Определенно голодна - Челси Саммерс

моя история подтвердилась. Я еще раз выразила свою печаль по поводу смерти Марко. За годы, прошедшие с тех пор, как мы познакомились с ним в Сиене, сказала я, он стал моим самым близким, самым дорогим другом. Мне ответили, что очень сожалеют о моей утрате.

К этому времени я уже разморозила и съела желудок и грудинку Марко. Грудинку я запекла с черносливом и миндалем, и она была божественной. Желудок, к сожалению, оказался совершенно несъедобен, так что пришлось выбросить его после первого же укуса. Жаль, что Марко так никогда и не прочитает статью о себе в «Гурмане». Уверена, она бы ему понравилась.

14

Стейк

«Мисс Дэниелс? Это детектив Киандра Вассерман из полицейского управления округа Саффолк. — Голос детектива Вассерман в динамике моего айфона звучал так, будто она только что до самого фильтра скурила одну сигарету и вот-вот закурит следующую. — Нам нужно, э-э-э, поговорить с вами о, э-э-э, мистере Казимире Безрукове. Вы сможете приехать в Яфанк? Пожалуйста, позвоните, когда вам будет, м-м-м, удобно». — Номер телефона. Конец сообщения.

Это случилось в начале декабря две тысячи тринадцатого года, спустя примерно шесть недель после того, как я в последний раз видела Казимира сначала живого, потом мертвого, после того, как я оставила его тело в охваченном пожаром доме. Бодрая и яркая осень успела превратиться в серую свинцовую зиму. Я вообще не думала о Казимире все это время. В моей памяти он был как бумажная фигурка, плоская форма, легкое развлечение, на которое можно дунуть, и оно улетит. Я нажала на сообщение и прослушала его еще раз. Мой правый глаз слегка дернулся.

Я открыла поисковик и вбила в него «Яфанк» — какое-то неудачное название, так подростки могли бы на своем жаргоне называть мастурбацию. Но находится он в округе Саффолк, а это нехорошо, раз мне звонит детектив оттуда. Если бы мне позвонил кто-то из полицейского управления Нью-Йорка, я бы даже не моргнула — пропал без вести или еще какая мелочь. Но это округ, куда входит Файер-Айленд со всеми своими поселками, что звучит слишком зловеще. И мне это не нравится. Совсем не нравится.

Я удалила сообщение и сделала вид, будто его не слышала. Потом встретилась с друзьями Роном и Полом в ресторане японско-итальянского фьюжна под названием «Каччукко», о котором не так давно писала. Не очень хороший ресторан, если честно. Автор, который пишет о еде, должен непредвзято относиться к самому широкому спектру блюд, даже тех, что кажутся совсем невообразимыми. Но я уверена, что в ризотто нет места мисо. Нет, я не против универсальности, но моей буррате не нужны украшения. Я не люблю мадрасский карри в еде, которая к Мадрасу не имеет никакого отношения. Да вы хоть меня покрасьте в цвет этого карри, оно мне не понравится. Конечно, надо будет сюда прийти еще раз, в другом настроении, чтобы никакая Киандра Вассерман не помешала моему обеду. В этот же день я по жалкой иронии судьбы обедала с Роном и Полом, которые и пригласили меня в Данвуд, погостить в их пляжном домике.

Я вспомнила все четыре октябрьских дня своего пребывания на Файер-Айленде с момента прибытия в Данвуд и до отъезда. Я заглянула в каждый закуток памяти. Что я могла оставить в том сожженном дотла пляжном коттедже, о котором говорила детектив Вассерман? Я представила, как она сидит за своим столом, перед ней лежит какой-нибудь унылый бессмысленный бутерброд, из которого вываливается начинка из перченого мяса, желтого сыра, бледных салатных листьев и гнойно-белесого майонеза. Я прямо видела ее, детектива Киандру Вассерман, с тусклыми волосами, с пачкой сигарет, что давно притупили ее вкус, в дешевой псевдоитальянской забегаловке. С банками диетической колы и морозилкой, забитой чудовищными полуфабрикатами диетических закусок, имитирующих высокую кухню, которые она начинает поглощать со страшной силой, даже не дождавшись, пока они разморозятся. Я буквально видела ее всю, и мне это не нравилось.

Что привело неказистую Вассерман ко мне? Я сожгла этот дом дотла, а прежде чем уйти, убрала все следы. Я забрала с собой все: контейнеры с утиным конфи, кухонный нож, банку, в которой хранились пробки от вина в денатурированном спирте. Всю еду я готовила в перчатках, кроме хлеба (в некоторых вещах я не готова идти на компромисс). Только когда я ела и трахалась с Казимиром, мне пришлось их снять. Да я была просто образцовым преступником — и самым идеальным гостем, если на то пошло.

Я попыталась выбросить все из головы. Написала в «Твиттере» что-то о брюссельской капусте, которая так похожа на головы инопланетян, что хочется их съесть. Опубликовала в своем блоге небольшой пост против пылающих коктейлей. Просмотрела наброски статьи о «Каччукко», которую назвала «Ни рыба ни мясо». Скачала правки к своей заметке о тенденциях, посвященной крошечным пирожкам ручной работы. И уже не смогла заставить себя на них взглянуть. Мой редактор — милая девушка. Ей всего двадцать три, и она считает, что многоточия и восклицательные знаки — это стильно. Она родилась в год, когда придумали фотошоп, а это говорит о многом. Кожа на ее лице сияет, как бланманже, которое больше никто не готовит.

Америка становится все более одержима едой, все только и ждут, когда им, как рабам, кинут новые куски, кусочки, кусманчики чего-нибудь гастрономического, сочного и пикантного. Можно было бы подумать, что по мере того, как мы все больше нового узнаем о еде, как у нас все больше появляется ресторанов, в которых все больше сложности, мастерства и креативности, потому что американцы любят поесть и не любят быть скучными овцами, можно было бы подумать, что вот теперь-то кулинарных критиков будут носить на руках, потому что только они точно знают, что надо есть.

И это ошибка! Вместо вдумчивой критики мы получаем вопли. Америка за свою длинную историю впервые заинтересовалась правильным питанием и напитками, но никогда еще кулинарные критики не делали так мало за такие малые деньги, и при этом их никогда так явно не игнорировали. Конечно, несколько из них имеют какое-то влияние в СМИ, но великий двигатель демократии, интернет, завоевал даже самые отдаленные уголки. Из-за него теперь болото там, где когда-то стоял горный хребет. Из-за него каждая предприимчивая дамочка, которая однажды постояла рядом с шеф-поваром, считает себя кулинарным критиком. Да неужели писать о еде так сложно, это же просто еда!

Я двадцать пять лет пишу о еде, у меня вышли две книги, причем обе попали в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Я состояла в штате трех журналов и