Падение - Соман Чайнани

с таким же мрачным лицом. Теперь они все пленники Рафаля, а не его ученики.

Рафаль почувствовал укол совести, но прогнал чувства прочь. Совесть – это оружие Добра. А он должен всеми силами держаться за Зло. Он должен объяснить им, что́ на самом деле стоит на кону.

– Грядет война! И она грядет здесь! – воскликнул он. Горло сдавило, он не мог говорить прежним холодным тоном. – Война за саму суть нашей школы и будущее всех Бескрайних лесов. Сториан – это отражение сердца Директора. Если победит не тот Директор, знаете, что с вами будет? Знаете, что случится с этой школой? Вы сомневаетесь, действительно ли я достоин быть Директором. И не зря. Я наделал ошибок. Но вы точно знаете, что остальные недостойны. Мой брат, который из-за высокомерия сбился с пути и уведет туда же и вас. Пэн, который хочет, чтобы все служили ему. Ни тот, ни другой не будут с вами честны. Ни тот, ни другой не ставят равновесие между Добром и Злом выше своих целей. Ни тот, ни другой не думают в первую очередь о вас и школе.

Многие слушатели смотрели на него уже внимательнее, словно ему удалось задеть какие-то чувствительные струны их души.

– Потому что, если равновесие между Добром и Злом исчезнет, если над нашими сказками завладеет не та душа… опасность будет грозить всем Бескрайним лесам. Я дал клятву защищать равновесие. Клятву, которой я до сих пор верен, хотя моя душа склоняется к Злу. Потому что не может быть Зла без Добра и Добра без Зла. Это две стороны одной медали. – Рафаль посмотрел прямо на Мидаса. – Если я и веду себя как варвар, если захожу слишком далеко в своей порочности, то только потому, что пытаюсь вас защитить. Защитить от тех, кто хочет уничтожить школу навсегда. Вот почему я прошу вас стать моими солдатами. Надеть мои доспехи и сражаться за меня. А я буду сражаться за вас и ваше будущее.

Он повернулся обратно к ученикам. Его взгляд упал на Руфиуса, закованного в золото. Новый укол совести, смешанный со стыдом. Когда-то он знал, каково это – быть злым, чтобы добиться своих целей. Но что-то внутри его сломалось. Найти зло в своей душе стало не так-то легко.

– Я не смогу добиться от вас верности угрозами, – признался он, его голос был таким же прочувствованным и искренним, как когда-то у брата. – Так что могу лишь просить. Выбор за вами. Шагните вперед, если хотите вступить в мою армию. Если не хотите… можете просто уйти.

Никто не двинулся. Ученики стояли на месте, словно сотня статуй.

Затем вперед вышла принцесса Кима.

– Директор, если вы говорите правду, превратите его обратно.

Она показала на Руфиуса.

– Да, – сказал Аладдин, вставая рядом с ней. – Исправьте ваше зло!

– Да! – подхватила другая всегдашница.

– Да! – воскликнул Тимон.

– Да! Да! Да! – эхом разнеслось по лесу.

Рафаль мрачно покачал головой:

– Лишь Директор школы может снять проклятие Зла. А я больше не владею магией Директора. А вот Райан… Он много поколений управлял Школой Добра. Эта сила Добра, эта сущность добра… Она по-прежнему осталась в нем. – Его глаза блеснули. – Стоп. Джеймс!

Злой Директор повернулся к Крюку, который стоял отдельно, с подозрением присматриваясь к Рафалю.

– Райан вдохнул часть своей доброй силы в тебя, Джеймс. Когда ты был деканом Школы Добра. Ты можешь снять проклятие. Просто вдохни в него доброту Райана, – сказал он, показывая на Руфиуса.

Все глаза тут же уставились на Крюка.

Джеймс скорчил гримасу:

– Опять решил меня подставить, Рафаль?

– Просто попробуй… – начал Рафаль.

– Я не могу управлять душой твоего брата. Она не похожа на твою, которая была теплой и радостной. Душа Райана меня пугает. Она живет своей жизнью, – сказал Джеймс. – А если бы я мог ее контролировать, то, поверь мне, я бы превратил тебя в статую у ворот. И никто бы не попросил превратить тебя обратно.

– Прошу, Джеймс, – взмолился Рафаль. – Добро может все исправить. Без него ничего не выйдет.

Джеймс окинул взглядом приунывших учеников, всегдашников и никогдашников, которые уже не один месяц жили в полном хаосе: Директора школы воевали, незваные гости играли ими, как пешками, жуткие звери разрушили их новый дом. Рафаль пытался объяснить им, какая угроза их ждет. Но их чувства притупились после того, как их предало и Зло, и Добро. Они не верили в равновесие, не верили, что хоть одна из сторон права. Вот почему они последовали за Пэном. Незнакомцем. Вот почему сдались без боя. Потому что потеряли доверие к силам, на которых стояла эта школа. Все они сейчас умоляюще глядели на Крюка, словно одним вздохом он сможет оживить не только Руфиуса, но и их веру. Но лишь ободряющая улыбка Кимы наконец заставила Джеймса сдвинуться с места. Кимы, которая когда-то презирала его, как и все парни из Блэкпула, как и большинство людей, которых он знал в жизни, но потом она стала его верным товарищем по команде, потому что, в отличие от остальных, не пожалела времени, чтобы узнать его лучше. Первая, кто по-настоящему присоединилась к команде Крюка. Аладдин тоже это заметил – искреннюю, все более глубокую связь между ними – и впервые не возмутился и не отреагировал. Он лишь стоял и смотрел, как Джеймс глубоко вдохнул и подошел к статуе Руфиуса. Его губы засветились золотым светом. На полсекунды Джеймс ярко вспыхнул, потом выдохнул светящуюся энергию в лицо Руфиусу. Между ними словно пронесся горячий магический ветер…

А потом ничего.

Руфиус остался золотым.

По саду прошел холодный ветерок, синие розы задрожали.

Рафаль ничего не понимал:

– Я же видел… душа моего брата проникла в него… Чтобы снять проклятие Зла, нужно…

Добро.

Но душа Райана никогда не была доброй.

Вот почему Крюк так ее боялся.

«Она не похожа на твою магию», – сказал ему Джеймс.

Сердце Рафаля заколотилось.

Неужели?

После стольких лет? После стольких злодеяний?

Сущность его души по-прежнему осталась Доброй?

В самой глубине души он остался таким, каким родился?

Он шагнул к статуе, длинный черный плащ змеился за ним. Джеймс понял, что задумал Рафаль, и отошел в сторону. Злой Директор глубоко вдохнул, наполнив грудь воздухом, затем поднес губы к статуе и изо всех сил вдул в нее воздух. Под кожей Руфиуса тут же засветилось холодное синее сияние, расходясь по его венам и жилам, словно зимний иней. У Рафаля похолодело в животе – правда о его душе подтвердилась… Но затем свет вдруг стал теплым и ярким,