Сумерки Америки - Игорь Ефимов

Дело завертелось.

Энергичный «Фокстон» тут же разместил рекламу в Интернете, отпечатал красивый цветной буклет. Как маняще белел наш домик на снимке в тени деревьев! Как сияли лампы и окна на цветных фотографиях спален, столовой, гостиной! «Этот чудесный дом в Энгелвуде был недавно приведён в порядок, крыша настлана заново, – гласил текст. – Входя в дверь, вы оказываетесь в просторной гостиной, залитой светом из трёх окон. Две уютные спальни расположены на первом этаже, две поменьше – на втором. Столовая находится в задней части дома, из её широких окон открывается прекрасный вид на сад с цветущими кустами».

И за всю эту несказанную красоту и уют добрый «Фокстонс» хотел получить какие-то несчастные 320 тысяч.

Покупатели хлынули толпой. Телефон звонил не переставая, и я, как заправский диспетчер, назначал им время визитов. Но всё равно бывали случаи, когда я показывал дом одной семье, а другая уже дожидалась в автомобиле на улице. Рекламное объявление было размещено и в Интернете, поэтому появлялись люди и из других штатов. Если не удавалось выбрать удобное время, я разрешал агенту показать дом клиенту в наше отсутствие. Потом был проведён день открытых дверей. Толпа покупателей и их агентов на нашей лужайке порой достигала двух-трёх десятков.

На следующее утро раздался звонок из «Фокстона», известивший нас, что один из визитёров сделал заявку на покупку.

– За какую цену? Нет, не за 320 тысяч, а за 330. Да, так бывает, когда покупатель хочет заранее обойти всех конкурентов и закрепить дом за собой. Это какой-то бизнесмен из Африки с абсолютно непроизносимой фамилией: Облувихьюдж. Будем называть его просто Облу.

Я припомнил высокого улыбчивого негра, чья преувеличенная приветливость оставила у меня тревожное предчувствие. Но нет, прочь тревоги! Покупатель предложил завершить сделку 11 июля? Прекрасно, встречаемся все в офисе миссис Гартен.

Увы, 11 июля никто из участников сделки не явился на процедуру завершения. Их телефоны отвечали механическими голосами ответчиков, на электронные послания они не откликались. 18 июля я писал нашему адвокату: «Нас очень тревожит то, что сделка откладывается на неопределённое время. Адвокат покупателя, мистер Гэйлер, практически недостижим и не подготовил необходимые документы. Он может быть в отпуске, в больнице, в другом штате… Дальнейшие отсрочки могут сорвать нашу покупку дома в Пенсильвании».

27 июля наша миссис Гартен прислала мне копию письма, отправленного ею команде покупателей. Этот документ заставил меня усомниться не только в её профессионализме, но и просто в умственных способностях. Письмо было адресовано мистеру Облу, начиналось обращением «Мистер Облу», но в первой же строчке стояло «Ваш клиент, мистер Облу…» Датированное 27 июля письмо категорически-ультимативно требовало провести завершение сделки в тот же день, 27 июля, в офисе миссис Гартен.

Её способ общения с нами также не укладывался в рамки нормального поведения. Если мой звонок заставал миссис Гартен в её офисе (что случалось крайне редко), трубку всё равно брала секретарша, и разговор происходил через неё. То есть она не переключала телефон на свою хозяйку, а криком передавала ей мои слова в соседний кабинет и потом пересказывала мне то, что та ей кричала оттуда. Был ли какой-то смысл в этой методе? Может быть, миссис Гартен таким образом защищала себя от собеседников, которые попытались бы записать её слова на магнитофон? Но такая попытка была бы нарушением законов штата Нью-Джерси и не могла представлять для неё никакой угрозы.

В отчаянии, не зная, что предпринять, я на следующий день отправил адвокату Гэйлеру письмо с угрозами. Нет, я не обещал поджечь его дом, взорвать автомобиль, отравить собаку – всего лишь сообщал, что буду жаловаться на него в адвокатскую ассоциацию штата Нью-Джерси. Мистер Гэйлер немедленно откликнулся на это послание письмом на адрес миссис Гартен, в котором извещал её, что её клиент, мистер Ефимов, совершил по отношению к нему уголовное деяние, квалифицируемое словом «шантаж», и он немедленно отправляется в суд, чтобы вчинить официальный иск против правонарушителя. Впоследствии три адвоката не моргнув глазом подтвердили мне, что да, обещание пожаловаться на них в их собственную организацию квалифицируется ими как шантаж.

Завершение сделки не состоялось ни 30 июля (предельный срок, указанный в договоре), ни 1 августа. Наконец пришло письмо от миссис Гартен, в котором она извещала нас, что покупатели предлагают устроить завершение сделки 12 августа. Я позвонил ей и задал вполне естественный вопрос: если они опять обманут и не явятся с деньгами, можем ли мы снова выставить дом на продажу? «Нет, – отвечала миссис Гартен, – вы не можете выставить на продажу дом, который уже был продан».

Я был ошеломлён. Что она имела в виду, произнося слово «продан»? Если деньги не уплачены продающей стороне, как можно считать дом проданным? «Какая предельная дата завершения сделки стоит в контракте?» – «Такая дата не указана». – «Вы хотите сказать, что подписали за нас контракт, не указав даты? И они могут держать нас в подвешенном состоянии сколько им вздумается?» – «Вы можете подать на них в суд». – «Я не хочу идти ни в какой суд!! Я просто хочу продать наш дом!» Ответом мне было молчание.

Мистер Облу и его адвокат то исчезали, то появлялись снова и требовали, чтобы дом был продан только им и никому другому. В противном случае они грозили наложить на дом – тут я впервые услышал это страшное слово: lien (арест). Один из наших соседей в своё время попался в эту юридическую ловушку и объяснил, как это делается. Адвокат подаёт в суд заявление о том, что в финансовой истории какой-то недвижимости обнаружилась серьёзная недоплата и требуется время, чтобы провести необходимое расследование. Суд немедленно удовлетворяет ходатайство, и на дом накладывается временный арест. Он может длиться и год, и два.

Последние двадцать лет моей жизни в СССР были окрашены ежедневной готовностью к обыску и аресту. Писание художественных сочинений, чтение неопубликованных рукописей, передача их друг другу, а порой и за границу было делом опасным. Любой текст при желании мог быть объявлен антисоветской пропагандой, и тогда – прости-прощай свобода. Десятки моих друзей и знакомых подверглись уже судебным преследованиям, получили соответствующие срока лагеря или ссылки. Меня дважды вызывали на допрос в КГБ, и оба раза я не был уверен, что вернусь домой. Тем не менее за эти двадцать лет я никогда не испытывал такого страха и чувства полной беспомощности. Вот где-то там, в «табачной мгле», сидит человек, полный иррациональной злобы, который может двумя движениями пера разрушить все наши планы, практически – разорить, и даже без какой-то видимой выгоды для себя.

Впоследствии мне объяснили, что в действиях африканского пришельца и его адвоката была, скорее всего, вполне рациональная корысть. Жульническая схема строится на том, что арестованный дом в документах они могут объявлять своей собственностью, тем самым раздувая видимость своего финансового могущества. Создав двадцать-тридцать фальшивых «линов», жулики могут представлять себя владельцами многомиллионного состояния и получать под него в банке займы для новых махинаций.

В какой-то момент я наконец прозрел и понял, что мы должны повести себя так, как бедные крестьяне повели себя в фильме «Великолепная семёрка»: для борьбы с плохими разбойниками наняли «хорошего» разбойника, сыгранного знаменитым Юлом Бриннером. Опытные друзья дали нам имя проверенного адвоката, и он согласился взяться за наше дело. За свои услуги он хотел получить 3 000 долларов – половину авансом, половину – после продажи дома. Отправляя ему чек, я приложил такое письмо:

«Мы с женой – два пенсионера, скоро нам стукнет по семьдесят. Мы воображали, что дом, который является нашим единственным достоянием, будучи продан, даст нам возможность иметь относительно мирную старость.

Внезапно выяснилось, что это не так.

Что покупатель, который держал нас в подвешенном состоянии при помощи обманов и отсрочек в течение трёх месяцев, который нарушил все условия подписанного договора, тем не менее имеет право держать нас за горло и дальше и не давать нам возможности продать дом никому другому.

И всё это время мы должны будем продолжать ежемесячные выплаты банку и уплачивать налоги.

И трое адвокатов, вовлечённых в переговоры, заверили нас, что именно таковы правила игры на сегодня и в них нет ничего возмутительного. И даже попытка пожаловаться на кого-нибудь из них в их собственную ассоциацию будет рассматриваться как криминальное деяние.

И вы просите меня "не беспокоиться".

Я и не беспокоюсь. Я В ПОЛНОМ ОТЧАЯНИИ!

Умоляю вас использовать весь ваш опыт и авторитет, чтобы спасти нас из этой западни».

Наш Юл Бриннер сразу взялся за работу, и дело сдвинулось с мёртвой точки. Те же самые мучители, неделями не отвечавшие на наши вопли и призывы, не посмели так вести себя со своим коллегой. Миссис Гартен без слова протеста переправила все нужные бумаги в его контору. 19 сентября злодей Гэйлер известил его, что мистер Облу не смог получить у банка требуемый заём и поэтому должен отказаться от покупки дома на Кэмбридж-авеню. Челюсти африканского крокодила разжались – какое это было облегчение!