Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Сунд

Пятью минутами позже София заходит в магазинчик по соседству с “Цветами Петтерссонов” и покупает большой стакан кофе и булочку с корицей. Она садится на скамейку, с которой хорошо просматривается площадь, и медленно пьет кофе.

Все вышло совсем не так, как она себе представляла.

Молодая женщина принялась собирать букет, а Мия тем временем вернулась обратно в складское помещение. И на том все. София предполагает, что расплатилась, но не уверена. Вероятно, да, поскольку за ней никто не выбежал. Она помнит звук маленького колокольчика на двери и шорох снега. Кто-то посыпал площадь мелким гравием.

Стакан с кофе обжигает руку, и София приходит в себя. Людей на улице почти не видно, несмотря на то, что это второй будний день после Рождества, и она предполагает, что те, кто не сидит дома, наслаждаясь рождественскими каникулами, отправились в Сити на предновогоднюю распродажу[61].

Букет она кладет на скамейку рядом с собой. В нем красные, розовые и оранжевые розы плотно связаны с лилиями и орхидеями.

Она смотрит на бумажку, которую судорожно сжимает в руке.

Чек. Да, она все-таки расплатилась.

Она думает о Лассе, и чем больше думает о нем, тем более нереальным он ей кажется.

София мнет букет и засовывает его в урну рядом со скамейкой. Кофе отправляется туда же – он все равно безвкусный и даже не согревает.

Подступают проклятые слезы, и ей с трудом удается их сдерживать. Она закрывает лицо руками, пытаясь думать о чем-нибудь другом, кроме Лассе и Мии. Но ничего не получается.

Ведь Мия все это время занималась с ним любовью. А девушка – вероятно, дочь Лассе? Его ребенок. От нее же он ребенка не хотел. Всего того, что Лассе имел вместе с Мией, он не хотел иметь с ней – с другой. Она видит собственное мрачное, измученное лицо рядом с улыбающимся лицом Мии.

Ей вспоминается пластинка с Лу Ридом, которую он поставил для нее в гостиничном баре в Нью-Йорке. До нее доходит, что эта пластинка, естественно, имеется в его собрании в Сальтшёбадене и что слушал он ее вместе с Мией.

Она тут же припоминает еще несколько подобных ситуаций. Неуверенность, казавшаяся ей очаровательной чертой его характера, на самом деле является результатом ведения двойной жизни.

София чувствует, что от холодной деревянной скамейки у нее начинает мерзнуть спина. Она запрокидывает голову, словно в попытке не дать слезам вытечь на щеки.

Ей ясно, что с Лассе необходимо порвать. И точка. Никаких мыслей, тягостных раздумий, ничего. Пусть разбирается со своими делами как угодно, для нее он должен умереть. Главное – решиться, иначе будет только труднее и труднее.

Она не станет устраивать скандалов или кричать, даже пробовать добиваться справедливости. Некоторые вещи необходимо просто вырезать из своей жизни – если хочешь выжить сам. Она уже через это проходила.

Но прежде надо сделать одну вещь, какую бы боль это ни причинило.

Ей необходимо увидеть их вместе – Лассе, Мию и их дочь.

Она знает, что должна это увидеть, иначе никогда не сможет перестать о них думать. Картина счастливой семьи в сборе будет, вне всякого сомнения, преследовать ее. Надо с ней столкнуться.

В оставшиеся до Нового года дни София Цеттерлунд почти ничего не делает. С Лассе она разговаривает лишь однажды, и разговор продолжается не более полуминуты, в течение которых она, изображая стресс и отчаяние, рассказывает о сложном положении на работе.

Под Новый год, в одиннадцать часов вечера, София садится в машину и едет в Сальтшёбаден. Найти улицу Польнесвэген оказывается очень легко.

Она паркует машину метрах в ста от большого дома и возвращается к подъездной дороге пешком. Перед ней желтая двухэтажная вилла с белыми фронтонными планками и большим ухоженным садом. Слева каменная лестница ведет к выходящей на другую сторону террасе.

Перед навесом стоит машина Лассе.

София огибает гараж и подходит к дому сзади. Под защитой нескольких деревьев она получает прекрасный обзор через большое панорамное окно. Желтый свет распространяет тепло и уют.

Она видит, как Лассе входит в гостиную с бутылкой шампанского, что-то крича вглубь дома.

Из кухни появляется темноволосая красивая женщина из цветочного магазина, в руках у нее поднос с бокалами для шампанского. Из соседней комнаты выходит дочка вместе с парнем, похожим на Лассе.

У него есть еще и сын? Двое детей? Правда, уже взрослых.

Они усаживаются на большой диван, Лассе наливает им шампанского, и они, улыбаясь, поднимают бокалы.

В течение тридцати минут София стоит как парализованная, наблюдая за этим смехотворным спектаклем.

Реальным и в то же время таким фальшивым.

Она вспоминает, как ей однажды показывали Китайский театр[62]. Названия спектакля она не запомнила, но вид декораций сзади ее совершенно обескуражил.

Со стороны зрительного зала это был бар или ресторан, а за окном – море и солнечный закат. Потертая мебель и звуковые эффекты – крики чаек и плеск волн, все выглядело подлинным.

Когда же она потом зашла за кулисы, все стало таким жалким. Интерьер оказался построенным из ДСП и держался на месте при помощи серебристого скотча и зажимов. Повсюду валялись мотки проводов от создававших иллюзию заката ламп и усилителей со звуковыми эффектами.

Контраст с теплой комнатой, которую она видела из зала, был так велик, что она почувствовала себя почти обманутой.

Сейчас она наблюдала такую же сцену. Привлекательную внешне, но фальшивую изнутри.

Перед двенадцатым ударом часов, увидев, как счастливая компания поднимается, чтобы снова поднять бокалы, София вынимает мобильный телефон и набирает его номер. Она видит, как он вздрагивает, и понимает, что телефон у него переключен на режим вибрации.

Он что-то говорит и идет на второй этаж. Ей видно, как в окне зажигается свет, и через несколько секунд у нее звонит телефон. – Привет, дорогая! С Новым годом! Чем ты занимаешься? – Она слышит, как он напрягается, чтобы создать впечатление страшной занятости. Он же все-таки в офисе, в Германии, и вынужден работать, несмотря на Новый год.

Прежде чем она успевает что-нибудь сказать, ей приходится отодвинуть трубку в сторону и наклониться – ее тошнит прямо в куст.

– Алло, что ты делаешь? Я тебя очень плохо слышу. Можно я перезвоню попозже? Вокруг меня сейчас небольшая суматоха.

Ей слышно, как он открывает кран в раковине, чтобы семья на нижнем этаже не могла разобрать его слов.

Плотина дает трещину, и наружу вырывается поток отвратительного предательства. София не намерена мириться с ролью “второй”.

Она прерывает разговор и идет обратно к машине.

Всю дорогу до дома она плачет, и бьющий по ветровому стеклу дождь со снегом словно бы вторит ее слезам. Она ощущает во рту горький вкус туши для ресниц.

Сведения из налогового управления лишь подтвердят то, что ей уже известно.

Заполнят несколько пробелов. Польнесвэген. Детали.

Его отсутствие и его холодность.

Цветы, которые не покупались в аэропорту, а брались в магазине “Цветы Петтерссонов”, в Фисксэтре.

Жена и двое взрослых детей.

В течение десяти лет она играла в мяч сама с собой, а когда думала, что он тоже участвует и сделает ответный пас, он просто стоял, вытянув руки по швам.

“Как ты думаешь, Лассе, не позволить ли нам себе летом четырехнедельный отпуск и не снять ли домик в Италии?”

“Послушай, Лассе, что бы ты сказал, если бы я перестала принимать противозачаточные таблетки?”

“Не пришло ли нам время переехать за город?”

“Я подумала…”

“Мне бы хотелось…”

Десять лет предложений и идей, когда она раскрывала свои чувства и мечты. Столько же лет колебаний и отговорок.

“Даже не знаю…”

“Сейчас на работе так много дел…”

“Мне необходимо уехать…”

“В данный момент нет, но скоро…”

Ее желание иметь ребенка было только ее желанием. Не его. У него ведь уже есть двое, и больше ему не надо. Ее желание обзавестись домом было только ее желанием. Не его. У него ведь один дом уже есть, и больше ему не требуется.

Одним неторопливым махом он лишает ее всего.

Она ощущает полную апатию. Часами бесцельно ездит на машине и возвращается к действительности, только когда зажигается лампочка, сигнализирующая о том, что у нее заканчивается бензин. Она останавливается и заглушает мотор.

Все, что еще несколько дней назад было правдой и реальностью, оказалось иллюзией, наваждением.

Что же ей делать? Пассивно наблюдать, как разваливают ее жизнь?

Мимо с гудением проносится грузовик, всего сантиметрах в десяти, и она включает аварийный сигнал. Если уж умирать, то пусть это хотя бы произойдет красиво, а не в сточной канаве промышленного района Вестберга.