Паровой дом (пер. В. Торпакова) - Жюль Верн

Первые ступени этих гигантских пропилей[136] полностью покрыты густыми лесами. Там можно еще отыскать представителей богатого семейства пальмовых, которые в более высокой зоне уступают место большим дубовым, кипарисовым и сосновым лесам, пышным бамбуковым зарослям и травянистым растениям.

Банкс, уточнивший для нас эти детали, сообщил также, что, если снеговая линия спускается до четырех тысяч метров на индийском склоне хребта, то на тибетском она поднимается до шести тысяч. Это связано с тем, что туманы, приносимые южными ветрами, задерживаются огромным барьером. Поэтому с другой стороны, на высоте пятнадцати тысяч футов, среди ячменных полей и великолепных степей смогли приютиться деревни. Если верить коренным жителям, то бывает достаточно одной ночи, чтобы трава ковром покрыла эти пастбища!

Павлины, куропатки, фазаны, дрофы, перепела являются представителями пернатых средней зоны. Козы и овцы водятся там в изобилии. В высокой зоне попадаются только кабаны, серны, дикие кошки и орел, планирующий над редкой растительностью, скромные образцы которой являются арктической флорой.

Однако конечно же не это соблазняло капитана Худа. Зачем бы этому Немвроду приезжать в гималайский регион, если бы речь шла все о той же охоте на домашнюю дичь? К счастью для него, в больших хищниках, достойных стать добычей его Энфилда и разрывных пуль, не было недостатка.

В самом деле, у подножия первых склонов горной цепи простирается зона, которую индийцы называют поясом Тарриани. Это протяженная отлогая равнина, шириной в семь-восемь километров, влажная, теплая, покрыта густыми лесами, где охотно ищут прибежища дикие звери. Это рай для охотника, того, кто любит сильные ощущения, борьбу. Наш лагерь располагался выше него на тысячу пятьсот метров. И, стало быть, было нетрудно спуститься на эту заповедную землю.

Было вполне вероятно, что капитан Худ станет навещать нижние ступени Гималаев гораздо охотнее, чем верхние зоны. Там, однако, даже после самого юмористически настроенного из путешественников — Виктора Жакемона — можно еще сделать некоторые географические открытия.

— Значит, эту огромную цепь гор знают еще недостаточно хорошо? — спросил я у Банкса.

— Даже слишком недостаточно, — ответил инженер. — Гималаи — это как маленькая планета, которая приклеилась к нашему шару и сохраняет свои тайны.

— Однако ее прошли всю и раскопали, насколько было возможно.

— О, недостатка в гималайских путешественниках не было! — отвечал Банкс. — Братья Жерар де Вебб, офицеры Кирпатрик и Фрезер, Ходжсон, Хербер, Ллойд, Хукер, Каннингем, Страбинг, Скиннер, Джонсон, Муркрофт, Томсон Грифит, Винь, Хюгель, миссионеры Гюк и Габе, а совсем недавно братья Шлагинтвейт, полковник Ванг, лейтенанты Рейе и Монтгомери в результате серьезных работ в значительной мере установили орографическое[137] расположение этой возвышенности. Тем не менее, друзья мои, многие предположения ученых еще нужно проверить. Точная высота главных пиков была установлена не сразу, а неоднократно уточнялась. Так, раньше Дхаулагири считался королем всей цепи, но после новых измерений он должен был уступить место Канченджанге, а эта последняя, видимо, свергнута с трона горой Эверест. Эта гора возносится над всеми своими соперниками. И все же, как говорят китайцы, горы Куньлунь, к которым, по правде говоря, точные методы европейских геодезистов пока еще не применялись, — несколько превзойдут гору Эверест, и тогда уже не Гималаи станут обладателями самой высокой вершины нашего земного шара[138].

Однако в действительности эти измерения не смогут считаться математически точными, пока не наступит тот день, когда их получат барометрически и со всеми предосторожностями, каких требует это прямое решение. А как их получить, не доставив барометра на верхнюю точку этих почти недоступных пиков? До сих пор этого сделать не смогли[139].

— Это сделают, — ответил капитан Худ, — как в один прекрасный день совершат путешествие на Южный полюс и на Северный!

— Вполне вероятно!

— Путешествие в самые дальние глубины океана!

— Несомненно!

— Путешествие к центру Земли!

— Браво, Худ!

— Будет сделано, как и другие, — добавил я.

— Даже путешествие на каждую из планет Солнечной системы! — отозвался капитан Худ.

— Нет, капитан, — ответил я, — человек — простой житель Земли не сумеет преодолеть ее границ! Но он сумеет проникнуть во все ее тайны.

— Это он сможет сделать! — подтвердил Банкс. — Все, что в пределах человеческих возможностей, должно быть и будет сделано. Потом, когда для человека не останется ничего не познанного о земном шаре, где он живет…

— Он исчезнет со сфероида, у которого нет больше тайн для него, — ответил капитан Худ.

— Нет, — заявил Банкс, — тогда он будет хозяином и заслужит лучшую участь. Но, друг Худ, поскольку мы в гималайской стране, я вам скажу, какое, между прочим, любопытное открытие вы можете сделать, это вас несомненно заинтересует.

— О чем речь, Банкс?

— В рассказах о своих путешествиях миссионер Гюк говорит о странном дереве, которое в Тибете называют «дерево десяти тысяч образов». Согласно легенде, Цзонхава, реформатор буддистской религии, превратился в дерево; несколько тысяч лет спустя то же самое постигло Филемона, Бавкиду[140] и Дафну[141]. Шевелюра Цзонхавы стала листвой священного дерева, а на листьях — миссионер уверяет, что видел своими глазами, — выступают тибетские буквы, отчетливо образованные их прожилками.

— Дерево с печатными листьями! — воскликнул я.

— И на них можно прочитать высказывания самой чистой морали, — ответил инженер.

— Стоит потрудиться, чтобы выяснить это, — сказал я смеясь.

— Вот и выясняйте, друзья мои, — ответил Банкс. — Если эти деревья существуют в южной части Тибета, они должны встречаться и выше, на южном склоне Гималаев. Так что во время ваших экскурсий ищите это… как бы сказать?.. Этот «цитатник»…

— Клянусь честью, нет! — ответил капитан Худ. — Я здесь для того, чтобы охотиться, и не намерен превращаться в скалолаза!

— Добрый друг! — возобновил свою речь Банкс. — Отважный человек, так хорошо берущий подъемы, как вы, прекрасно может совершить восхождение на горную цепь.

— Никогда! — воскликнул капитан.

— Почему же?

— Я отказался от всяких восхождений!

— С каких пор?

— С того дня, — отвечал капитан, — когда я, двадцать раз рискуя жизнью, сумел-таки подняться на вершину Врижеля, в королевстве Бутан. Утверждали, что никогда нога ни единого человеческого существа не коснется вершины этого пика! Это задело мое самолюбие. Наконец, преодолев тысячу опасностей, я с огромным трудом добираюсь до самого верха и что же вижу? На скале вырезано: «Дюран, дантист, четырнадцать, улица Комартен, Париж»! С тех пор я больше не лазаю по скалам!