Сетевое окружение - Мерси Шелли

– Послушайте, сеньор Пиркс, я бы с радостью обсудил с вами эту теорию. Но у меня важная встреча через десять минут. Поэтому давайте ближе к делу. У вас есть конкретные факты, улики против Ковальски?

– Есть, и множество! Когда мальчику было семь, его хотели выгнать из начальной школы за ужасное поведение и нулевую успеваемость. Но мать пришла к директору и объяснила с цифрами, что если история изгнания альтернативно-одарённого ребёнка попадёт в прессу, рейтинг школы упадёт настолько, что эта школа, входившая в десятку лучших по стране, вылетит даже из первой сотни. Вместо этого директору было предложено иное, взаимовыгодное решение: мать заберёт сына из школы «в связи с переездом», и рейтинг школы не пострадает, но за это школа должна поставить юному хулигану Ковальски высшие оценки по всем предметам.

– Ох уж эти современные мамаши… – Я покачал головой, на этот раз даже с настоящим сочувствием. Можно сказать, с тайной мужской солидарностью.

У моего-то сына целых две матери, а слово «отец» он наверное и не знает, мы с ними почти не виделись. Раньше я частенько переживал – ну чему эти две клуши могут научить пацана? Да и сейчас иногда задумываюсь, если вот так вдруг напомнят. Но закон есть закон, у биологического отца никаких прав нет, это вроде как одноразовый сервис доставки. Ладно, чего уж… Может, и мой парень в люди выбьется когда-нибудь.

– Очень рад, что вы поняли. – Детектив как будто приободрился, заметив печаль на моём лице. – Ну а дальше Ковальски с матерью повторяли аналогичные трюки снова и снова, и его маза всегда росла.

– Погодите, но в его резюме написано… Неужели и Гарвард?…

– Да, и Гарвард тоже. Я специально туда летал. Преподаватели вообще не видели этого студента на занятиях. Зато слышали, что он торгует наркотиками на кампусе. А когда приходило время экзаменов, Ковальски являлся к каждому из них и объяснял, что произойдёт с мазой этого преподавателя, если он завалит такого студента. Один из профессоров не согласился, поскольку не дорожил своей мазой. Собственно, он мне всё и рассказал. Но тогда ему не удалось разоблачить Ковальски: в дело вмешалось руководство, Гарвардский совет наблюдателей. У них как раз перед этим был случай, когда поступил студент с очень высоким рейтингом, а потом его маза резко упала во время учёбы – и это был большой минус в мазу университета, вроде как они виноваты, угробили талант. Им не хотелось повторения такого просчёта, оказалось выгодней расстаться с несговорчивым профессором. У него маза была слабенькой из-за каких-то политических выступлений в молодости, ну а конфликт с низкомазым сотрудником не ухудшает рейтинг организации.

– Удивительная история! – Я встал и прошёл в угол кабинета, к холодильнику. – Хотите лимонаду, сеньор Пиркс? Нам привезли отличный лимонад из Колумбии, а я всё забываю поставить им оценку. Да и вашу работу пора отметить.

Я вынул две прохладные бутылочки, протянул одну детективу. А сам, пока возвращался к столу, нажал на браслете оценочную бусину и повернул её в нужную сторону. В сторону Пиркса.

– Да-да, спасибо… – Детектив смотрел на бутылку, словно что-то припоминая. – Так вот, про Ковальски. Я вряд ли смогу довести это дело до конца. Видите ли, я очень болен… врачи говорят, мне осталось всего пару месяцев… Но меня гораздо больше ужасает сделка, которую этот мошенник заключает с вашим космодромом. Вы же понимаете, это приведёт к авариям, к огромным жертвам! Скажите, что он вам обещал?

– А какая разница, сеньор Пиркс? Ну, будут аварии, и что? Моя-то маза уже не пострадает, в отличие от вашей. Зря вы взялись за это дело. Ага, вот и они.

Дверь кабинета распахнулась, на пороге стоял Хосе в сопровождении двух полицейских.

– Извините, сеньор Гарсиа, наша система безопасности выдала красный код. У вашего посетителя не просто низкая маза, она теперь вообще отрицательная. С этого момента он не имеет права находится на территории округа Бревард, и тем более, на территории космического центра.

Когда они увели его, я плюхнулся в то самое кресло, где до этого сидел Пиркс, и наконец прикончил бутылочку отличного колумбийского лимонада. Зачем же он так упорно выспрашивал, какой вариант предложил мне Ковальски? После всего, что раскопал этот детектив, он мог бы и сам догадаться, и не портить себе остаток жизни. Пока эти несчастные ракеты построят, пока начнут использовать – пройдёт ещё года два-три. А мне всего год до пенсии, я успею уйти с хорошей мазой. Я уже и домик себе купил, у самого залива. Мы, простые люди, должны поддерживать друг друга. Этого не понять ни машинам, ни умникам-одиночкам.

Оформить заключение по экспертизе тендера можно было и по пути домой. Но я не люблю летать на автопилоте, а с утра уже пришлось. Нет уж, хотя бы обратно полечу с удовольствием, за штурвалом, решил я. Всего и делов-то, задержаться в офисе ещё на полчаса.

Голопроектор высветил над столом нужный шаблон документа, я продиктовал своё положительное заключение и приложил палец к бусине с капиллярным сканером, чтобы «заверить сделку кровью», как у нас шутят. Отправил документ дальше по инстанциям и уже собирался уходить, но серьга в левом ухе снова звякнула.

– Сеньор Гарсиа, вас хочет видеть ещё один… сеньор Пиркс. Брат того, которого мы…

– Да что с вами такое, Хосе! Вы охрана или кто? Одного психа уже впустили ко мне сегодня, теперь и со вторым не можете разобраться? Отправьте его вслед за братом в полицию, и дело с концом.

– Что вы, сеньор Гарсиа, как можно! У сеньора Тома Пиркса такая маза… у нас во всей службе безопасности ни у кого нет такого уровня. Он мне даже посоветовал сменить работу поскорее, дал пару хороших контактов в столице… В общем, я просто предупреждаю, сеньор Пиркс уже на вашем этаже.

Он вошёл без стука, пухлый лысый коротышка с тем же самым лицом. Только этот был одет в отличный костюм цвета сливочного мороженого, точно такой, как я собирался купить, когда выйду на пенсию. Но этот тип даже не думал меня приветствовать, сразу уставился на портреты, что висят у меня за спиной. Я не знал, что сказать, а он словно и не замечал меня вовсе, так и пялился на эти фотки скуластых мужиков в скафандрах.

– Вот люди раньше были! – вдруг воскликнул он на том жутком испанском, какой можно услышать в самых грязных притонах