Легенды Оромеры. Великий Орёл. - Александр Игнатьев

— Спаситель сразу забрал душу то, — вставил сержант...

Рассказ зашёл в тупик, и следователь со вздохом велел перевернуть покойника.

Серое лицо, покрытое густым слоем трехдневной щетины выражало гнев. Ещё не успевшее остыть тело слишком быстро лишилось души и предпринимало последние попытки внешним видом выразить своё возмущение.

— Так это Чернявый Джон, — вдруг громко сообщил кто-то из толпы любопытствующих, — За него три золотых из казны обещано...

— А кому положено то? — активно продолжали обсуждение зеваки. — Дурачку приезжему, Иль кому...

Следователь выразительно посмотрел на Костю и последний также выразительно кивнул, отвечая на невысказанный вслух вопрос.

- В общем, - следователь решительно поднялся, - я считаю, что дело можно закрыть за отсутствием состава преступления. Имела место быть необходимая самооборона, которая совершенно удачным образом совпала с крайне отрицательной личностью покойного, находящегося в данный момент в полицейской ориентировке на немедленный розыск. Всем все понятно? – нахмурившись, он обвел толпу грозным взглядом, - Для дачи показаний требуются свидетели, просьба пройти в участок.

Зеваки в участок пройти не захотели, и толпа рассосалась в считанные мгновения. Следователь повернулся к Косте:

- Вам бы я посоветовал не задерживаться в городе. Мало ли кто мог вас видеть.

Наскоро уверив следователя в своем намерении убраться как можно быстрее, Костя подхватил вялую и бледную Эмилию за руку и потащил ее обратно в гостиницу. И, естественно, не видел, как следователь, отдав жандармам распоряжение доставить тело в морг при полицейском лазарете, зашагал в управление, довольно бурча себе под нос что-то вроде «доберманы не дураки, и нюх не потеряли, да, пусть змееволк сам разбирается со своей судьбой, а нам и трех золотых хватит…».

Костю же больше волновало состояние девушки – она, испытавшая сильный стресс, вяло мотылялась за ним безвольной куклой, глаз не поднимала, только изредка продолжала хлюпать распухшим носом. Надо было как-то выводить ее из стресса, причем, чем быстрее – тем лучше. Вспомнились слова сержанта оттуда, с родной Земли: «клин клином вышибают». То есть можно было попробовать заменить стресс непосильный другим, который можно прожевать и выплюнуть. Волоком затащив девушку в гостиницу, мимоходом бросив монету портье, Костя не с первого раза попал ключом в скважину, а, справившись с дверью комнаты, почти бросил Эмилию в мягкое кресло. Зашипел на нее, постепенно повышая голос:

- Как ты могла? Ты, пустоголовая макака, поперлась в город к бухим уркам, давно тебе юбки во всех обоссанных углах не задирали? Путешествовать она задумала, блажью своей трясти по лесам. Тебе не то что орла, тебе собственное яйцо доверить нельзя! Курица!

На этих словах Эмилия вскочила, рыжие глаза заполыхали гневом и обидой, вытянулась, почти нос к носу с высоким парнем, выкрикнула:

- Не смейте на меня орать!

Костя моментально умолк, расслабил напряженные плечи, облапил Эмилию, преодолевая сопротивление, притянул к себе:

- Все, малявка, молчу, все уже кончилось, ты молодец, хорошая сильная девочка, все позади, тебя больше никто не обидит, не реви, не реви я сказал…

Но слезы, внезапно хлынувшие у Эмилии, текли потоком.

- Не реви, нос распухнет, никто замуж не возьмет с носом как картошка…

- Да хоть бы, - пробубнила девушка, пряча лицо, отстраняясь и нашаривая в складках юбки носовой платочек.

- Не реви, жених сопливый попадется…

- Лучше сопливый, чем п… ой, - Эмилия осеклась и виновато посмотрела на парня, слезы моментально высохли, - подразумевается, что я не должна знать таких слов.

Костя уже хихикал:

- Что, прям совсем «ой»?

- Угу, - кивнула Эмилия, аккуратно промокая глаза уголком измятого, а после заново свернутого платочка, - голубоногий олуша. Мне его подыскали для того, чтобы попытаться восстановить род, а он «ой».

- Так, с этого момента подробнее, пожалуйста, при чем тут род и зачем его восстанавливать? – Костя напрягся, кажется, вот сейчас речь зашла о серьезных вещах.

Эмилия села на краешек огромной кровати, приглашающе похлопала рядом. И рассказала своему нечаянному знакомцу все. Все, что знала, все, что надумала, про проклятие, про переселение, про чудака-дядюшку, про незадачливых женихов…

Костя обескураженно поскреб в затылке. Кажется, блажь избалованной принцесски обернулась действительно суровой необходимостью.

- … и если ты меня повезешь домой, я сбегу от тебя при первой же возможности. А если не получится, то все равно уеду уже из дома второй раз. Третий, если понадобится. Четвертый. Я все равно доберусь до великого Орла, - закончила Эмилия со вздохом, но твердо. Помолчала и перевела тему:

- А почему ты не взял причитающуюся тебе награду?

Костя усмехнулся:

- Это называется «взятка», - он взъерошил волосы упрямо мотнувшей головой Эмилии и закончил:

- Завтра с утра пойдем на рынок покупать тебе теплые штаны – в горах холодно.

***

Когда Генри уставился на телеграф, Оддбэлл познал на практике, как баран смотрит на новые ворота. И понял, что как бы шурин не хорохорился, строя из себя поклонника и знатока прогресса — что и как делать с радиотелеграфным аппаратом, он не имеет ни малейшего представления. М-да, уж... Ладно, придётся учить.

- Генри, постой-ка! А вот ещё генератор — электратор, фонарятор — зажигатор!

Оддбэлл поджал одну ногу, упёр руки в бока и положил голову на плечо, практически превратившись в сыча, только в человеческом обличье и размере. При всей серьёзности ситуации, Генри не смог сдержать сперва улыбки, а потом и смеха. Вот же шут гороховый, а? Ну ни минуты без своих ужимок. С одной стороны — вот как с ним серьёзные дела делать, как ему довериться и жизнь дочери доверить? А с другой — кто лучше него подбодрит, из самой безвыходной ситуации найдёт не только самый простой, но ещё и самый жизнеутверждающий выход?

Аристократ отсмеялся и устало опустился на скамью у стеллажей. На маленьком столике справа стояла большущая, с блинную сковороду, бобина узкой бумажной ленты на металлической вилкообразной опоре, рядом с ней лежал медный ключ Мурзе с полированным деревянным шариком-рукояткой. Генри взял ключ, потянул к себе, насколько хватило провода, повертел в руках... И боком положил обратно на стол.

Оддбэлл застонал и закатил глаза. Мысленно. А вслух сказал:

- Знаешь, шурин, а почему бы нам