Жаклин - Китти Келли

Кеннеди хотел тотчас же уволить ее. «Он взбесился и имел на то все основания», — сказала позднее Тиш.

Впоследствии президент подыскал ей работу в Чикаго в одной из фирм посла Кеннеди. Летицию деликатно уведомили о ее новом назначении, и, не имея другого выбора, она согласилась. Когда было решено, что она покинет Белый дом в мае, Джекки почувствовала облегчение.

Она обратилась к Тиш с новой директивой: «Пожалуйста, сохраните все мои записки, написанные моей рукой или под мою диктовку. Я опечалена тем, что вы уничтожили много интересных записок, где я писала о Маунт Вернон и о встречах с замечательными людьми».

Обычно Джекки выражала свои мысли в памятных записках, редко выступая публично. Однажды она охарактеризовала «Дочерей американской революции» как старых и одиноких женщин, и это появилось в печати. Заголовки гласили: «Первая леди называет «Дочерей американской революции» старыми кошелками», «Джекки говорит, что «Дочерям американской революции» пора на свалку».

Президент побелел от злобы, когда увидел эти заголовки.

«Боже, — простонал он. — Мне придется заставить замолчать первую леди».

«Боюсь, твоя жена говорит то, что думает», — рассмеялся их старый друг Билл Уолтон.

Джекки обвораживала своих друзей чувством юмора. «Это было ее замечательной чертой», — говорит один из друзей. Тони Брэдли бьется в конвульсиях от смеха, вспоминая, как первая леди выступила в роли матери-наблюдательницы в детской школе, где училась Каролина, на третьем этаже Белого дома. «Ее напугало то обстоятельство, что ей пришлось помогать мальчикам ходить в туалет. Ее особенно испугал один мальчик, который, по ее словам, вовсе не имел письки».

Рене Карпентер, красивая жена астронавта Скотта Карпентера, стала любимицей семьи Кеннеди и часто посещала Белый дом, общаясь с детьми. Она вспоминает, что Джекки была озабочена маленьким Джоном. Рене как-то раз заметила, что его няня, Мод Шоу, слишком балует его. «Боюсь, что он вырастет неженкой», — сказала она. Джекки очень любила своих детей. Ей казалось, что Этель, которая постоянно была беременной, рожает детей, подобно кроликам, и это казалось ей ужасным.

Джекки особенно радовалась игровой школе, в которой обучалась Каролина. Готовясь к прибытию шаха Ирана и его юной невесты, она пообещала детям, что приведет к ним наверх иранскую королеву.

«Она наняла детям учителя танцев, — вспоминает одна из матерей, — и малыши учились танцевать всю неделю. Джекки предложила ребятам нарисовать картинки для шахини, которые та смогла бы показать своему ребенку. Она выстроила весь класс, чтобы мальчики поклонились Шабану, а девочки сделали бы реверанс.

Дети были очень взволнованы, ожидая встречи с настоящей королевой, но, когда Джекки появилась с женой шаха, одетой в обычную одежду, они забыли о поклонах и реверансах и просто смотрели на нее в упор. «Вы не настоящая королева, — закричали они. — Где ваша корона?» Джекки пыталась объяснить им, что в двадцатом веке королевы одеваются иначе, но дети уже потеряли интерес к шахине. Они считали, что их обманули».

Джекки изо всех сил старалась дать детям хорошее воспитание и часто приходила в отчаяние. Когда посол Кеннеди перенес инфаркт и его парализовало, он мог произносить лишь бессмысленные словосочетания дребезжащим голосом. Все это напугало Каролину, которая не могла понять, почему дедушка издает непонятные звуки и передвигается в кресле на колесах. Не желая объяснять ребенку суровую суть вещей, Джекки сказала, что он плохо себя чувствует и поэтому передвигается в кресле на колесах, а голос его звучит так странно потому, что у него ларингит. На следующий день Каролина сообщила своим одноклассникам: «Мой дедушка заболел, у него ангина».

Ожидая рождения третьего ребенка, Джекки посвящала все больше и больше времени Каролине и Джону. Часто, беря их с собой на пикник или в луна-парк, она надевала парик, чтобы ее не узнали представители прессы. Зимой она заказала старомодную карету, запряженную тройкой лошадей, чтобы дети могли прокатиться в ней возле Белого дома. Ее возмущению не было предела, когда она увидела фотографов. Она постоянно негодовала по этому поводу, полагая, что не сможет правильно воспитать детей, если на них все время будут направлены объективы фотоаппаратов. В день Холлвина она достала маску и тайком отвела детей в Джорджтаун, где они могли ходить по домам и просить сладости.

Однажды, когда она увидела, что какая-то журналистка сфотографировала Каролину, она стала умолять эту женщину не публиковать фотографию в журнале. Журналистка согласилась, и Джекки была весьма благодарна ей за это.

Во время беременности Джекки отложила все официальные дела и настояла на том, чтобы фотографы не снимали ее в одежде, которую носят беременные женщины. «Это проявление неуважения и вторжение в мою личную жизнь», — говорила она.

Когда в Белом доме объявили о рождении ребенка — впервые за 63 года ребенок президента родился в официальной резиденции — поток поздравлений обрушился на семью Кеннеди.

Криво улыбаясь, Кеннеди заметил: «Теперь у Джекки будет настоящая причина не принимать участие в общественных делах». Первую леди засыпали письмами и поздравлениями. В ответ на поздравление Росуэлла Гилпатрика, тогдашнего заместителя министра обороны, она писала:

«Вы поступили очень умно, написав мне о ребенке. Я так счастлива и благодарю вас за то, что вы нашли время, чтобы поздравить меня. Теперь, когда мне не нужно будет ходить на все эти официальные завтраки, я постараюсь найти время, чтобы прийти к вам и Мадлен и позавтракать с вами в мае или июне».

Мадлен, третья жена Гилпатрика, презирала легкомысленную первую леди. Она чувствовала, что ее пятидесятисемилетний муж уделяет жене президента больше внимания, чем следует. Вследствие этого Джекки, которая не скрывала того, что ей нравится Гилпатрик, так и не получила приглашения на завтрак от его жены.

Вместо этого она пригласила позавтракать его вместе с ней, и они провели весь день в Кэмп-Дэвиде, в то время как президент находился на западном побережье, проверяя военные объекты. Джекки была на седьмом месяце беременности, а Гилпатрик, который ушел в отставку, готовился к возвращению в Нью-Йорк, где собирался заняться юриспруденцией. Тридцатитрехлетняя первая леди наслаждалась временем, проведенным с Гилпатриком. Через несколько дней она написала ему длинное письмо, благодаря его за все.

«Я наслаждалась тем днем, который мы провели в Мэриленде, — писала она. — Потом в течение недели я чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Сегодня четверг, но я знаю, что очарование продлится до завтрашнего дня…