Феномен - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нагнав свою колонну, я обогнал её и встал впереди. Отметил, что осталось восемь танков, причём один снова буксировали на тросах. Но все четыре «тридцатьчетвёрки» были целыми, хоть и сильно побитыми. Ещё утром они были новыми, покрытыми свежей краской, а сейчас казались вышедшими из преисподней, не у меня одного в броне застряли болванки. От десанта осталось едва два десятка бойцов, от пулемётного взвода – два пулемёта. Досталось расчётам, хорошо их проредили, множество бинтов белело.
Зенитка и грузовики пулемётного взвода ждали в низине, пулемёты до них докинули на корме танков. И вот прилетели немцы, целая группа штурмовиков, я насчитал аж двенадцать штук: видимо, очень сильно немцы с дороги на нас нажаловались.
Когда штурмовики выстроились в круг и, включив ревун, стали падать вниз, одна зенитка сдержать такой вал, конечно, не могла, но её поддержали десантники из стволов винтовок и пулемётов. А танки и грузовики, покидая дорогу, вдруг все рванули в разные стороны, чем доставили значительные неудобства немцам: каждый танк приходилось бомбить отдельно, а он ведь не стоит, а вполне активно маневрирует.
Бомбёжка была страшная, но, к счастью, обошлось, потери мы не понесли, кроме пробитых осколками колёс грузовиков. Пятнадцать минут потратили, чтобы вернуть им ход. Даже зенитка осталась целой, хотя немецкие лётчики накрывали её первой. Ну, так она не стояла, а тоже перемещалась. В принципе, все остались при своём: и мы целые, и немцы, хотя два из них с дымами уходили, сам видел.
На воздушного разведчика я разозлился, а потому механик по моему указанию спустил танк в воронку кормой вниз, задрав передок, и я, прицелившись, пустил осколочный снаряд. Разведчик, находившийся на трёхкилометровой высоте (с двух его наша зенитка шугнула), рассыпался на конфетти. Прямое попадание. Выстрел произвёл впечатление на танкистов: они понимали, насколько он золотой.
Обойдя Кобрин, мы перешли дорогу и в нужном месте встретились с нашей тыловой колонной. Вид наших танков ясно свидетельствовал, что мы недавно вышли из боя. У одного Т-26 была пробита лобовая броня, пробоина размером с кулак, но двигался сам. Там погиб механик-водитель, его уже заменили.
Тыловая колонна ждала нас на опушке леса. Загнав туда же танки, я отдал несколько приказов. Пока экипажи пополняли боезапас и топливо, приводили в порядок технику, копали могилу погибшим, я делал записи в боевом журнале. Чуть позже пообедали щами, приготовленными поваром.
После похорон и обеда мы провели проверку и в целом готовы были выдвигаться, даже потерявший ход танк восстановили.
Перед выходом я построил всех, включая тыловиков, и сказал следующее:
– Товарищи командиры и красноармейцы. Недавно у нас был бой, первый и тяжёлый. Замахнулись мы на добычу, которая была нам не по зубам, но сильно потрепали немцев. Потери мы понесли немалые: три лёгких танка, один из них с экипажем, семь погибших и восемь раненых, восемь курсантов, пропавших без вести и также внесённых в списки погибших.
Однако и немцы понесли немалые потери. Хотя колонна по факту не была уничтожена, пустили мы кровушку противнику. Ведя огонь, я наблюдал за ходом боя и отмечал, какие потери несли немцы. По моим подсчётам, это двенадцать средних танков четвёртой модели, пять третьей и тринадцать второй, шесть пушечных броневиков, четырнадцать бронетранспортёров, пять десятков грузовиков и лёгкая гаубичная батарея. Это я перечисляю те танки, которые горели, а это значит, они уничтожены: после этого их только на переплавку. Подбиты, но могут быть восстановлены одиннадцать танков разных систем, три бронетранспортёра, два броневика, три десятка грузовиков. В людях, по моей оценке, около двухсот солдат и офицеров.
Хочу заметить, что самый значительный урон в этом бою нанёс немцам пулемётный взвод. Все грузовики и часть бронеавтомобилей на их счету. Выношу благодарность всем участникам боя. Но вместе с тем хочу заметить: слабо, товарищи, очень слабо. Нам не хватало количества пушечных стволов и опыта, будем нарабатывать.
Поэтому ставлю задачу: разведке покататься по дорогам, не попадаясь на глаза немцам, и поискать брошенную нашими отступающими войсками технику. При возможности взять языка: хочу знать, кто против нас воюет. Танкисты, готовьте машины, сегодня будет ещё одна засада. После этого всю ночь будем уходить к Пинску. Завтра – новая засада. Через полчаса выдвигаемся. Свободны.
Строй распался. Бойцы и командиры возбуждённо обсуждали услышанное: количество побитой вражеской техники их впечатлило, а ведь это я ещё принизил, записывая только то, что точно видел. Разведка на своём пикапе уже укатила, чуть позже и мы начали готовиться к выдвижению.
А авиация противника нас искала, новый разведчик постоянно висел в воздухе. Он нас и засёк, наведя на нас шестёрку «лаптёжников».
* * *
– Вроде тихо, – сказал я, разглядывая в бинокль окраины деревушки.
Мой заряжающий, лежавший рядом, задумчиво покусывал травинку, держа в левой руке цевьё СВТ. Всего за пять дней он из мальчишки-курсанта превратился в опытного фронтовика.
Наша сборная группа просуществовала ровно двое суток (причём день формирования я тоже считаю) и погибла утром двадцать четвёртого июня в местечке у села Иванова, недалеко от Пинска. Погибла глупо, погибла подло.
Тут вообще как история пошла? После засады у Кобрина мы двинули к Пинску. Дважды переживали налёты, потеряли один грузовик и танк Бурова: прямое попадание, экипаж погиб. Я взбесился и, сменив наводчика на зенитке, ссадил с неба четыре «лаптёжника», расстреляв и лётчиков, прыгнувших с парашютами. Однако, найдя отличное место для засады, авиаразведчик к тому моменту уже улетел.
Наши пограничники за это время нашли несколько брошенных единиц техники. Я отправил старшину с танкистами, и они пригнали два Т-26, БА-10 и три грузовика, все на ходу и без топлива. Тут же сформировали экипажи, пополнили всем, что нужно, и они участвовали в засаде.
Себе разведчики добыли два мотоцикла с колясками. Один был наш, брошенный без бензина, второй – немецкий: встретили из засады мотопатруль на двух мотоциклах, один расстреляли, второй захватили. Ещё и языка мне привезли, пусть раненого, но говорить мог. Да и карта у патруля была, уже легче. Никого не удивило, что я хорошо говорю по-немецки, единственный полиглот в нашем отряде.
А засада удалась.
