Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории). - Александр Зимин

Сложение земских соборов имеет длительную историю. Корни этого учреждения уходят в церковные соборы начала XVI в., когда светская власть начинает борьбу с церковным авторитаризмом, стремится взять в свои руки важнейший институт церковного управления. Зарождение земских, а точнее, церковно-земских соборов относится к началу XVI в. и связано с процессом складывания единого Русского государства. Сама форма этого учреждения была заимствована из практики церковного управления.

Соборы первой половины XVI в. — это пока еще церковные соборы с участием великого князя, Боярской думы, дьяков. Таким был состав не только собора 1503 г. На церковный собор 1490 г., осудивший новгородских еретиков, Иван III послал «бояр своих» кн. И. Ю. Патрикеева, Юрия Захарьича, Б. В. Кутузова и дьяка Андрея Майко. На соборе 1525 г., приговорившем Максима Грека к заточению, присутствовали кроме Василия III его братья Юрий и Андрей, многие бояре, князья, вельможи, дьяки, а может быть, и «воинство», т. е. верхи московского дворянства. На соборе 1531 г., расправившемся с Вассианом Патрикеевым, кроме церковников заседали боярин М. Ю. Захарьин и великокняжеские дьяки.[625] Это еще не были земские соборы: из четырех курий в них участвовали всего две — Освященный собор и Боярская дума. Только на «Соборе примирения» 1549 г. (первом земском соборе) впервые присутствовали представители дворянства, а на соборе 1566 г. — купечество. Пути сложения центральных сословно-представительных учреждений сходны с судьбами сословного представительства на местах. Элементы участия земских лиц «по выбору» мы находим в местных ведомствах первой половины XVI в., а губные учреждения появились около 1538 г.

То, что великокняжеская власть использует церковную, соборную форму для управления страной, имеет причины. Оба этапа сложения земских соборов (начало и середина XVI в.) падают на время напряженной борьбы с привилегиями церкви, с ее полунезависимым положением в стране. Вторгаясь в деятельность церковных учреждений, ставя их себе на службу, правительство тем самым подчиняло церковь своему контролю, что было составной частью борьбы за преодоление удельных порядков и развития государственной централизации.

Церковно-земские соборы не исчезли после появления земских соборов в их «чистой» форме. Так, к числу церковных соборов, в которых принимали участие представители светской власти, следует отнести Стоглавый собор 1551 г., собор об отмене тарханов в 1584 г. и, возможно, некоторые другие. Но, сыграв значительную роль в формировании соборной формы представительства, церковные соборы постепенно все более и более теряли свою роль в политической жизни страны. Их функции ограничивались, а сами они постепенно вытеснялись из числа учреждений, занимавшихся вопросами государственного значения.

Разгром московской ереси

Победа воинствующих церковников на соборе 1503 г. предрешила судьбу кружка вольнодумцев, которые группировались вокруг дьяков Федора Васильевича и Ивана Волка Курицыных. Их высокие покровители — Дмитрий-внук и Елена Стефановна — уже с 1502 г. томились в темнице. Постаревший и тяжелобольной Иван III все более и более отходил от дел. Провал секуляризационного плана, которому глубоко сочувствовали вольнодумцы, порвал последнюю ниточку, связывавшую их с правителем страны — княжичем Василием, враждебно относившимся к сторонникам своего соперника — Дмитрия-внука. Рост антицерковных движений грозил потрясти самые основы власти государя. Словом, оставалось только составить обвинение и начать инквизиционный процесс по делу о ереси. Материалов накопилось достаточно.

Еще во время подготовки процесса о новгородских еретиках 1490 г. архиепископ Геннадий писал митрополиту Зосиме, что сбежавшие из Новгорода еретики обрели себе убежище в Москве. Один «начальник ереси» — протопоп Алексей — служил даже в кафедральном соборе, а другой — Денис — в Архангельском (протопоп Гаврила также служил в Москве). Позднее в «Сказании о новоявившейся ереси» Иосиф Волоцкий прямо писал, что Алексея и Дениса взял с собой в Москву Иван III. Еретики там жили «в ослабе». Они проповедовали ересь тайно, «совратили» в нее дьяков Истому и Сверчка, книгописца Ивана Черного и купца Игната Зубова. Но к октябрю 1490 г. Алексей и Истома умерли, Денис и Гаврила были осуждены на соборе 1490 г., Иван Черный и Игнат Зубов бежали за рубеж.[626]

Дело было даже не в московских новгородцах и их нескольких единомышленниках, а в более важных персонах. Посольского дьяка Федора Васильевича Курицына впервые как еретика упомянул в своих показаниях дьяк Самсон, которого пытали в Новгороде после московского собора 1488 г. Он тогда сказал Геннадию и наместнику Якову Захарьичу, что к Федору Курицыну приходили протопоп Алексей, Истома Сверчок и Иван Черный и они «да поучаются-деи на православных». Именно Курицына Самсон считал «мозговым центром» еретиков: «Курицын началник всем тем злодеем». С Курицыным приехал «из Угорской земли угрянин, Мартынком зовут». В 1490 г. Геннадий уверенно связывал возникновение ереси не только с переездом Алексея и Дениса в Новгород, но и с возвращением Курицына из Венгрии. В начале XVI в. Иосиф Волоцкий передавал слова Ивана III, что его сноху Елену Стефановну «в жидовство свел» Иван Максимов, зять Алексея, сын еретика попа Максима, осужденного собором 1490 г. Еретиком стал и купец Семен Кленов.[627]

Время распространения ереси при дворе Ивана III можно уточнить. Ф. В. Курицын в 1481/82 г. отправлен был послом к Матвею Корвину, а вернулся около 1485–1486 гг. Я. С. Лурье считает, что начало московского еретического кружка относится ко времени после 1488 г., когда в «Москву устремились на беганье» еретики из Новгорода, которые и привлекли к своей ереси Федора Курицына.[628] Это не совсем так. Иосиф Волоцкий писал, что еще Денис и Алексей «многыя души погубиша», среди них Ивана Черного и купца Игната Зубова. Связь же еретических взглядов Курицына с событиями 1488 г., как правильно считает Лурье, продиктована была упорным стремлением Иосифа Волоцкого непременно вывести московскую ересь из новгородской. В бытность Ф. В. Курицына в Молдавии и Венгрии (1482–1484 гг.) там протекала деятельность так называемых чешских братьев. Общение с гуситами могло как-то повлиять на формирование взглядов просвещенного посольского дьяка.[629] Во всяком случае именно за рубежом Федор Курицын познакомился с легендами о Владе Цепеше, на основе которых создал «Повесть о Дракуле». Впрочем, из факта пребывания Курицына в Молдавии и Венгрии нельзя делать вывод, что еретическое вольномыслие на Руси было лишь отзвуком или эхом европейских реформационных идей.[630] Итак, ересь уже во второй половине 80-х годов XV в. распространилась в окружении Елены Стефановны, которая после смерти своего мужа (1490 г.) возглавила придворную группировку, сделавшую своим знаменем Дмитрия-внука. Гонитель же ереси — Геннадий поддержал второго претендента на престол — княжича Василия.

Братья Курицыны были видными и широко образованными политическими деятелями. Дьяк Иван Волк в 1492 г. вел переговоры с любекским первопечатником Бартоломеем Готаном. Весной того же года в составе посольства ездил к императору Максимилиану и вернулся на Русь в июле 1493 г. В конце 1495 — начале 1496 г. он сопровождал Ивана III в Новгород. Около 1495 г. подписал докладной судный список княжича Василия. Летом 1497 г. Иван Волк участвовал в переговорах с ливонцами, а в августе отправлен был в составе посольства в Литву. Иван Волк назван вторым среди великокняжеских дьяков в хронографическом списке думных чинов 1498 г.; владел землями в Клинском уезде.[631]

Выдающимся дипломатом был брат Ивана Волка — Федор Васильевич Курицын. Все важнейшие переговоры конца 80-90-х годов XV в. проходили при его деятельном участии. В 1488 г. он изложил имперскому послу декларацию, обосновывавшую суверенные права русского государя, и участвовал в переговорах с венгерским послом. В 1490 и 1492 гг. присутствовал на приемах имперского посла фон Турна, в 1492 г. писал грамоту послу в Крыму К. Г. Заболоцкому. В 1493 г. участвовал в переговорах с послом Конрада Мазовецкого, в марте 1497 г. вел переговоры с ногайскими послами, с 1491 по 1500 г. активно участвовал в русско-литовских переговорах. В мае 1494 г. вместе с кн. В. И. Патрикеевым ездил в Литву сватать дочь Ивана III Елену. В конце 1494 г. вместе с дьяком А. Майко вел переговоры с ганзейцами, а в 1495 г. — с ливонцами в связи с закрытием Ганзейского двора в Новгороде. В конце 1495 — начале 1496 г., как и его брат Иван Волк, сопровождал Ивана III в Новгород. Возможно, с Ф. В. Курицыным следует отождествить «дьяка Федора», присутствовавшего на приеме послов кафинского султана.[632]

Ф. В. Курицын участвовал и в различных делах по внутреннему управлению. Около 1488–1490 гг. он подписал докладную правую грамоту суда Ивана Молодого, а около 1490 г. — подтверждение княжичем Василием одной грамоты Троице-Сергиеву монастырю в Переславском уезде. В ноябре 1490 г. именно он скрепил своей подписью жалованную грамоту Ивана III пермскому епископу Филофею, предусматривавшую секуляризационные мероприятия великого князя. В июле 1497 г. Ф. В. Курицын подписал меновную грамоту Ивана III и кн. Федора Волоцкого, скрепленную печатью, на которой впервые изображен новый государственный герб, а в конце XV в. — докладную грамоту дворецкого П. В. Шестунова. Л. В. Черепнин предполагал, что Ф. В. Курицын мог участвовать в составлении Судебника 1497 г. Предположение это весьма убедительно, ибо отвечает внутриполитической ситуации конца 1497 г. В 1498 г. в списке думных чинов Федор Курицын назван третьим среди дьяков.[633] После апреля 1500 г. сведения о нем исчезают.