Москва: архитектура советского модернизма. 1955–1991. Справочник-путеводитель - Анна Юлиановна Броновицкая

полу и сам поезд – динамики. Самый неожиданный элемент интерьера – красная гранитная волна, из которой выступает скульптурная голова вождя, – перекочевал сюда из неосуществленных ленинских проектов самого Павлова: среди вариантов его конкурсных проектов монумента на Ленинских горах и музея на Волхонке встречается каменное красное знамя.

Интерьер. 2009

Общий вид. 1980-е годы

На короткое время павильон траурного поезда стал важной идеологической точкой на карте Москвы – здесь, в частности, проходили церемонии приема в пионеры. В 1992 году закрылся Центральный музей Ленина, филиалом которого считался мемориал. Потерявшее смысл здание стало использоваться как автосалон, а сквер перед ним – как автостоянка. В 2001 году павильон передали Музею железной дороги, что его спасло. В 2010–2011 годах прошла реконструкция, позволившая расширить посвященную железной дороге экспозицию, но исказившая здание. Гранитное знамя оказалось спрятано за стендами – небольшой просвет оставлен только перед лицом Ленина. Переделанная лестница и вход тоже нарушили художественную выверенность павловской композиции, но все же и тогда еще изначальной архитектуры оставалось достаточно, чтобы поразить воображение ценителя, оказавшегося в этом странном музее. Увы, после осуществления следующего этапа развития экспозиции в 2017 году воображение приходится уже сильно напрягать: вдоль стеклянной стены выросли антресоли, а драматичные глубокие кессоны зачем-то закрыли сетками.

57. Музей АЗЛК 1975–1980

АРХИТЕКТОР Ю. РЕГЕНТОВ

ШОССЕЙНАЯ ул., 42

ТЕКСТИЛЬЩИКИ

Оголтело футуристическая форма (здание в виде НЛО) предрекает грядущую эпоху PR, когда репрезентация продукта будет обгонять его реальное качество

Никто никогда не видел летающую тарелку, но все знают, как она выглядит. Круглая, приплюснутая, с щелью для обзора и откидывающимся трапом. Собственная гордость архитекторов долго не позволяла им заимствовать этот образ, а если и появлялось что-то похожее на НЛО, то оно было мотивировано либо близкой функцией (ресторан в аэропорте Лос-Анджелеса, 1961), либо пафосом научно-технического просвещения (Музей науки в Эйндховене от компании Philips, 1966). Обтекаемые домики Futuro Матти Сууронена (1968) получили свою форму тоже неспроста: чтобы противостоять порывам ветра и снеговой нагрузке (один из них до сих пор функционирует на Домбае как горнолыжная база). «Тарелка», приземлившаяся на крышу Научно-технической библиотеки в Киеве (1971), тоже была неслучайна: Флориан Юрьев, архитектор, художник и композитор, все 60-е годы работал над идеей сферического «светотеатра», но воплотить ее смог лишь как кинолекционный зал ГНТБ. Но самым главным НЛО советской архитектуры стал цирк в Казани (1967): словно бы две тарелки Оскара Нимейера (Дворец конгрессов в Бразилиа, 1960) сложили вместе.

Отгремели 60-е с их космическим воодушевлением, миновали 70-е с еще теплящейся верой в прогресс, и вдруг в 1980 году «тарелка» появляется в Москве. Никакого повода к этой форме ни дух времени, ни место, ни функция не дают, просто «хочется чего-нибудь такого», – как поют инопланетяне в фильме «Эта весёлая планета» (1973). В чем, конечно, уже звучит мотив рекламной аттрактивности – тем более что поначалу в здании думали разместить не музей, а выставочный зал новых моделей. И в этом поиске «чего-нибудь такого» музей даже можно признать далеко опередившим свое время, а также автопром Германии с его феерическими музеями Mercedes от UN Studio (2006) или BMW от Coop Himmelb(l)au (2008).

О. Нимейер. Дворец конгрессов в Бразилиа. 1960

Ф. Юрьев. Научно-техническая библиотека в Киеве. 1971

Правда, первый свой музей концерн BMW открыл еще в 1972 году – его круглая форма оправдана тем, что экспонаты размещались на спиральном пандусе, который оплетал интерьер. Так же был сделан самый оригинальный на тот момент художественный музей мира (Музей Гуггенхайма в Нью-Йорке, 1959): при этом его автор Фрэнк Ллойд Райт брал за образец именно автомобильный паркинг. Искусство, наука и техника весь XX век живут в тесном диалоге: строя другую свою «тарелочку» – Музей современного искусства в Нитеройе (1996), Оскар Нимейер вернет долг уже космической теме: «Когда-то давно пролетавшая над городом летающая тарелка восхитилась красотами этих мест и решила остаться здесь навсегда».

Но в Текстильщиках не было таких красот, как в Бразилии; не было ни пандуса, ни спирали: автомобили расставили веером от центрального столба. Столб, конечно, тоже был лишним: вообще-то купольные покрытия предполагают безопорное пространство. При этом с крышей купола тоже намучались: «Она была ступенчатой, не гладкой. И проблема была – сделать так, чтобы она не протекала. Стыки были проблемными. Каждый лист вырезался индивидуально – здание же не прямоугольное». Зачем такие мучения, Лев Железняков, бывший замдиректора музея, объяснить не может. Более того, честно признается: «Это здание не очень удобно для экспонирования. Оно сделано в виде круга, и стен плоских не было. Но мы все равно приспособились».

В этом смысле музей – точный образ советской промышленности, которая сама себе создавала проблемы, чтобы потом к ним приспосабливаться. А самым большим ее несчастьем был, конечно, автопром, который всячески пытался быть и современным, и европейским, и удобным, но не мог. На правах победителя слизав с трофейного «Опеля Кадета» свой первый «Москвич», завод (тогда еще не АЗЛК, а МЗМА) честно гнал «четырехсотый» 15 лет, и это был первый советский автомобиль, пущенный в продажу. Устаревший с самого начала (прообраз датирован 1938 годом), он был не шедевр, но зато свой и отдельный – и в этом смысле такой же символ свободы (и непритязательности), как и хрущёвки. Сошедший с конвейера в 1956 году, «402-й» стал уже символом новой эстетики – с ее обтекаемостью и динамичностью. Те же линии отличали, правда, и «Волгу» ГАЗ-21, что объяснялось просто: к разработке «402-го» привлекли дизайнеров горьковского автозавода. Именно такой москвичонок то глохнет, то срывается с ручника в фильме «Зелёный огонёк» (1964). Да еще корит человеческим голосом (точнее голосом Зиновия Гердта) своего шофера: «Собачку тебе водить на поводочке, а не автомобиль!» А в фильме «Старшая сестра» (1966) героиня Татьяны Дорониной говорит: «Машины катятся по-новому, целуются по-новому, танцуют по-новому!» – и это, конечно, уже про стильные москвичи третьего поколения: «408-й» и «412-й»…

Общий вид. 1980-е годы

Житейское представление о том, что ВАЗ круче АЗЛК в музее развенчивалось количеством концепт-каров. При этом, как свидетельствует Железняков, «постановлением Совета министров СССР от 1964 года было предписано уничтожать все опытные образцы, не пошедшие в серию.