Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории). - Александр Зимин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многообразная литературно-публицистическая деятельность кружка Геннадия отражала складывание идеологии воинствующих церковников. Она питалась не только особым положением церкви как государства в государстве, но и традициями новгородской обособленности, уходящей корнями во времена феодальной раздробленности.
Ударной силой воинствующих церковников в начале 90-х годов стал игумен Волоколамского монастыря Иосиф Санин. Около 1488 г. Геннадий, в епархии которого находился Волоколамский монастырь, обратился к Иосифу — наряду с другими иерархами — за помощью в борьбе с ересью. Следуя примеру Геннадия, Иосиф стремился подвигнуть виднейших церковных иерархов на борьбу с еретическим вольномыслием. При этом главный удар он наносит по митрополиту Зосиме, которого резко и бескомпромиссно обвиняет в ереси. Примерно в 1492–1494 гг. он написал послание епископу суздальскому Нифонту. В нем прямо говорилось, что на митрополичьем «престоле ныне седит скверный злобесный волк, оболкийся в пастырьскую одежу, иже чином святитель, а произволением Июда предатель и причястник бесом, иже оскверни и святительский великий престол, овех убо жидовству учя, инех же содомскыими сквернами скверня». Иосиф просил Нифонта встать на защиту православия, ибо «ныне, господине, о том стати накрепко некому, опроче тебя, государя нашего». Порицал Иосиф и тех, кто говорил, что «грех еретиков осужати».[658] Сходное послание Иосиф написал и архимандриту Евфимию (очевидно, владимирского Рождественского монастыря). В нем волоцкий игумен скорбел, что «люта зима жидовства богоненавистнаго постизает церковь…». Все послание направлено против «лукавого змия», который «упився некогда от второго Ария — протопопа, глаголю, диявола». Как и в послании Нифонту, в послании Евфимию Зосима по имени не назван, но из текста явствует, что речь идет именно о нем. Пишет Иосиф Волоцкий и своему брату Вассиану, призывая его «подвигнуться» пострадать за правую веру. В 1495 г. Иосиф пишет «Сказание о скончании седьмой тысячи» (лет. — А. З.), позднее вошедшее в 8-10-е Слова его «Книги на еретики» («Просветителя»). Исходя из утвердившегося тогда богословского тезиса, что «всемирный конец и второе его (Христа. — А. З.) пришествие никто же не весть», он считает всякое мудрствование (и в первую очередь еретическое) на эту тему богопротивным.[659]
Таковы были основные мотивы обличительной полемики Иосифа Волоцкого. Позитивная программа его напоминала ту, которую развивали в кружке Геннадия. Иосифу только в большей мере присущи были темпераментность и настойчивость в изложении идей, крайность суждений и широкое знакомство с богословской литературой.
В послании иконописцу Иосиф Волоцкий твердо отстаивал позиции воинствующей церкви, и в частности тезис о превосходстве власти духовной над светской. Он заявлял, что царь «божий слуга есть… Аще ли же есть царь, над человеки царьствуа, над собою же имат царствующа страсти и грехи… злейши же всех — неверие и хулу, таковый царь не божий слуга, но диаволь, и не царь, но мучитель… И ты убо таковаго царя или князя да не послушавши, на нечестие и лукавьство приводяща тя, аще мучит, аще смертию претить!» Иосиф, как и Вениамин, внушал мысль о необходимости сопротивляться «неправедному царю». Но даже праведным царям подобает «покланятися и служити телесне, а не душевне и въздавати им царьскую честь, а не божественую». Грозные речи волоцкого игумена по адресу «царя-мучителя» понятны не только в условиях внутрицерковной борьбы, но и в обстановке недовольства Иваном III со стороны волоцкого князя Бориса Васильевича, придворной обителью которого был монастырь Иосифа. Но вот в 1494 г. Борис умирает. Для Иосифа это была тяжелая утрата. Угас «четверосветлый и чюдный, он светилник весь до конца, и тмы, и дыма, и горести исполни всю Росию», — писал он какому-то вельможе Иоанну.[660] Так как речь шла, скорее всего, о четырех удельных братьях Ивана III (Юрии, двух Андреях и Борисе), то скорбь Иосифа имела ярко выраженное проудельное звучание.
Атака на митрополита Зосиму в конце концов возымела действие. 17 мая 1494 г., воспользовавшись отсутствием в Москве князей В. И. Патрикеева и С. И. Ряполовского и Ф. В. Курицына (отправившихся ратифицировать мирный договор с Литовским княжеством), высшие церковные иерархи сумели свести Зосиму с престола. Он оставил митрополию и ушел на покой сначала на Симоново, затем в Троицу и в конце концов на Белоозеро,[661] т. е. в цитадель нестяжательства. Геннадий в 1495 г. объяснял отставку Зосимы «немощью». Владимирский летописец писал, что Зосима ушел с престола «по своей воли».[662] В своде 1518 г. (основанном на своде 1508 г.) указано, что Зосима ушел «не своею волею, но непомерно пития держашеся и о церкви божий не рядяше».[663] В своде 1497 г. и в Типографской летописи только отмечено, что Зосима ушел «не по своей воле». По Вологодско-Пермской летописи, Иван III «сослал» Зосиму с митрополии.[664]
Выборы нового митрополита затянулись. Очевидно, споры вокруг различных кандидатур велись ожесточенные. Наконец 6 сентября был избран, а 22 сентября поставлен митрополитом игумен Троице-Сергиева монастыря Симон Чиж. Человек, склонный к компромиссам (судя по дальнейшей его деятельности), он не принимал активного участия во внутрицерковной борьбе. Ревнителей православия это устроить не могло. Вероятно, поэтому никто из владык не присутствовал на обеде по случаю его избрания, и Симону пришлось удовольствоваться обществом троицких монахов.[665]
Кратковременный триумф Дмитрия-внука (коронация 1498 г.) вскоре сменился опалой его видных сторонников и пожалованием в 1499 г. новгородского княжения злейшему врагу еретиков — княжичу Василию. В 1500 г. сошел со сцены Ф. В. Курицын. В 1502 г. его покровители — Дмитрий-внук и княгиня Елена оказались в темнице. Уже накануне церковного собора 1503 г. (на пасху, т. е. 16 апреля) Иван III обещал Иосифу Волоцкому начать преследование еретиков. В 1504 г. Иосиф писал, что, когда он был «на Москве», великий князь «говорил со мною наедине о церковных делех. Да после того почял говорити о новгородцких еретикех… Да и сказал ми, которую дръжал Алексей протопоп ересь, и которую ересь дръжал Федор Курицин». Иван III добавил при этом: «…однолично, деи, пошлю по всем городом, да велю обыскивати еретиков да искоренити».[666]
17 апреля 1503 г. умерла Софья Палеолог.[667] Смерть своей высокой покровительницы иосифляне, возможно, использовали для дальнейшего давления на великого князя. До собора 1503 г. Иосиф Волоцкий создал на основе своих антиеретических сочинений десятисловную редакцию «Книги на еретики» («Просветитель»). Книга открывалась «Сказанием о новоявившейся ереси», содержавшим историческую справку о появлении и распространении ереси на Руси. Весной 1504 г. Иосиф написал архимандриту Андроникова монастыря Митрофану и просил его воздействовать на государя, чтобы тот ускорил расследование дела о еретиках.[668]
Накануне собора 1504 г. Иосиф доработал «Книгу на еретики», создав ее новую (одиннадцатисловную) редакцию. Это произведение сыграло роль развернутого обвинительного заключения. Назойливое стремление вывести ересь из враждебной Литвы должно было обеспечить вынесение смертного приговора вольнодумцам.
О соборе 1504 г. сохранилось краткое сообщение свода 1508 г. (в редакции 1518 г.):
«Тоя же зимы князь великий Иван Василевичь и князь великий Василеи Ивановичь всея Русии со отцем с своим, с Симоном-митрополитом, и с епископы, и с всем собором и обыскаша еретиков, повелеша их лихих смертною казнию казнити; и сожгоша в клетке диака Волка Курицина, да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова, декабря 27, а Некрасу Рукавову повелеша язык оурезати и в Новегороде в Великом сожгоша его. И тое же зимы архимандрита Касияна Оурьевскаго сожгоша, и его брата, иных многих еретиков съжгоша, а иных в заточение разослаша, а иных по манастырем».[669]
Сын боярский Дмитрий Коноплев еще в мае — сентябре 1503 г. ездил в свите посольства в Литву. Сожженный Иван Максимов — это тот, кто «свел в ересь» Елену Стефановну, которая находилась теперь в «нятстве» и умерла 18 января 1505 г.[670] Инквизиционные костры запылали и в Новгороде. Здесь зимой 1504 г. «архимандрита Касиана Юрьевского сожгоша, да брата его, Ивашка Самочернаго, да Гридко Квашню, да Митю Пустоселова».[671] Сожжен был там и Некрас Рукавов. Кассиан был ставленником братьев Курицыных, по их настоянию Иван III и назначил его архимандритом крупнейшего в Новгороде Юрьева монастыря. Держался он здесь независимо от Геннадия, «понеже помощь имеяше Федора Курицына». В период новгородской самостоятельности юрьевская архимандрия была государственным институтом, независимым от архиепископа.[672] Властный владыка Геннадий решительно боролся с этой сохранившейся и позднее традицией.
