Вашингтонская площадь - Генри Джеймс

— Ты, конечно, будешь оспаривать завещание, — бестактно заметила она Кэтрин.

— Вовсе нет, — ответила ей Кэтрин. — Оно мне очень нравится. Вот только если бы оно было немного иначе написано!

34

У Кэтрин было в обычае проводить в Нью-Йорке большую часть лета; она предпочитала дом на Вашингтонской площади любому другому жилищу и лишь в августе весьма неохотно переселялась на побережье. На побережье она останавливалась в гостинице. В тот год, когда умер отец, она отступила от своего правила и никуда не поехала, считая, что скорбящей дочери это не подобает; а на следующий год так долго откладывала отъезд, что в середине августа все еще была в Нью-Йорке, в доме на пустынной и жаркой Вашингтонской площади. Миссис Пенимен, любившая перемены, обычно стремилась покинуть город; но в тот год она довольствовалась пейзажем, открывавшимся из окна гостиной: деревянной оградой и китайскими ясенями. Вечерний воздух разносил по площади характерный запах этих растений, и теплыми июльскими вечерами миссис Пенимен сидела подле раскрытого окна и вдыхала их аромат. Для миссис Пенимен это было счастливое время; после смерти брата она почувствовала, что может беспрепятственно утолять свои порывы. Прежде она была несколько угнетена, теперь же наслаждалась свободой, которой не вкушала с тех далеких, незабываемых дней, когда доктор уехал за границу и предоставил ей в одиночестве принимать Мориса Таунзенда. Год, прошедший после смерти брата, напомнил ей о той счастливой поре, потому что с возрастом Кэтрин стала персоной, с которой в доме приходилось считаться, а веселья от нее было, по словам миссис Пенимен, не намного больше, чем от бочки холодной воды. Не очень хорошо зная, как употребить новоприобретенную свободу, старшая из дам пребывала в нерешительности и, пожалуй, попросту созерцала ее — так, подняв иглу, она иной раз застывала перед незаконченным вышиваньем. Впрочем, она надеялась и верила, что ее пылкие порывы и ее талант к сплетению узоров еще найдут себе применение, и через год с небольшим ее надежды оправдались.

Кэтрин по-прежнему жила в отцовском доме, хотя ей и указывали на то, что одинокой женщине, привыкшей к тихому существованию, было бы удобнее разместиться в каком-нибудь из небольших каменных особнячков, которые в то время начали украшать улицы в северной части города. Ей нравился более ранний стиль ее собственного дома (который уже начали называть "старинным"), и она решила прожить в нем до конца своих дней. Если он и казался великоват для двух скромных благородных дам, то противоположный недостаток был бы еще менее желателен, так как Кэтрин вовсе не хотелось, чтобы теснота жилища принудила ее к большей близости с теткой. Остаток жизни она рассчитывала провести на Вашингтонской площади и полагала, что все это время миссис Пенимен будет с ней: Кэтрин была убеждена, что как бы долго она ни прожила, тетка переживет ее и будет все так же умна и энергична. Миссис Пенимен казалась ей воплощением неукротимой жизненной силы.

Одним из тех теплых июльских вечеров, о которых я упомянул выше, обе дамы сидели у открытой балконной двери и глядели на притихшую площадь. Было слишком жарко, чтобы зажигать лампы, читать или вышивать. Даже для разговоров было, кажется, слишком жарко; во всяком случае, миссис Пенимен долго молчала. Стул ее стоял наполовину на балконе, и она сидела склонившись вперед и тихонько напевая. Кэтрин оставалась в глубине комнаты, в низкой качалке; она была одета во все белое и медленно обмахивалась большим пальмовым веером. Именно так тетка с племянницей обычно проводили вечера в это время года.

— Кэтрин, — проговорила наконец миссис Пенимен. — То, что я сейчас скажу, наверное, удивит тебя.

— Скажите же, — отвечала Кэтрин. — Я люблю неожиданности. А у нас сейчас так скучно.

— Так вот: я видела Мориса Таунзенда.

Если Кэтрин и удивилась, то ни жестом, ни возгласом не обнаружила этого. На некоторое время она как-то напряженно затихла, что тоже можно считать проявлением чувств.

— Надеюсь, он здоров, — сказала она наконец.

— Не знаю. Он сильно переменился. Ему очень хочется видеть тебя.

— Я бы не хотела его видеть, — поспешно сказала Кэтрин.

— Я боялась, что ты это скажешь. Но ты как будто совсем не удивилась.

— Нет, я удивилась, очень удивилась.

— Я встретила его у Мэриан, — сказала миссис Пенимен. — Он к ним ходит, и там боятся, что вы у них случайно встретитесь. А по-моему, он ради этого и ходит. Он очень хочет тебя видеть.

Кэтрин не отозвалась, и миссис Пенимен продолжала:

— Сначала я его не узнала: он так переменился! Но он меня сейчас же узнал. Он говорит, что я ничуть не изменилась. Ты знаешь, как он всегда был вежлив. Когда я пришла, он уходил, и мы с ним немного прогулялись. Он по-прежнему красив, хотя, конечно, постарел и уже не такой… не такой оживленный, как бывало. В нем теперь какая-то печаль — но он и раньше был печален, особенно когда уезжал. Боюсь, он не слишком преуспел в делах — не устроил себе карьеры. По-моему, он недостаточно прилежен, а ведь в наше время успех зависит только от прилежания.

Больше двадцати лет миссис Пенимен не произносила при своей племяннице имени Мориса Таунзенда, но теперь, преодолев заклятие, она словно стремилась наверстать потерянное время и, видимо, испытывала приятное волнение, внимая самой себе. Однако она говорила с опаской и время от времени замолкала и ждала, чтобы Кэтрин как-нибудь откликнулась. Кэтрин не откликалась — она лишь перестала качаться в кресле, перестала обмахиваться веером и сидела молча и неподвижно.

— Я встретила его во вторник, — продолжала миссис Пенимен, — и с тех пор не решалась рассказать тебе. Я не знала, как тебе это понравится. Наконец я решила, что после стольких лет тебе, наверное, будет все равно. После той встречи у Мэриан я его видела еще раз. Мы встретились на улице и немного прошлись. Он сразу заговорил о тебе; он меня много расспрашивал. Мэриан не хотела, чтобы я тебе рассказывала. Она хочет скрыть, что они его принимают. Я ей сказала, что после стольких лет тебе, конечно, это все равно, и, если в доме его кузена ему оказывают гостеприимство, тебя это ничуть не может задеть. "Кэтрин не настолько на него сердита", — сказала я Мэриан. У нее какое-то странное понятие о том, что между вами произошло. Она, кажется, думает, будто он как-то нехорошо себя повел. Я взяла на себя смелость напомнить ей о некоторых фактах и представила вашу историю в истинном свете. Он нисколько не сердится, Кэтрин, уверяю тебя; а ему это было бы простительно, ведь жизнь его сложилась не особенно счастливо. Он объездил весь мир, испробовал все, но так и не нашел своего места — злая звезда препятствует ему. Он так интересно говорит о своей злой звезде. Все его планы рушились, и только его гордый — ты знаешь, ты помнишь, конечно, — его гордый, его возвышенный дух остался не сломлен. Он, кажется, женился в Европе. Известно, как женятся в Европе — практично и по-деловому; у них это называется брак по расчету. Жена его скоро умерла; он мне сказал, что в его жизни это был всего лишь мимолетный эпизод. Он не был в Нью-Йорке десять лет. Вернулся всего несколько дней назад. Его первый вопрос был о тебе. Он слышал, что ты не вышла замуж; по-моему, его это очень заинтересовало. Он сказал, что ты была единственной любовью его жизни.