Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945 - Максим Валерьевич Медведев

армии. Офицеры носили польскую военную форму одежды. Вопросами отзыва советских офицеров из дивизии ведал уполномоченный Ставки Верховного главнокомандования по иностранным формированиям.

30 декабря 1944 г. было издано постановление Государственного Комитета Обороны № 7248с, развивающее ранее изданное положение. Согласно документу, советские генералы и офицеры считались откомандированными, продолжая состоять на действительной военной службе в Красной армии. Они сохраняли советское гражданство и не принимали польской военной присяги. В порядке выполнения боевых заданий и приказов, а также несения внутренней службы они подчинялись командованию польской армии и при нарушении воинской дисциплины или совершения воинских преступлений несли ответственность согласно положениям, действующим в польской армии (кроме преступлений, караемых высшей мерой наказания). Польское главное командование своей властью могло присваивать и лишать воинских званий до полковника включительно. Генеральские звания присваивались с согласия Наркомата обороны СССР[834].

Относительно служебного и бытового положения советских офицеров в архивных документах содержится немало свидетельств, что в польских частях они испытывали определенный дискомфорт. Им были чужды польские национальные традиции, они не могли принимать участия в торжествах, важнейшая часть которых была связана с католическим календарем (Пасха, сочельник, Рождество и т. д.). С другой стороны, и советские офицеры воспринимались польскими сослуживцами как соперники, пользующиеся конкурентным преимуществом, хотя это никогда не озвучивалось впрямую. К тому же многие поляки испытывали неприязнь к большевизму и видели в советских офицерах проводников коммунистической идеологии.

Материальное содержание советских офицеров с момента передачи их в распоряжение польского командования было крайне скромным – в среднем 1500 злотых в месяц. Для сравнения: польская домработница при бесплатном питании получала около 1100 злотых. Польская валюта имела более низкую покупательную способность, чем советские рубли. «Наши офицеры, – отмечалось в одном из докладов в ГУК НКО, – работают полуголодными. Кормят очень плохо»[835]. На семьи советских офицеров польским правительством не выделялись пайки, в связи с чем немногие офицеры могли себе позволить приезд семьи из Советского Союза. Кроме того, советские офицеры были лишены возможности конвертировать валюту и отправлять деньги семьям на родину. Лишь в конце 1945 г. по ходатайству в этом отношении начались подвижки.

Польские офицеры, как правило, имели побочные доходы – как легальные (предпринимательство, домашнее хозяйство, поместья), так и нелегальные (поборы, спекуляция), за счет которых они могли «безбедно жить»[836]. Советские коллеги при аналогичном доходе и отсутствии централизованного снабжения (в Польше сохранялась рыночная экономика) были лишены этих «привилегий», а если «пускались во все тяжкие», то немедленно дискредитировались польским командованием, требовавшим откомандировать таких офицеров.

Большинство советских офицеров не владели польским языком, что, как отмечалось в одном из докладов в апреле 1944 г., «создает для них некоторую трудность в руководстве частями и соединениями»[837]. Один из русских офицеров в своем рапорте о переводе из 2-й польской дивизии «на любой участок фронта» в качестве главного аргумента отмечал: «Польский язык я абсолютно не знаю и не понимаю, что бойцы мне говорят»[838].

В целях устранения этого неудобства создавались группы по изучению польского языка, в которых проводились ежедневные двухчасовые занятия. Со своей стороны польское командование также воспринимало языковую проблему как препятствие к управлению войсками. 20 июня 1944 г. З. Берлинг сообщил И.В. Сталину, что «ведение переписки и отчетности на двух языках требует… значительного увеличения числа переводчиков в штабах и учреждениях», а в войсках – «содержания института двойных заместителей командиров рот, батальонов, полков, дублирования ряда штабных должностей»[839]. 21 сентября 1944 г. в языковом вопросе был найден определенный компромисс: приказом главнокомандующего Войском польским М. Роля-Жимерского было определено, что польские мундиры и знаки различия могли носить только те советские офицеры, которые владели польским языком. Остальные носили советскую военную форму. Одновременно отменялась обязанность для советских офицеров изучать польский язык[840].

Другим фактом, который также нередко встречается в документах, были случаи ущемления советских офицеров, если они оказывались в меньшинстве среди польских сослуживцев. Один старший лейтенант Красной армии жаловался на то, что был откомандирован в 1-ю польскую армию на должность командира пулеметной роты, однако «здесь мне эту работу не доверяют и держат за штатом, оплачивая нищенскую зарплату»[841].

Помимо этих фактов, советские кадровые органы отмечали присутствие в польской армии антисемитских настроений, вследствие чего советским офицерам еврейской национальности «приходится работать в плохой обстановке»[842]. Антисемитизм, пришедший из «старой» польской армии, был укоренен в Войске польском весьма сильно. Неприязнь к евреям усиливалась тем, что многие из них занимали должности офицеров культурно-просветительских отделов и являлись коммунистами. Солдаты называли их «еврейскими политруками»[843]. Наличие командиров и политических работников еврейской национальности существенно снижало доверие со стороны солдатской массы, снижало боевой дух[844]. В целом, как видно из приведенной выше таблицы, фактор антисемитизма принимался во внимание советскими кадровыми органами, которым приходилось ограничивать командирование советских офицеров еврейского происхождения в польскую армию.

Дискриминация и языковой барьер были основными причинами рапортов советских офицеров о переводе обратно, в ряды Красной армии[845]. Решение об отзыве советских офицеров из польских частей принимал штаб Уполномоченного при Ставке Верховного главнокомандования – сам Г.С. Жуков или его заместитель. Штаб рассматривал все такие просьбы индивидуально и нередко удовлетворял их, давая непосредственное указание командующему 1-й польской армией об отзыве советского офицера и направлении его в распоряжение ГУК КА[846].

Впрочем, встречались и обратные примеры, когда не только этнические поляки, но и русские офицеры просились именно в ряды польской армии. Например, гвардии старший техник-лейтенант В.А. Жуков мотивировал свое ходатайство чувством мести за его зверски замученную гитлеровцами жену-полячку. Иногда поводом для обращения о переводе в польскую армию могло быть просто владение польским языком. Основанием для откомандирования, кроме личной инициативы, офицера было обязательное «совершенное знание ими соответствующего иностранного языка» и «отсутствие возражений со стороны контрольных органов» (то есть спецслужб)[847].

Сразу же после войны Главнокомандование Войска польского взяло курс на то, чтобы как можно скорее отправить советских офицеров в СССР, последовательно заменяя их польскими офицерами, даже несмотря на большую разницу в качестве подготовки и профессиональном опыте. В одном из докладов, направленных в Главное управление кадров НКО 18 сентября 1945 г., обстановка описывалась следующим образом: «Во взаимоотношениях польских офицеров с офицерами Красной армии (особенно в последнее время) яркой красной нитью проходят проявления враждебного отношения к офицерам Красной армии. Часто можно слышать, что теперь в Польше хорошо, еще будет лучше, если не будет офицеров Красной армии… Как правило, в полках, где командиром польский офицер, идет гонение на офицеров Красной армии, польские офицеры их изгоняют»[848]. Взятый в июле 1945 г. курс на откомандирование из рядов Войска польского советских офицеров чаще