Лондонские тайны - Поль Феваль

Между тем устройство игорного дома было кончено. В нем было множество комнат. Часть главной залы отделялась широким занавесом, и высокой, крепкой балюстрадой. Измаил придумал театральный эффект, чтобы лучше привлечь к себе самую знатную и богатую лондонскую публику.

Глава пятьдесят вторая

СИРЕНА

Продолжение рассказа Сюзанны

Однажды вечером отец взял меня с собой в игорный дом. Когда я вошла в залу, то теплый воздух и шум разговоров так сильно подействовали на мои нервы, что я невольно со страхом прижалась к отцу.

— Ничего, — сказал он, — не бойся. Тебя никто не видит, нас скрывает занавес. Сядь, Сюзи, за фортепьяно и пой.

Нужно было повиноваться. Я села и, отдохнув минуту, коснулась пальцами до клавишей. За занавесом раздался ропот неудовольствия.

— Эй, Спенсер, — крикнул кто-то из игроков, — уволь нас от концерта. Это довольно глупая затея.

— Играй и пой, Сюзи, — сказал мне отец.

Я начала петь сначала без всякого чувства и методически, точно занималась с учителем пения, но скоро увлеклась и в страстных звуках вылила всю свою душу. Я не помнила, где я находилась, не видела окружающих меня предметов; я пела для себя.

— Хорошо, хорошо, превосходно прелестно, Сюзи! — сказал тихим голосом Измаил, когда я кончила, и в то же мгновение гром рукоплесканий раздался в зале, за занавесом.

— Браво, браво! — кричали игроки. — Это Малибран!

— Это помолодевшая Каталани!

— Это Паста!

— Я вас уверяю, tres chers, — произнес тоненький голосок, — что это Гризи… О! Вы не имеете понятия, что такое Гризи, кроме шуток…

— Отец мой весело улыбался и потирал свои руки.

— Милорды, — сказал он громким голосом. — Это не Малибран, не Каталани, не Паста и не Гризи!

— Кто же это, мистер Спенсер?

— Это Сирена, милорды.

По зале пронесся глухой, общий говор, который вскоре превратился в громкие восклицания. Игрокам хотелось меня видеть и они требовали, чтобы Измаил открыл занавес.

— Милорды, для меня весьма прискорбно, что я должен отказать вам, но вы не увидите Сирены.

— Я даю сто фунтов стерлингов, чтобы видеть ее! — вскричал кто-то за занавесом.

— Пятьсот! — сказал другой голос.

— Чудесно! — говорил мой отец с радостью потирая руки. — Моя выдумка великолепна!

— Тысячу фунтов! — закричал кто-то.

— Невозможно, милорды, — отвечал Измаил, — тем более, что Сирены уже нет здесь.

— Когда же мы снова ее услышим?

— Завтра, милорды.

С этими словами отец мой взял меня за руку и увел с собою домой. На другой день, в зале игорного дома не было достаточно места для помещения публики, привлеченной любопытством.

Я опять начала петь. Слушатели опрокинули балюстраду, отдернули занавес, но меня уже не было: Измаил успел увести меня. Такая таинственность возбуждала крайне любопытство лордов. Молва обо мне разошлась по всему Лондону.

Сюзанна, сказал мне однажды отец, ты будешь счастлива. Я желаю, чтобы между лордами, которые тебе рукоплещут каждый вечер, ты избрала одного…

Я не могла понять его слов, несмотря на то они подействовали на меня неприятным, тягостным образом. В этот вечер отец мой приказал мне нарядиться с особенной роскошью. Я повиновалась и мы отправились в игорный дом. По шуму за занавесом можно было заключить, что народу было столько, сколько могла вместить зала.

— Ступай сюда, Сюзи, — сказал Измаил, — подводя меня к маленькому, едва заметному отверстию в занавеске. — Приложи глаз к этому отверстию, вот так, не бойся, тебя никто не увидит, смотри и выбирай!

— Выбирать? Я не понимаю вас… — сказала я.

— Довольно, — отвечал он, сдвинув брови и топнув ногой, — ты должна понять меня или горе тебе! Смотри и слушай!

И приложив глаз к другому отверстию в занавеске, Измаил начал вычислять мне богатства и титулы самых знатных из находившихся в зале господ. После каждого объяснения он обращался ко мне и спрашивал, нравится ли мне тот, о котором он мне говорил; я ничего не отвечала и он переходил к следующему. Я не отнимала глаз от отверстия, потому что в этой блестящей толпе надеялась найти вас, милорд.

— Вот он, вот он! — быстро вскричал Измаил, дотронувшись до моей руки. — Смотри, Сюзи направо.

— Я взглянула туда… Вы, милорд, вошли в залу.

— Я! — вскричал Бриан с удивлением.

— Вы, милорд, но, увы, Измаил указывал не на вас.

— О! — воскликнула я, обернувшись к нему. — Не надсмехаетесь ли вы надо мной?

— Нет, — отвечал Измаил, пристально посмотрев на меня, но разве ты его знаешь?

— Знаю ли я его! — вскричала я с радостными слезами на глазах.

— Э! Да это великолепно! — проговорил отец. — Однако надо признаться, молодые девушки обладают иногда крайне странным вкусом! Кому бы могло прийти в голову? Пойду, приведу сюда его сиятельство.

Он направился к двери, но у порога остановился как бы в раздумьи и, вернувшись ко мне, спросил:

— Однако, мисс Сюзи, не выходит ли тут недоразумения? Я тебе говорю о высоком князе, сейчас вошедшем в залу, грудь которого увешена орденами.

Я с ужасом взглянула на отца и не будучи в силах произнеси ни одного слова, обратилась к нему с умоляющим взглядом.

— Ага, — сказал он, нахмурив брови, — теперь мне понятно, тут произошло недоразумение. О ком ты говорила, Сюзи?

— О Бриане Ленчестере, — отвечала я.

— О Бриане! — вскричал отец с резким смехом. — Ха, ха, ха! Это чрезвычайно любопытно! Но разве тебе не известно, что он не имеет ни одного пенни за душой? Полно-ка заниматься глупостями и приготовься-ка лучше принять его сиятельство.

— Что за дело до меня этому сиятельству? — спросила я с негодованием.

— Это он тебе сам скажет, — отвечал Измаил с приятной улыбкой.

— Я не хочу видеть его, не желаю говорить с ним!

— Ты должна! — произнес он грозным, повелительным голосом. — Я сию минуту приведу его.

— Я не хочу видеть его! — повторила я, собрав последние силы, которые придавало мне ваше присутствие, Бриан.

Я почувствовала, что пальцы Измаила как бы впились в мою руку, в глазах его сверкал дикий пламень, он приблизил лицо свое к моему.

— Знаешь ли ты, — проговорил он задыхающимся от бешенства голосом, — что ты принадлежишь мне, мне и больше никому. Знаешь ли ты, что я могу убить тебя? Но я этого не сделаю — я продам тебя! Слышишь? Продам. Не сопротивляйся или я поступлю с тобой, как поступил с Темперенсой, как поступаю с немым!

Бриан, вы были тут, и ваше присутствие придавало мне неимоверную твердость и силу. Я тогда была уже вашей всей душей и потому я не устрашилась последних угроз Измаила.