Звезда заводской многотиражки 3 - Саша Фишер

А бывали… вот такие.

Когда читаешь и не веришь, что это я написал. Сам, своими собственными пальцами. Своими мыслями и чувствами.

Тоскливый взгляд худощавого мужчины сквозь решетку на окне. Женщина с потрясающим профилем держит перед собой растопыренные ладони, словно пытается от чего-то защититься. Парень, сгорбившись, сидит на стуле.

Не понимаю, как Мишка этого добился. Я же был в этой больнице, видел ее убогость, обшарпанные стены, пол со щелями в палец. И на фотографиях это все тоже было, только каждая чешуйка краски казалась продуманной частью композиции, а из каждой щели в полу выглядывало не то вековечное зло, не то инфернальное безумие.

Эстетика отвратительного.

— Я знал, что вас нужно оставить с этим журналом наедине, — тихо сказал Феликс Борисович, когда я закрыл журнал и вернул его на столик.

— Мы отлично поработали, Феликс Борисович, — сказал я и наконец-то сел. Губы сами собой расплылись в улыбке. — Даже если завтра меня убьют, то все уже было не зря.

— Иван, что за глупости ты говоришь?! — возмутился Феликс. — Что значит, убьют? С чего вдруг такие ужасные мысли?!

Он замер над открытым глобусом, ухватившись за горлышко бутылки и посмотрел на меня.

— Не обращайте внимания, — усмехнулся я и смахнул с уголка глаза выступившую слезинку. — Иногда я просто слишком сентиментален. Особенно вот в такие моменты.

— Иван, точно все в порядке? — Феликс прищурился. — Под этой статьей нет вашего имени, может быть, я был некорректен?

— О, нет-нет, Феликс Борисович, с этим как раз все в порядке! — я рассмеялся. — Главное, что сам материал увидел свет. И люди его прочитают. И задумаются. А есть там мое имя или нет, им ведь на самом деле неважно…

— Им может и неважно, — нахмурился он. — А вам?

— Вы удивительно чуткий человек, Феликс Борисович, — сказал я серьезным тоном. — Я и в самом деле хотел кое о чем поговорить. Но это не имеет отношения к нашей с вами работе. Просто мне нужен… умный собеседник. Умеющий хранить тайны.

— Так… — Феликс вытянул бутылку из глобуса и поставил ее на стол. Добавил хрустальные рюмки. Сел в кресло, сделав жест, отбрасывающий назад фалды несуществующего фрака. — Давайте мы с вами для начала отметим нашу публикацию. А потом я весь ваш.

Я рассказал ему все. Ну, почти все. Без уточнения, что на самом деле меня зовут Жан Михайлович Колокольников, и я прибыл из будущего. О своем пробуждении в морге, об авторучке с раздевающейся девушкой в красном, которая каким-то волшебным образом оказалась в кармане моего брата. О Прохоре, которого я пытался безуспешно вывести на чистую воду. О лыжной прогулке. Об Ане, которая убежала от меня в Закорске с криками и воплями. Об Анне и ее сыне, поступившем в Бауманку. О матери. О настоящем своем отце, с которым случайно столкнулся в ресторане.

Он внимательно слушал. Покачивал головой. Иногда отводил взгляд и поворачивался ухом, словно, чтобы лучше слышать. Не перебивал. Не возражал. И даже не пытался долить еще коньячка в наши рюмки, чего я, на самом деле, опасался больше всего. Хотелось сохранить трезвый рассудок, по крайней мере, пока я это все излагаю.

Было еще кое-что, чего я опасался. Я рассказывал ему эту историю с именами. И, называя каждое, нервно напрягался и вглядывался в лицо Феликса. Как будто ожидая блеска узнавания в его глазах. Опасался, что в каждый момент может оказаться, что он тоже каким-то боком имеет ко всему этому отношение. Например, что Прохор — это его какой-нибудь давний приятель, а с моим отцом, тем, который Михаил, а не Алексей, они играют в бильярд каждый четверг. Но нет, ничего такого не происходило.

Потом я замолчал и посмотрел в сторону окна.

Феликс тоже молчал, ухватив себя пальцами за подбородок.

— Мне нужен совет, — нарушил я молчание. — Совет взрослого человека, не имеющего ко всей этой истории никакого отношения.

— Хм… — многозначительно изрек Феликс Борисович, переплел пальцы и хрустнул суставами. — А вы не думали обратиться в милицию?…. Хотя нет-нет, беру свои слова обратно! Боюсь, что милиция в этой ситуации… не будет полезна… А может быть…

Глаза Феликса затуманились, он надолго задумался. В моей голове тоже крутились шестеренки мыслей, правда скорее вхолостую. Безвыходная какая-то ситуация. У меня нет ничего конкретного, одни подозрения и старая история с подаренным кольцом. Я подавил смешок. Отличная вообще ситуация. Я сижу перед психиатром и рассказываю ему, что меня хотят убить. Мой брат и еще один хрен из министерства внешней торговли. Сейчас он поправит очки и скажет: «Ну что ж, батенька, мы с вами имеем типичный случай мании преследование…»

— Иван, я думаю, вам стоит написать в прокуратуру, — вдруг сказал Феликс Борисович. — Или в КГБ. Анонимно. Поделиться своими подозрениями, приложить к письму все соображения, возможно, кое-где сгустить краски.

— Эээ… — я удивленно заморгал. — Но у меня же нет никаких доказательств…

— Поиск доказательств, молодой человек, это не ваша забота, — назидательно проговорил психиатр и поднял указательный палец. — У соответствующих контор для этого есть целые отделы, в обязанности которых входит реагировать на подобные сигналы. Если этот ваш Прохор Нестеров действительно нечист на руку, то подобное внимание к его персоне его по меньшей мере отвлечет.

— Но разве есть гарантия, что соответствующие органы просто не выбросят мое обращение в корзину, как что-то незначительное? — спросил я.

— Вероятность такая, разумеется, есть, — сказал Феликс, откручивая крышечку на бутылке. Янтарная жидкость полилась в рюмки. — Иван, у меня сейчас есть очень большой соблазн списать то, что вы мне рассказали, на вашу не в меру разыгравшуюся юную фантазию. Но за время нашей работы я успел достаточно вас узнать, чтобы понять, что вы, конечно, человек не без странностей, но к пустым подозрениями не склонный. Кроме того, ваше умение обращаться с русским языком — это… это… В общем, я бы на вашем месте приложил все усилия, чтобы ваше письмо не выбросили в корзину. Уверен, если вы постараетесь, то сможете это сделать.

Мне не спалось. Я ворочался на кровати в гостевой спальне Феликса Борисовича и обдумывал его совет. Мы говорили почти до двух ночи, прикидывая, как могли бы повести себя все герои данной драмы. Сошлись на том, что в мою пользу играет то, что ни Прохор, ни Игорь не очень бы хотели пачкать руки напрямую. Ну то есть, вероятность того, что мой брат заявится прямо в редакцию и пальнет в меня из двустволки на глазах у всех исчезающе мала. Это позже, в будущем, хоть