Секундо. Книга 2 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна

Торрен величаво повелел:

— Официальная коронация нового короля состоится в первый день лета! На нее должны приехать все главы родов с женами и детьми! Это мой первый королевский приказ! А теперь отправляйтесь по домам!

Толпа аристократов, еще не совсем осознавших, что же произошло в этом зале, дружно двинулась к выходу, громко и недовольно обсуждая произошедшее. Многие посмеивались, считая клятву простой формальностью, как и все предыдущие. Кто их заставит доносить на самих себя? А без доноса как можно наказать провинившегося? Да никак! И никакие клятвы Торрену не помогут!

— Какой же я дурак! — прозвучал позади них голос раздосадованного младшего брата Лерана Двенадцатого. — Недурно ты всех обставил, племянничек, — желчно прогудел толстяк, пытаясь подойти поближе. Но выходящие из зала люди мешали ему, то и дело перегораживая дорогу. — Поздравляю с захватом престола!

— Благодарю, дорогой дядя! — с не меньшей язвительностью ответил ему принц. — Я тоже этому весьма рад! Вы, как и все остальные, принесли мне клятву верности? Я не заметил вас в зале.

— Дал, как же не дать, когда тебя заставляет сделать это истинная королевская кровь! Кто ей может сопротивляться? — с раздражением пропыхтел принц Остор. — Но что ты с этой особой собираешься делать? Жениться на ней ты не сможешь, ты помолвлен с герцогиней Аритой, и помолвку расторгнуть невозможно, вы связаны кровью. К тому же законы королевства запрещают королям жениться на простолюдинках, какая бы кровь в них не текла. Ты объявил ее избранницей, но что это значит? Она будет пользоваться всеми почестями наравне с законной королевой? Это, по сути, двоеженство, на что крайне неодобрительно посмотрит все дворянство, да и народ тоже. И потомство с ней ты завести не сможешь все равно.

Бывший наследный принц, а ныне некоронованный король недовольно передернул плечами, на ходу бросил дядьке небрежное: «Посмотрим» и вывел Амирель из зала. Встречавшиеся на его пути придворные и слуги отвешивали низкие поклоны, исподволь пристально рассматривая его спутницу.

Никого не замечая, Торрен быстро шел вперед. Войдя в свои покои, развернул Амирель к себе лицом и требовательно спросил:

— Что это за фокусы? Для чего ты приплела в родовую клятву себя? Решила-таки стать королевой? — и он болезненно тряхнул ее за плечи.

Амирель закусила губу и виновато отвела взгляд. Не говорить же ему, что она совершила это под влиянием амулета королевы?

— Сама не знаешь зачем? — он смягчился. — Ладно, потом видно будет. Сейчас менять ничего не будем. Никогда не знаешь, что делается к добру, а что к худу. Может быть, когда-нибудь это нам пригодится.

Он наклонился и властно приник к ее губам. Поначалу поцелуй был скорее наказывающим, чем ласковым, но вскоре принц застонал и впился в ее рот уже по-мужски, настойчиво. Амирель пугливо уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, и протестующе завертела головой.

Не сразу, но он заметил ее нежелание. Медленно, преодолевая себя, опустил руки, вскинул голову и воскликнул, будто кому-то жалуясь:

— Да что это за мука! Не могу больше! Придется принять меры! — повернулся на каблуках и быстро вышел, скорее даже выбежал, из кабинета.

Амирель брезгливо вытерла губы рукавом и ушла в спальню, чувствуя себя премерзко. Ее попросту использовали, как она и предполагала! С ее помощью, вернее, с помощью ее способностей, данных древней кровью, принц стал королем, а теперь связал все дворянство странной кровавой клятвой. Наверняка то же самое планировал и элдормен Аверн, увезя в замок и пытаясь насильно взять в жены.

Досадно. И кто она здесь? Что-то вроде лошади, вспахивающей господское поле. Придет время, и Торрен снова заставит ее делать то, к чему вовсе не лежит душа.

И она даже отказаться не сможет, амулет на ее груди снова подомнет ее под себя и потребует власти. А что еще ему может понадобиться? Кровь? Золото? Она представила все это и прислушалась к себе, положив руку на грудь, но камень молчал.

К своему удивлению и удовольствию, обедала она в одиночестве, ужинала тоже. Это было очень приятно, но ее смущали странные взгляды подающих еду лакеев, скорее насмешливые, чем сочувственные.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Уйдя вечером к себе, она неплотно притворила двери в свою половину. Это оказалось ошибкой, потому что разговор слуг принца, убиравших в его части покоев, был слышен отчетливо.

— Он ввалился в покои младшей фаворитки, у которой не был уже год, и велел ей немедленно задрать юбку! — смакуя каждую деталь, говорил кто-то из слуг. — И валандался с ней до самого ужина! И ужинать остался там!

— Неужели наигрался с этой своей избранницей? — хмыкнул другой. — Быстро же она ему надоела!

— Видимо, так, — довольно подтвердил первый голос. — А что она умеет, эта избранница? Глупая неумеха. Лежит, небось, под ним, как тупое бревно, и все. А он горячий, ему опытную бабу подавай. Вот он о фаворитке и вспомнил.

Хотя имен и не звучало, но Амирель сразу поняла, о ком идет речь. Закусив от обиды губу, пошла и закрыла дверь. И без того было противно.

И хотя претензий к Торрену у нее никаких не было, да и быть могло, принц не обещал хранить ей верность, хотя для чего-то и объявил ее единственной. Да и она его не любила, откровенно боясь, но все равно обидчивые слезы подступили к глазам.

Неужели он не мог сделать это хотя бы тихо, не позоря ее? Или он о ней даже и не подумал? Тогда для чего объявил избранницей? Чтоб она от него никуда не делась? Это что, своего рода подкуп? Ублажение ее тщеславия? Но она вовсе не тщеславна! Она вообще не хочет быть с ним, жить в его дворце и выполнять его приказы!

Неприязнь к Торрену стала еще больше, хотя, казалось, больше уже некуда. В голове билась мысль — немедля уйти отсюда! Она даже подошла к медвежьей шкуре, намереваясь открыть проход, но вовремя пришла в себя. Куда она отправится в пышном придворном платье? Да ее первый же встречный выдаст тайному королевскому сыску, ведь ее наверняка будут разыскивать.

Нет, это неосмотрительно и глупо. Нельзя действовать под влиянием оскорбленных чувств. Сначала нужно как следует подготовиться, а уж потом уйти. Пока ей здесь ничто не угрожает, она останется. Но как только принц предъявит на нее права, она уйдет, но к тому времени будет готова к уходу.

Спать легла в самом дурном настроении. Приходил или нет принц этой ночью в свои покои, не знала.

Но завтракали они вместе. Торрен был похож на откормленного довольного кота, заласканного хозяйкой. Сыто улыбался и только что не щурился от блаженства. После еды небрежно указал Амирель:

— Сейчас в зале заседаний соберутся все придворные, нужно будет взять клятву верности и у них.

Раздосадованная девушка резко отказалась:

— Вам надо, вы и берите. А мне их клятвы не нужны.

Принц замер, недоверчиво глядя на нее.

— И с чего это ты так заговорила? Ты не забыла, что я твой король? — жестко спросил, надеясь одним тоном поставить ее на место.

— Я вам клятву верности не давала! — вызывающе бросила она ему в лицо.

— Вот как? — он никак не мог взять в толк, с чего такое непослушание. Решил действовать как привык, принуждением и угрозами: — Ты говорила, ты из крестьянской семьи? У крестьян семьи большие. Заметные. Как ты думаешь, сколько времени понадобится эмиссарам тайного сыска, чтоб их разыскать? А, Амирель из рода Верити? И что будет потом, представляешь?

Она с горящими ненавистью глазами посмотрела на него, и принц понял, что сказал это зря. Он никогда не жил в любящей семье и не знал, что это такое — когда кто-то другой дороже тебе, чем ты сам. Но на попятную идти не стал, ему это и в голову не пришло. Кто он, и кто она? Наоборот, с напором спросил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты все поняла?

Она медленно кивнула, все с такой же ненавистью глядя на него и обещая себе сделать все, чтоб спасти своих родных. И когда-нибудь отомстить этому отвратительному человеку, говорившему одно и делавшему другое.

Больше она ему никогда верить не будет и исчезнет отсюда, как только появится возможность. В груди тут же волной поднялся чужой протест. Похоже, камень не желал покидать королевский дворец. Возмущаясь, она в негодовании стукнула себя по груди и охнула от боли.