Постчеловек: глоссарий - Рози Брайдотти

Роуз и другие ее единомышленники утверждают: «Появление инвайронментальных гуманитарных наук указывает на стремление соединить разнообразные подходы к изучению окружающей среды, возобновив множественные и разнообразные дискуссии между ними» (Bird Rose et al., 2012: 1–2). В целом подходы, объединяющиеся под знаменами экологической гуманитаристики, открыто отвергают предполагаемую «ненаучность» работы гуманитарных дисциплин с окружающей средой. Они не принимают критику, по-прежнему пребывающую в сетях узкого понятийного подхода к «человеческой агентности, образованию общественных и культурных форм, социальному изменению и запутанным отношениям между человеческим и не-человеческим мирами» (Ibid.: 2). Это усилие привело к появлению целого ряда новых междисциплинарных исследовательских подходов, которые становятся «мостом» между естественными, гуманитарными и общественными науками, обновляя диалог между ними. Среди прочего стоит упомянуть о практиках биологического искусства, которые, как напоминает нам Долфейн (Dolphijn, 2013), представляют собой существенный вклад в постановку важных вопросов об антропоцене, экологических кризисах и устойчивости в целом. Опираясь на эти и другие практики, инвайронментальные гуманитарные науки доказали свою способность найти эффективные исследовательские инструменты, создавая прецеденты и сложные нарративные схемы, открывающие новые исторические перспективы социально-экологических вызовов, с которыми нам приходится сталкиваться.

Недуалистический подход экологических гуманитарных наук по отношению как к (не-)человеческому, так и к исследовательской деятельности отвечает в конечном счете за новое превращение этики в постгуманистическое пространство заботы и ответственности. Уходя от понятия этики как человеческого атрибута, перегруженного по этой причине моральными дилеммами, инвайронментальные гуманитарные науки изучают запутанность человеческих и не-человеческих форм жизни, предлагая разновидность ответственности, выходящую за пределы гуманистической сферы действия. Этика в природокультурном мире предполагает ответственность за то, что имеет материальную значимость (Haraway, 1988), а также за дифференциалы возможностей, выступающие важнейшей частью мировых реконфигураций (Barad, 2007, 2012). В этом отношении инвайронментальная гуманитаристика особенно подходит для изучения гендерных, расовых и постколониальных измерений, подчеркивая запутанную природу социальной и экологической справедливости (Nixon, 2011; Chakrabarty, 2009). Как утверждает философ-феминистка Карен Барад, в мире природокультуры вопросы этики и справедливости «всегда уже вплетены в саму ткань мира» так, что «эпистемология, онтология и этика оказываются неразделимы» (Dolphijn, van der Tuin, 2012: 69).

В заключение надо сказать, что инвайронментальные гуманитарные науки подхватили призыв философа и активиста Феликса Гваттари (Guattari, [1989] 2000; Гваттари, 2019; Guattari, [1992] 1995) использовать текущий экологический кризис и проблемы устойчивости как «возможность» переопределить человечество в целом, разработав экософскую перспективу/логику[37]. Помогая нам понять, как индивиды и общества реагируют на глобальные изменения окружающей среды, инвайронментальная гуманитаристика вносит свой вклад в осознание факторов, способных усилить человеческие возможности трансформации парадигм мышления и поведенческих паттернов. Наконец, развитие этого междисциплинарного поля демонстрирует[38] тесное переплетение гуманитарных и естественных наук, а также обновленную этико-политическую практику реляционности и взаимовлияния в качестве базиса для производства системных изменений и работы над построением устойчивого будущего.

См. также: Алгоритмические исследования; Политические тела; Земля; Не-человеческая агентность; Война.

Тобийн де Грау и Элиза Фьоре

(Перевод Ольги Чумичевой)

Земля

Земля – это планета, чей возраст составляет примерно 4,54 миллиарда лет. Для нее характерны определенные геологические образования, плотность, биосфера, гидросфера и атмосфера, которая делает возможным существование жизни. Земля есть нечто большее, чем просто мир, где обитают люди; ее отличают поддерживающие жизнь условия и отношения с другими планетами (Woodard, 2015). Как единое целое она представляет собой сложную динамическую систему, где взаимодействуют биосфера, атмосфера и множество геосфер; на внепланетном уровне она также динамична, будучи частью сил гравитации, периодического вращения, космических лучей и солнечной радиации. Бакминстер Фуллер назвал ее «Космический корабль „Земля“», обозначив спекулятивные начала постпланетарного дизайна: «Мы все астронавты» (Fuller, 1969: 14; Фуллер, 2018), вращающиеся в космосе вокруг Солнца на скорости 60 000 миль в час, в самом средоточии богатой не-человеческой жизни, а также интенсивных отношений с другими планетами и Солнцем.

Земля – это еще и сложная экосистема, где никогда не следует допускать ошибку, ставя человека в центр мироздания; человек – всего лишь один из элементов более сложного цикла процессов. Одним из ее определений может стать и такое: «холархия, появившаяся благодаря самопроизвольной синергии сочетания, взаимодействия и перегруппировки» (Margulis, Sagan, 1995: 18).

Помимо жизни органической и неорганической сфер, Земля также является медиасферой – она помогает нам мыслить не только категориями иезуитских фантазий нематериальной реальности познания, как это делал Тейяр де Шарде́н или киберкультура, подпитанная ажиотажем вокруг Кремниевой долины, но и категориями разных систем визуализации, предлагающих нам действующие модели репрезентации планеты. Этот взгляд на планету Земля существует со времен полета космического корабля «Восток-1» в 1961 году. Он вывел на орбиту планеты первого представителя человечества, который смог описать, как выглядит Земля из космоса. Именно планета Земля красуется на обложке первого Whole Earth Catalog◊, вышедшего в 1968 году, а также на его внутренних страницах, воспевающих изображения эпохи спутников: обязательное иллюстрированное подарочное издание для кофейного столика с 243 фотографиями полета пилотируемого космического корабля НАСА «Джемини» в 1965-м в полноцветной печати, – и всего за семь долларов. Планета Земля как часть домашней обстановки.

Наше понимание планеты Земля опосредовано различными технологиями репрезентации и само стало продуктом технологической эры. «Лишь тем будет принадлежать Земля, кто живет силами космоса», – писал Вальтер Беньямин (Benjamin, 2008: 58; Беньямин, 2012: 109–110) в своей короткой заметке 1928 года «К планетарию», анализируя технические способы организации physis – взгляд вверх и оттуда снова вниз. Спутниковое фотографирование Земли, начавшееся в 1960-х и завершившееся в 1972 году «Синим марблом» (снимком, сделанным экипажем космического корабля «Аполлон-17»), представляют собой последовательные примеры серии образов, определяющих Землю из космоса. Вторая космическая скорость (Virilio, 1997), которая позволяет ускоряющимся объектам, от аэропланов до космических кораблей, отрываться от ограниченной гравитацией поверхности Земли, есть также и то, что дает нам возможность видеть Землю сверху. Старая этимология слова «Earth» – «eorpe», – означающая нечто отличное от небес и подземного мира, задает динамику векторов, согласно которой Земля определяется с небес. Мощные силы ускорения превращаются в визуальные наблюдения из космоса. В конце 1960-х Фуллер писал: «В любом случае, вы видели больше, чем видел человек до двадцатого века, который за всю свою жизнь имел возможность посетить и ознакомиться только с одной миллионной частью от всей поверхности Земли» (Fuller, 1969; Фуллер, 2018). Подобное медианасыщенное понимание Земли проникло даже в биологические труды Маргулис и Саган, повествующие о новой метаморфозе визуальной эпистемологии, которую влекут за собой это повсеместное проникновение технологий и техническая визуализация. Благодаря этому появляется орбитальное воображаемое, транслируемое спутниками и космонавтами: «Отделяясь, словно во сне, от вашего собственного тела, вы смотрите на планету, к которой вы теперь привязаны