Проклятая звезда - Джессика Спотсвуд

— Еще бы научиться защищать тебя, когда это нужно, — бормочет он.

— Я сама способна защитить себя.

Я сжимаю руку Финна и сосредотачиваюсь на его ранах. Чтобы их исцелить, уходит всего несколько мгновений. На этот раз у меня даже голова не кружится. Финн ощупывает щеку, чтоб убедиться, что с ней уже все в порядке.

— Не надо было тебе этого делать, — ворчливо говорит он.

— Это довольно легко.

Уж конечно, я бы не допустила, чтоб он шел обратно в синяках и в крови. Гордость гордостью, но здравый смысл тоже нужен. Финн сует в карман окровавленный носовой платок и шаркает ногой по тротуару.

— Хотелось бы мне иметь больше возможностей, чтобы тебя обезопасить. Я хочу быть твоим мужем, Кейт. Встречаться вот так, украдкой, это…

— Я знаю.

О ноги Тэсс трется бездомная полосатая кошка, и сестренка, воркуя, наклоняется, чтобы ее погладить. Неужели все Братство трепещет от страха перед этой девочкой?

— Я тоже хочу совсем другого. Не знаю, что там задумала Инесс, но надеюсь — это сработает.

12

Напряженная обстановка в монастыре достигает апогея на следующий день во время урока истории колдовства. Вместо старенькой сестры Эвелин, которая вчера свалилась с крыльца и сломала руку, как и предсказала Тэсс, занятие ведет сестра София. Для большинства предметов учениц подбирают не по возрасту, а по мастерству, но история — исключение, и в классе сидят двенадцать самых старших девушек. Наши рабочие места — стоящие рядами деревянные парты с узкими деревянными лавками и наклонными столешницами. В каждом ряду по четыре парты, последний ряд никем не занят.

Сестра София зачитывает нам пассажи о принятых Братством в начале века жестких запретительных вердиктах, которые поставили вне закона театр и танцы. Мне кажется, что глупо тратить время на события почти столетней давности, когда можно обсудить вчерашнюю демонстрацию протеста или недавние аресты ни в чем не повинных девушек. Едва ли кто-то сосредоточен на уроке. В очаге горит жаркое пламя, в комнате тесновато, и всех клонит в сон. Сидящая передо мной добросовестная Перл старательно выводит что-то на своей грифельной доске, но белокурая Алекса рядом с ней откровенно клюет носом, а Маура обменивается записочками с Евгенией. Слева от меня Рилла карандашом рисует на грифельной доске сердце. Справа Мэй перебирает свои четки мала из слоновой кости и волнуется о сестрах. Вчера вечером в монастыре объявился ее брат Ян с тревожной новостью: Ли и Хуа участвовали в протесте и оказались в числе двух сотен демонстрантов, арестованных стражниками Братства. В тюрьме Нью-Лондона не хватило камер, поэтому задержанных разместили, словно животных, на скотобойне у реки.

— Батюшка пошел их повидать, и стражники отчитали его за то, что он вырастил таких невоспитанных дочерей, — рассказала нам прошлой ночью Мэй. — Он думает, мужчин подержат там несколько дней, чтоб преподать им урок, а женщин будут судить за непристойное поведение на публике.

Конечно, от этого суда не приходится ждать ничего хорошего. Я вижу, как губы Мэй шевелятся, произнося беззвучную мантру, а большой палец одну за одной сдвигает бусины на перекинутых через средний палец четках.

В коридоре слышатся тяжелые шаги, и в дверях появляется сестра Грэтхен.

— Простите, София, я ненавижу прерывать занятие, но вас зовет сестра Кора.

Сестра София с громким треском захлопывает книгу; от этого звука Алекса просыпается, а все остальные выходят из оцепенения.

— Девочки, вы свободны.

Видимо, у сестры Коры жуткие боли, раз она вызвала сестру Софию прямо с урока.

— Сестра Кора умирает? — спрашивает у сестры Софии Дейзи.

Я выгибаюсь, чтобы посмотреть на нее, и замечаю, что они с Рори играли на грифельной доске в «Виселицу». Рори неважно угадывала буквы, и от вида наполовину нарисованного повешенного человечка меня бросает в дрожь в жарко натопленной классной комнате.

— Сейчас — нет, — поспешно отвечает сестра София. — Если бы она умирала, я ничего не могла бы для нее сделать.

Когда она проходит мимо меня, я придерживаю ее за желтый шелковый рукав.

— Я могу помочь?

Она с расстроенной улыбкой гладит мое плечо:

— Нет, моя дорогая, но спасибо, что предложила.

И они с сестрой Грэтхен уходят, перешептываясь, а мы, хоть нас и отпустили, потрясенные, остаемся на своих местах. Впервые кто-то из преподавателей публично признал, что сестра Кора при смерти.

— Я видела ее в холле как-то утром, когда бегала туда-сюда по поручению сестры Грэтхен, — растягивая слова, говорит Дейзи, тряпочкой стирая с доски клеточки с буквами и виселицу. — Она выглядела просто кошмарно, едва могла идти.

Рилла откладывает карандаш в сторону.

— А я помогала на кухне с завтраком, и сестра Грэтхен сказала, что Коре все это нельзя, а можно только бульон и чай. Я думаю, теперь она долго не протянет. Моя бабушка под конец тоже ничего не ела.

Маура не спеша выходит к преподавательскому столу, сдвигает в сторону книги сестры Эвелин и усаживается прямо на столешницу.

— Нужно, чтоб главой уже теперь стала сестра Инесс. Тогда можно будет начать что-то делать, а не только сидеть и дожидаться, когда сестра Кора помрет. Сейчас, когда Братья заняты охотой на новую пророчицу, а народ начал протестовать, просто идеальное время, чтоб нанести первый удар.

Мэй, вздрогнув, убирает четки в карман оранжевого платья:

— Сейчас опасное время. В городе слишком много Братьев, которые съехались на Национальный Совет. Сестра Кора говорит, что нужно быть особенно бдительными.

— Сестра Кора слишком стара и слишком осторожна. А нам сейчас нужен волевой лидер, — говорит Маура, болтая ногами, как ребенок. Она обута в коричневые комнатные туфли на каблучке и с золотыми кисточками. — Уже дюжину девушек держат под арестом без всякого суда, потому что подозревают, что одна из них — пророчица. Представляете, какая будет сенсация, если мы освободим их из здания Национального Совета! Братья просто от ярости полопаются.

— Это невозможно, — выпаливает Евгения, с опаской косится через плечо на Алису, краснеет и начинает нервно теребить пучок каштановых волос на затылке. — Здание Национального Совета — это настоящая крепость, и стражники постоянно его патрулируют. К тому же там апартаменты брата Ковингтона.

У меня возникает дежавю. Я вспоминаю, как Рори в гостиной спрашивает меня: «Как ты думаешь, можно устроить побег из Харвуда?»

На этот раз я не гоню эту мысль прочь.

— Если мы собираемся устроить побег из тюрьмы, — медленно говорю я, пристально глядя на Рори, — то почему бы не подумать и о Харвуде?