Не искушай меня (ЛП) - Уолтерс А. Мередит

— Дядя Дэвид никогда не появлялся. Я даже и не знал толком о его существовании. Он младший брат моей матери. После того, как мы стали жить с ним, стало вполне очевидно, почему мы никогда о нем ничего не знали. Он мудак. Более того, он корыстолюбивый мудак с садистскими наклонностями, который получает удовольствие, обращаясь с другими, как с дерьмом, потому что ему от этого проще живется. Он добился опеки надо мной и Лэндоном, потому что других родственников у нас с братом не было. Бабушки и дедушки с обеих сторон умерли, а мой отец был единственным ребенком. Так что оставался только Дэвид. Сначала он не хотел нас забирать, но, когда понял, что нам полагается солидное ежемесячное пособие до тех пор, пока мы не достигнем восемнадцати лет, он запел чертовски по-другому. Чертов придурок забрал наши деньги и постарался, чтобы мы не увидели ни копейки из них. Он сказал, что мы должны ему эти деньги, — прорычал Макс.

Я взяла его за руку и переплела наши пальцы.

— Мне так жаль, Макс, — искренне посочувствовала я, надеясь, что мои слова не прозвучали снисходительно. Есть что-то нелепое в этих «мне так жаль». Как будто произнеся их, я могла бы ощутить то, что он пережил. Несмотря на те чертовски сложные отношения, которые сложились у нас с родителями после смерти Джейми, я не могу понять, каково это ощущать себя нелюбимой и нежеланной.

Мое детство до смерти сестры было почти идеальным. У меня были родители, которые дали мне все. Я не в состоянии понять ощущение заброшенности и те ограничения, которые испытал Макс. Сложно представить, что ему пришлось взять на себя обязанности родителя, хотя он сам еще был ребенком.

Хорошие отношения, которые у нас когда-то были с родителями испортились в последние несколько лет. Но впервые я задумалась, кто в этом виноват. Действительно ли вся вина лежит на моих родителях, как я убедила себя? Или я эгоистично замкнулась в своем горе и оттолкнула двоих людей, которые любили меня больше всего в жизни?

Самореализация — сложное занятие. Она может полностью пошатнуть основы человека. Так странно, что именно этот сбившийся с пути парень, чья жизнь полна боли, смог заставить меня задуматься над тем, в чем я казалось, была уверена.

И так странно, что у него получает заставить меня сомневаться абсолютно во всем.

— Я просто хочу заботиться о своем брате. Это все, чего я когда-либо хотел. Но его законный опекун — Дэвид, и он угрожает мне этим всякий раз, как ему предоставляется возможность. Я стараюсь обеспечить Лэндона деньгами, чтобы ему было на что жить, но в итоге Дэвид забирает их все. Я бы убил этого урода, если бы мог. Я обдумал тысячу способов, как избавиться от этого придурка в наших жизнях. Иногда этот гнев, — Макс зажал ткань футболки на груди в кулак и сильно оттянул, — причиняет боль. И мне чертовски больно. Я не могу думать, я ничего, кроме этого, не вижу. Ненависть съедает меня живьем. Я ненавижу Дэвида за то, что он использует моего брата и меня. Ненавижу родителей за то, что оставили меня. Порой я даже Лэндона ненавижу за то, что он так сильно зависит от меня. Но больше всех я ненавижу себя. За то, что слаб и эгоистичен. За то, что не хочу нести ответственность и заботится ни о ком, кроме себя. Я хочу жить ради себя, а не ради других. Ненавижу себя за подобные мысли. Я ненавижу, что злюсь на Лэндона и своих родителей, за то, что они возложили мне на плечи такую ответственность, хотели они того или нет. Мне кажется, что я тону и у меня нет никакого выхода.

Лицо Макса исказилось от горя и ненависти к самому себе. У меня оборвалось сердце. Боже, я просто хочу, чтобы ему не было так больно.

— Как ты оказался в «Мании»… занимаясь… тем, чем ты занимаешься? — спросила я робко, не зная, как точно сформулировать вопрос, который хочу задать. Мне хочется узнать, как он погряз в этом ужасном опасном бизнесе, почему ему стало комфортно в месте, которое словно «выпивает» человека досуха, оставляя одно только сожаление.

— Я знаком с Марко большую часть своей жизни. Он на несколько лет старше, но я знаю его еще со старшей школы. После смерти отца, когда мы с Лэндоном переехали жить к Дэвиду, я оказался в ужасном месте. Я растерялся. У меня началась депрессия. И тут Марко вручил мне рекламку «Мании». Он провел меня в клуб, познакомил с Гашем, который управляет им.

Мне хотелось закрепиться в каком-нибудь месте, заниматься чем-то, что поможет мне чувствовать себя хорошо. Все началось довольно просто. Каждую неделю я помогал Вину искать место для клуба. Мне прилично платили, но этого все равно было недостаточно, чтобы заботиться о Лэндоне. А затем меня приняли в университет Лонгвуда. Я подал заявление развлечения ради, уверенный, что в жизни туда не пойду, даже если меня примут. Но затем пришло письмо и я подумал: Эй, может быть это шанс вырваться отсюда, создать Лэндону нормальную жизнь.

— Но потребовались деньги, много денег. Мне нужно было платить за обучение, за жилье и выделять определенную сумму Лэндону, и тех денег, которые я зарабатывал на поиске мест для клуба, стало не хватать. Тогда я понял, что могу зарабатывать гораздо больше, торгуя наркотиками в клубе. Знаешь, немного экстази или окси. (Примеч. Оксикодон — наркотическое вещество). Чуть-чуть кокаина то тут, то там. Может быть немного мета. (Примеч. Метамфетамин — наркотическое вещество). Я и глазом моргнуть не успел, как у меня была куча денег. Гаш обеспечивал меня наркотой, а я продавал ее, получая процент от прибыли. И благодаря этому я начал жить так, как всегда хотел. По своим собственным правилам, а не по чьим-то чужим. Я был на седьмом небе от счастья.

Взгляд Макса стал рассеянным, пока он говорил. Он обрисовал мне всю картину, и я чувствовала, что, наконец, мне дали взглянуть кем она на самом деле является. Никакого притворства. Никакого обмана. Это Макс, настоящий Макс.

— Впервые, люди искали меня. Они хотели быть рядом со мной. Им нравилось то, что я предлагаю. И я был единственным, кто мог дать им это. Впервые за несколько лет я стал популярен. Я стал тем, в ком люди нуждались, кого они хотели.

На лице Макса появилось выражение одержимости, и я поняла, что эта сила, какой бы мощной она ни была, подпитывала его изнутри. Она давала ему цель, не имело значения, насколько ужасной она была.

— Мне нравится, как я себя при этом ощущаю, Обри. Я не стану извиняться или чувствовать себя неловко из-за этого. Это занятие помогает мне заботиться о брате. Дает мне крышу над головой. Позволяет продолжать учебу и хоть что-то получить от данной мне дерьмовой жизни, — уверенно заявил он.

— Тебе, правда, понравилось то, как ты чувствовал себя последние два дня? Ты сам себе причиняешь боль, Макс, — увещевала его я. Я поднесла его руку к губам и поцеловала костяшки, прижимаясь плотнее к его телу.

— Тебе не нужны наркотики, чтобы чувствовать себя хорошо. Есть так много вещей, которые могут помочь тебе в этом, — взывала я к нему.

Макс невесело рассмеялся и немного отстранился от меня. Хотя он отодвинулся всего на пару сантиметров, казалось, будто нас разделяют километры.

— Я знаю, что ты думаешь. Вижу, как ты сейчас смотришь на меня. И знаю, как ты обычно смотришь на меня. Я догадываюсь, что ты думаешь, что я такой же, как и другие чокнутые наркоманы. Что я не могу жить без наркотиков. Что я готов отсосать кому-нибудь за дозу, если будет необходимо, — я попыталась не морщиться от его гневной тирады. Он разозлился.

— Но я не такой, Обри. Я не какой-то сумасшедший монстр, который просыпается каждое утро, думая, где и когда я смогу кайфануть. Я могу жить без них. Я большую часть жизни прожил без них. Я могу соскочить в любой момент. Но зачем мне хотеть это делать, если наркотики могут дать мне то, что не может дать больше никто?

Я нахмурилась в замешательстве. Что он имеет в виду? Я не понимаю. Даже притвориться не могу, что понимаю, так как совсем не вижу в этом логики. Но полагаю, что в его понимании все это имеет смысл.