быстрее… Я деру тебя как сидорову козу. Я деру тебя как врага России. Как сраного Гольденштерна…

– ГШ-слово не говори только, – прошептал Иван. – Карму попортишь. Себе и мне.

– А тебе-то почему?

– Мне минус будет за то, что я с тобой общаюсь.

– Ты со мной просто в одной кабинке едешь, – ответила Няша. – Быстрее… Быстрее, пожалуйста… На тебе, сука… На тебе, Гольденштерн… На… Не тормози только, милый…

– ГШ-слово больше не говори, – сказал Иван.

– Хорошо. На тебе, баночная гнида. На тебе, кровосос. На, на… А-а-а-а-аааааааа!

– Не кричи так, – попросил Иван. – Дрон прилетит.

– Ты же меня сам пальцем там трешь, – прошептала Няша.

– Я не тебя, а себя… Тебе как?

– Мне да… А тебе?

– Мне сложно, – сказал Иван. – Ты противоречивая.

– Не бойся диалектики. Порвем очко Гольденштерну…

– Я бы тебя сейчас ударил, – засмеялся Иван, – но боюсь, тебе понравится.

– А почему ты боишься?

– Потому что мне тоже больно будет.

Няша высвободилась, повернулась к Ивану, потянула его к себе и поцеловала.

– Давай теперь по-нормальному, – сказала она, садясь в кресло и поднимая ноги. – Иди сюда… Да. Быстрее… Только не