Третья причина (сборник) - Николай Дмитриев

Иртеньеву ещё раньше при знакомстве не только с взглядами анархистов, но и других, им подобным, пришлось вскользь просматривать эту книгу. Понимая, что сейчас это может весьма пригодиться, полковник попробовал вспомнить, что там писалось, но не слишком в этом преуспел.

Уже на ступеньках консульства у полковника внезапно мелькнула шальная мысль: а не бросить ли ему всё? В любом случае, пока что у него оставалась возможность, не привлекая к себе особого внимания, вернуться в Америку. Но тут, вспомнив о счастливом времени, проведённом там вместе с Ревеккой, полковник буквально заставил себя толкнуть массивную дверь…

В помещении, обставленном на американский манер, Иртеньева встретил чисто выбритый красивый старик, одетый несколько старомодно. После взаимного приветствия он предложил гостю сесть и, удобно устроившись в кресле, поставленном несколько сбоку от стола, без промедления приступил к делу, спросив:

— Итак, мистер Томбер, чем могу быть полезен?

— Видите ли, мистер Кеннан, — с нарочитой задержкой начал Иртеньев, лихорадочно решая, какую из заранее обдуманных версий своего появления выбрать. — Моих доверителей, как ни странно это звучит во время войны, интересует не текущий момент, а если можно так выразиться, предположительные варианты будущего.

Как и надеялся полковник, такое начало разговора заставило господина Генерального консула весьма заинтересованно посмотреть на посетителя, а возникшая пауза предоставила полковнику какое-то время, так необходимое для изучения самого мистера Кеннана.

Затем господин консул вздохнул и, напустив на себя безразличный вид, попросил:

— Если можно, конкретнее…

— Конечно, можно, — Иртеньев вежливо поклонился и начал: — Видите ли, разительные перемены в Японии, происшедшие за последние десятилетия, наводят на некоторые размышления, и я за время моего пребывания здесь постарался кое во что вникнуть…

Иртеньеву показалось, что на лице хозяина мелькнула ироническая улыбка, но она тут же пропала, и мистер Кеннан заученно произнёс:

— Это интересно… Продолжайте…

— И тогда я, — полковник многозначительно посмотрел на консула, — задал себе вопрос, а не может ли в ближайшее время, исходя, естественно, из результатов войны, нечто подобное произойти и в России?

— Так, так, так… — Теперь в глазах мистера Кеннана светился неподдельный интерес, и он явно решил прощупать Иртеньева, спросив: —А вам не кажется, что Россию лучше изучать не здесь?

— Нет, не кажется, ибо те пленные, что содержатся на островах, дают возможность посмотреть на проблему и с другой стороны, — с явным намёком и несколько резковато ответил полковник, а потом несколько смягчая интонацию, добавил: — Насколько мне известно, вы тоже изучали этот вопрос…

Фраза получилась с явным подтекстом, и, похоже, Кеннан понял всё правильно. Генеральный консул помолчал, видимо, основательно обдумывая слова полковника, и только потом поинтересовался:

— Скажите, мистер Томбер, вы к «Обществу друзей русской свободы» не имеете отношения.

— Представьте себе, нет, — Иртеньев позволил себе многозначительно улыбнуться. — Но я исповедую принцип: для моей страны не должно быть ни той, ни другой опасности [33].

Намёк на позицию президента Теодора Рузвельта был более чем прозрачен и, похоже, Кеннан сделал нужные выводы, поскольку сказал совершенно иным, полностью деловым тоном:

— Ну что ж, видимо, вы правы. Здешние поляки уже давно ведут пропаганду за восстановление независимости, так что, вполне возможно, среди пленных возникли и другие настроения…

— Значит, я могу рассчитывать на ваше содействие? — теперь полковник, стремясь усилить уже возникшее предположение, позволил себе и такое, в общем-то, довольно бесцеремонное напоминание.

— Разумеется, мистер Томбер, — важно наклонил голову Кеннан. — В одну из ближайших поездок в лагерь русских пленных я приглашу вас составить мне компанию. Насколько я знаю, теперь вы проживаете в Центральной гостинице…

По весёлой искорке, мелькнувшей в глазах консула, и, едва заметного выделения голосом слова «теперь», Иртеньев понял, что никакого секрета его пребывание здесь не представляет, да, собственно говоря, если число американских корреспондентов невелико, то мистер Кеннан, не только по долгу службы, но и по своим журналистским склонностям должен был знать о них всё…

Иртеньев сосредоточенно крутил в руках японскую чашку, стараясь на глаз определить, подделка это или настоящий фарфор. Насколько ему было известно, из-за кустарной технологии края должны были быть слегка неровными, и теперь он старательно приглядывался к чашке, хотя на самом деле, его мысли были заняты совсем другим.

Замечание о поляках, вскользь брошенное Кеннаном, не оставило Иртеньева равнодушным, и осторожные, целенаправленные расспросы гостиничных знакомцев дали кое-какой результат.

Так, без особого труда, полковнику удалось выяснить, что некий Дуглас, поляк, выдающий себя за англичанина, проживает вместе с ним в Центральной гостинице.

Дальнейшие осторожные расспросы вывели Иртеньева на ещё одного поляка, жившего в городе. Как и говорила Ревекка, его фамилия была Пилсудский, но, похоже, он всерьёз занимался изучением Сахалинских айнов, и ничего особо интересного в плане его связей с заговорщиками полковник не разузнал.

Впрочем, прощупав на всякий случай эту линию, Иртеньев без сожаления отставил её в сторону. Польские возмущения ещё со времен Наполеоновских войн были, в общем-то, знакомы, и в этом плане пленные, ничего, кроме какого-то, не слишком большого числа сторонников, дать не могли.

Гораздо больше полковника беспокоило другое. Между строчек информационного письма Иртеньев прочитал намёк на то, что японцы, используя свою европейскую резидентуру, заняты объединением всех революционных сил, естественно, стремясь использовать их в своих собственных целях.

Чем может обернуться такая поддержка, Иртеньев понимал хорошо. Достаточно было вспомнить только один факт. Не вмешайся царь Николай I в венгерские события [34], австрийская монархия могла просто исчезнуть.

Пожалуй, тогда, мысленно предположил Иртеньев, результат Крымской войны мог быть совсем иным, и сейчас к берегам Японии подходила бы не сборная эскадра с Балтики, а мощное, отлично подготовленное Черноморское соединение…

Тряхнув головой, полковник отбросил заманчивые домыслы и подумал, что, пожалуй, многого он тут сделать не может. Единственно, что ему оставалось, это по возможности следить за настроением оказавшихся в Японии русских пленных.