На службе у олигарха - Анатолий Афанасьев

Выбрали столик почище и в стороне от линии огня. Зинка рукавом смахнула на пол остатки чьей-то трапезы: бумажные стаканчики, крошки, окурки, дососанные до фильтра. Бросала на Митю пылкие взгляды.

— Ешь, — сказал он. — После потолкуем.

Зинка управилась с угощением за пять минут, не отставал и беспризорный ребёнок, норовя и с её тарелки сцапать кусочек. Митя тоже поел, но к водке не притронулся. Бутылку распили Зинка и пацанёнок на двоих, тут уж девушке досталась львиная доля. Насыщаясь, она исподтишка наблюдала за Митей и к концу трапезы сделала какие-то свои выводы.

— Я готова, — объявила под конец, промокнув губы платочком, и, чтобы у него не осталось сомнений, к чему готова, откинулась на стуле, выпятила грудь и многозначительно подёргала себя за соски. Беспризорник воспользовался случаем и хлебной коркой подчистил соус с её тарелки. — К тебе пойдём или ко мне?

— Никуда не пойдём, — ответил Митя. — Мне нужна всего лишь информация.

— Так и знала, — горестно кивнула Зинка. — Сразу поняла, что малохольный. Учти, втянуть меня в аферу не удастся. Я законопослушная «давалка». Трижды зарегистрированная. Кто навёл на меня?

— Какая разница… За информацию заплачу.

— Ещё бы… И чего нужно?

— Я ищу Деверя…

— Чего-о?! — Зинкины глаза подёрнулись фиолетовой дымкой. — Спятил, парниша? Протри зенки. Где я, а где Деверь. Я вообще не знаю, кто это такой. Отстань, понял? Думаешь, купил жратвой? На-ко-ся! — Зинка сунула ему под нос синеватую дулю.

Митя взял её кулачок в ладонь и тихонько сжал. От боли Зинка побледнела, но не пикнула.

— Чего с ней базаришь, дядя Митрий! — вмешался пацанёнок. — Дай доллар — расколется до пупка, подстилка полицейская.

— Могу ещё водки взять, — предложил Митя.

— Возьми. — Зинка обмякла, осела на стуле, будто пар из неё выпустили.

Митя недоумевал, почему бородатый Петюня направил его именно к ней. Она ничем не отличалась от всех прочих жриц любви, которые жили, думали и священнодействовали только одним местом, круг желаний у них был ещё уже, чем у мужского электората: жранина и кайф, больше ничего. Митя общался с ними в прежней бытности, до перевоплощения, и всегда относился к ночным бабочкам с пониманием. Простые и безобманные, как цветы луговые. И если пользоваться гигиенической пастой «Ландомет», безопаснее, чем резиновые куклы. Сливай им в уши любую говорильню — ничего не застревало в маленьких головках со стерильно промытыми мозгами. Всё равно что лить воду в решето. Однако фраза Зинки «Где я, а где Деверь», безусловно, свидетельствовала о зачаточной способности к самооценке, чего у серийной «давалки» не могло быть в принципе.

— Почему тебя прозвали Сковородкой? — поинтересовался он, пока пацанёнок ходил за водкой.

— Удар справа. — Зинка с гордостью сжала литой кулачок. — Видел, как Муньку завалила? Кому хошь могу врезать.

Уже явно забыла, о чём говорили до этого. Что ж, подумал Митя, повторим. Подождал, пока красотка с жадностью вылакала из горла треть бутылки.

— У-ух, — вздохнула с наслаждением. — Как скипидар жгёт… Спасибо, Митенька. Хочешь, ко мне пойдём? У меня кроватка прикольная, с секс-допингом.

Митенька! На миг сердце сжалось. Только одна женщина в мире так его называла. Она сейчас далеко, и неизвестно, удастся ли ещё её увидеть.

— Приведёшь к Деверю, — отрубил он, — отстегну полтинник.

Пацанёнок Ваня трагически заухал, тщетно пытаясь завладеть бутылкой, а Зинка вторично возмутилась, но как-то более покладисто.

— Зачем тебе Деверь, Митенька? Он плохой, злобный, частную собственность не признаёт. Его все ловят, а когда поймают, сразу повесят.

Она знала Деверя!

— Полтинник, — повторил Митя, глядя в прозрачные, налитые спиртом глаза. — Зелёными. Обновишь весь прибор.

— Кто ты, Митя? Не баламут?

— Пришелец… сама видишь. Не бойся, Зин, не выдам. — Он попытался напустить гипнозу, лишний раз убедился: с «давалками», как с «матрёшками», это не проходит. Всё равно что завораживать деревянную чушку.

Пацанёнку удалось присосаться к бутылке, но он не сделал и двух глотков, как получил кулаком в лоб и с визгом покатился на пол.

— Эй, зараза чумная! Меня нельзя бить, я «тимуровец».

— Спрашивать надо, ворюга!

— Сама ворюга! — вопил пацанёнок. — Скажи ей, дядя Митрий. Глаз выколю!

— Нет, Ваня, ты не прав, — мягко заметил Климов. — Бутылку я даме купил, значит, хоть ты и «тимуровец», надо было попросить.

Услышав про себя, что она дама, Зинка оторопела, глаза подозрительно блеснули, будто слезой, но «давалки» никогда не плакали, это тоже всем известно. Даже если их резать на куски. «Тимуровец» Ваня Крюк тоже был обескуражен, молча влез обратно на стул, обиженно моргал.

— Ладно, малыш, — пожалела его Зинка. — Погорячилась я. На, глотни, если хочешь.

Обернулась к Мите.

— Про кого говоришь, не знаю, но есть одна женщина… Она может помочь.

— Что за женщина?

— Вроде сестрёнка моя. — Зинка потупилась. — Но она не такая, как я. Привилегированная.

— Нуда? — восхитился Митя. — И кем она приходится Деверю?

— Сам знаешь кем… Кем же ещё…

Зинка раскраснелась. С ней происходили загадочные метаморфозы. Митя и рассчитывать не мог на такой успех. Конечно, помог пацанёнок, с лихвой отработал затраченные на него деньги, но главное — сама Зинка. У неё привилегированная сестрёнка. Трудно поверить. Откуда? Привилегированных краль в Москве (ещё их называли «стеаринщицами» или «лохматками» — по особой форме причёсок, которые только они имели право носить) не больше сотни; чтобы добиться такого высокого положения, мало угодить высокопоставленному лицу из миротворческой администрации, необходимо доказать лояльность режиму громким деянием во славу демократии. К примеру, в популярном телешоу «Женские причуды» обслужить взвод пехотинцев либо в благотворительном сериале «Руссияне — тоже люди» прочитать без запинки задом наперёд молитву «Боже, храни Америку». Многим победительницам присваивали звание посмертно, а тем, кто уцелел, пройдя все испытания, выдавали пожизненный аусвайс, гарантирующий их качество, а также ставили на спину роскошное тавро с изображением статуи Свободы. «Лохматок» обыватели знали в лицо: они не слезали с экранов телевизоров, наравне с политиками и бизнесменами. Глянцевые журналы печатали их портреты на обложках и отводили целые развороты описанию их привычек и образа жизни. Молодёжные кумиры XXI века…

Митя уточнил:

— Если у тебя, Зина, привилегированная сестра и она знакома с Деверем, то почему она живая?

Зинка вдруг разозлилась, вырвала бутылку у «тимуровца», который втихаря успел отсосать половину.

— Хочешь подкалымить на ней?

Видя, как недобро полыхнули её глаза, Митя примирительно заметил:

— Не волнуйся, Зин, я не продажный… Кстати, как её зовут по аусвайсу?

Зинка пропустила вопрос мимо ушей, допила бутылку, бросила многозначительный взгляд на окошко раздачи.

— Что ей передать?

— Передай, странник разыскивает Деверя. Готов заплатить.

— Сколько? — Разговор пошёл по-деловому, и Зинка вернулась в привычный облик честной «давалки»: взгляд обрёл наглинку, голос окреп, в него добавилась эротическая хрипотца. Не верилось, что минуту назад это самое существо то краснело, то бледнело от прилива каких-то полузабытых эмоций.

— Если выведет прямо на него — сотня.

— И пятьдесят мне?

— Уже сказано.

— А аванс?

— Никакого аванса, не борзей.

Митя мог бы подкинуть ей деньжат, не жалко, но не хотел выказать себя олухом, что непременно навело бы девушку на размышления о кидке.

— Хорошо. — Зинка зачем-то начала себя ощупывать в разных местах. — Не знаю, о ком говоришь, но попробую… Где тебя искать?

— Нигде. Встретимся утром здесь же.

— Могу устроить с ночёвкой.

Всё ещё надеялась затащить в постель. Он отказался.

— В другой раз. Только не делай глупостей, Зинуля. Один неверный шаг…

— Не пугай, Митя. Вижу, кто ты такой. Не считай меня дурочкой…

Глава 23

Москва в лихолетье (продолжение)

Митя снял номер в Гостиничном дворе для туземцев, расположенном в корпусах бывшей 1-й Градской больницы. Это было рискованно, но игра стоила свеч. С одной стороны, он вроде бы подставлялся, а с другой — заявлял о себе как о легитимном руссиянине, что давало некоторые преимущества, в первую очередь небольшой запас времени. Здесь селились те, кому нечего бояться властей. В основном руссияне, состоявшие на доверительной службе, уже доказавшие свою беззаветную преданность рыночной глобализации, заслужившие пластиковую карточку гражданина третьей категории. В Москву они наведывались иногда по делам, но чаще чтобы просто гульнуть, с толком потратить нажитый капитал — столица предоставляла все возможности оттянуться по полной программе. Десять-пятнадцать лет они с таким же пылом и удалью куролесили по Европе и по всему миру, но после принятия Евросоветом нового закона об эмиграции, ограничивающего оборот грязных денег, дальше литовско-польской границы их уже не пускали. Зато в Москве они могли веселиться как угодно, естественно, не выходя за рамки международной статьи об идентификации, действующей на территориях стран-изгоев. В статье было около ста пунктов, нарушение каждого из них каралось смертной казнью.