Последний парад - Владимир Карпович Железников

тяжело вздохнул и окончательно захлебнулся от гнева и осуждения самого себя: как он был жесток и эгоистичен, занят лишь собой, и упустил из виду живое течение жизни, которое всегда существует и всегда важнее всего, что бы там ни было. «Даже важнее, чем воспоминания о Витьке, — вдруг в смятении и искренности подумал Сергей Алексеевич. — И это не измена, а просто жизнь».

— Вы знаете, где находится интернат под Ялтой? — спросил Сергей Алексеевич у шофера и, когда тот ответил утвердительно, сказал: — Мы сначала туда, а потом уже на аэродром, — и вышел за чемоданом.

В комнате он открыл чемодан и достал с самого дна военную форму. Он уже давно не носил форму, с тех пор как вышел в отставку. Не носил, а всегда таскал с собой. А теперь она сослужит ему еще одну службу. Переоделся, подошел к зеркалу. Форма была помята, и Сергей Алексеевич попытался руками разгладить ее: не очень-то получилось. Подошел к графину, побрызгал воду на руки и влажными руками принялся разглаживать китель и брюки.

Снова посмотрел в зеркало: вроде бы получше. Подравнял ряды орденских планок. Потом неожиданно вытянулся по доброй старой военной манере и отдал себе честь. Совсем неплохо. Пусть это будет в радость Коле. Он вскинул голову, как молоденький лейтенант, который шел в первый раз представляться по начальству. Неплохо, совсем неплохо. Вот только форма великовата. Усох он за последние годы.

В окно донесся нетерпеливый сигнал такси.

Сергей Алексеевич кликнул Егоровну, но, не дождавшись ответа, пододвинул стопочку денег в центр стола. В последний раз оглядел комнату, почтительно козырнул солдату, взял палку, чемодан, и тут его взгляд упал на клетку с кенарем.

Он опустил чемодан и открыл клетку, чтобы взять птицу, но та вылетела и села на ширму.

— Вот дурак! — в сердцах сказал Сергей Алексеевич, взял чемодан и вышел.

При выезде из города Сергей Алексеевич попросил шофера остановиться и купил в магазине самый большой торт.

В открытое окно магазина со стороны пионерского лагеря ворвались звуки радио: «Говорит радиостанция пионерского лагеря. („Проснулись“, — подумал Сергей Алексеевич.) У нас состоялась встреча с ветераном гражданской и Великой Отечественной войн Сергеем Алексеевичем Князевым…»

Сергей Алексеевич торопливо вышел из магазина, испугался, что по его лицу продавщица догадается, что ветеран — это и есть он. Пошел к такси твердым, военным шагом — есть еще порох в пороховницах. Правда, это было не так-то легко, сразу заныли старые раны. Но он не обращал на это внимания, шел и прислушивался, что он им там наболтал… Про батальон майора Шевцова, который принял на себя 22 июня первый удар врага на границе с бывшей Восточной Пруссией, остановил фашистов, перешел в контратаку и ворвался на территорию врага… «Но ведь это было, — подумал Сергей Алексеевич. — Жалко только, что все эти ребята и сам Шевцов погибли. Горячие головы». И Испания была… И штурм Кенигсберга… Все это чистая, чистая, святая правда.

Сергей Алексеевич снова сел в такси. Он хотел сказать шоферу свою обязательную фразу. Эту фразу он говорил всегда, когда садился в машину: «Вперед, только потихоньку, а то там дети».

Она уже мелькнула у него в сознании, но в следующий момент коробка с тортом выпала из рук.

Сергей Алексеевич приоткрыл глаза и подумал впервые: «Жалко, что я им рассказывал все про других, про других и ничего не вспомнил про себя…» И, как взрыв, как вспышка, у него возникло странное, может быть, последнее видение…

Он сам, еще почти мальчишка, в конармейской форме стоит между двумя казаками на конях. Они пинают его ногами, перекидывая друг другу. Он падает, с трудом встает, и казаки летят на него с разных сторон, и каждый из них норовит его сбить первым… И он снова падает, по лицу течет кровь. «У, большевистская шкура!» — кричит один из них и замахивается плеткой.

«Что-то со мной не так», — мелькнуло в сознании Сергея Алексеевича, и над ним вместо казаков склонился вдруг Васька-банщик и цирковой наездник Тиссо.

…Через несколько минут приехала «скорая помощь», и Сергея Алексеевича перенесли в машину.

— Солдат, — сказала старушка, случайная прохожая.

— Тоже скажешь — солдат! Генерал он. Заслуженный генерал. Одних орденов добрый десяток… — тихо сказал шофер.

И машина уехала, и случайные свидетели разошлись.

А Коля был уже далеко от города. Он сидел в машине рядом со Здоровяком, который его подобрал в пути.

Здоровяк с семьей закончил свой отпуск и на собственном «Запорожце», нагруженном сверху всякой поклажей, возвращался домой.

— Между прочим, хотя твой дед и темнит… — начал старый разговор Здоровяк.

— Не дед он мне! — резко перебил его Коля.

— Пап, загадку, — потребовала дочь, прожевывая яблоко.

— Ну, раз публика настаивает… — Здоровяк подмигнул Коле. — «Сорок одежек, и все без застежек»… Считаю до де-ся-ти… Раз, два, три… четыре…

— Капуста, — мрачно произнесла жена.

— Зачем ты сказала, зачем! — возмутилась девочка. — Я сама хотела, сама!

— А кто? — вернулся к прерванному разговору Здоровяк и лениво зевнул.

— Никто, — неохотно ответил Коля.

— Я знаю, он из цирка, — сказал Здоровяк. — Я его мигом открыл. Подставной в публике.

— Не работал он в цирке никогда, — сказал Коля.

— Пап, загадку, — снова попросила девочка и угрожающе посмотрела на мать.

— «Не лает, не кусает, а в дом не пускает», — быстро проговорил Здоровяк.

— Замок! — с радостью произнесла девочка и закричала: — Я первая, я первая!..

— А где же он тогда работал, позвольте полюбопытствовать? — спросил Здоровяк.

— Военный он. В отставке.

— Может, даже генерал?

— Генерал, — повторил Коля.

— От инфантерии. — Здоровяк рассмеялся. — Артист. — Его толстые щеки, как два блюдца, висели под глазами и мелко дрожали от смеха. — Ты когда-нибудь видел живых генералов?

Коля отвернулся и промолчал. Ему стал неприятен этот человек, и он пожалел, что сел в машину. — Умрешь со смеху! — не унимался Здоровяк. — Ты мне скажи его фамилию. Я всех генералов по фамилии знаю.

— Ну, если всех, — ответил Коля, — то Князев.

— Князев? — переспросил Здоровяк. — Откуда ты эту фамилию выудил? Откуда? Меня решил разыграть? Ростом не вышел… — Снова засмеялся и больно схватил Колю двумя пальцами за нос.

Коля открыл дверцу машины, чтобы выпрыгнуть на ходу. Здоровяк затормозил. Коля выскочил и побежал вперед по шоссе. Скоро ему стало жарко, рубашка прилипла к спине, но он продолжал бежать, словно хотел довести себя до изнеможения. Наконец он остановился, чтобы отдышаться. Незаметно оглянулся: машина стояла на прежнем месте — жаба с расплющенным носом.

Теперь он шел по прямой широкой магистрали. Внизу просыпалось море, и легкий туман стелился по воде