Дрянь погода - Карл Хайасен

И Макс решился на смелый шаг. Он составил текст и, прежде чем поднять трубку, с час репетировал. Потом набрал номер нью-йоркской квартиры и оставил сообщение для беспутной жены. Ультиматум.

Затем Макс перезвонил, чтобы послушать, как это звучит на автоответчике. В его голосе было столько металла, что он с трудом себя узнал.

Отлично. Именно это и нужно услышать Бонни.

Если она, конечно, позвонит.

Жена ехидно сообщила Авиле, что его дорогостоящих священных козлов забрало Агентство по контролю за животными. Одного поймали, когда он щипал травку на обочине скоростной магистрали, а другой объявился на автомобильной мойке и пропорол рогами радиатор арендованного «ягуара». Об этом сообщили в новостях «Седьмого канала».

– И что? Чего ты от меня хочешь? – спросил Авила.

– Три сётни долляров! Зябудь о них!

– Хочешь, чтобы я выкрал козлов? Ладно, ночью поеду в звериный приют, сломаю ограду и уведу этих гадов. Тогда ты угомонишься? Попутно прихвачу котят и щенков. И жирную морскую свинку для твоей мамаши, идет?

– Ненавизю тебья! Ненавизю!

– Опять за рыбу деньги! – помотал головой Авила.

– Тебья и твоего педрильского oricha![62]

– Ори громче! Может, поднимешь из могилы родичей в Гаване!

Зазвонил телефон. Авила взял трубку и отвернулся от жены. Та швырнула банку бобов и пулей вылетела из кухни, изрыгая поток английской брани.

Звонила Жасмин.

– Что это у тебя грохочет? – спросила она.

– Семейная жизнь.

– Понятно, дорогой. А мы тут сидим с Бриджит. Угадай, какие у нас на вечер планы?

– Отстрочить кому-нибудь?

– Батюшки, кто-то у нас совсем не в настроении.

– Извини, – сказал Авила. – Паршивый выдался день.

– Мы едем в Киз.

– Ну?

– Повидаться с твоим дружком.

– Серьезно? Где?

– В каком-то мотеле на побережье. Представляешь, он нам платит, чтобы мы понянчились с каким-то старикашкой.

– Кто он? – Авила не понимал, что еще затеял Щелкунчик.

– Не знаю, просто хмырь какой-то. Мы должны его занять на пару дней, устроить порнушку и сделать несколько снимков. Твой приятель дает по пятьсот каждой.

– Хм, круто.

– Работы сейчас никакой, красавчик. После урагана все наши клиенты стали пристойными, верными и богобоязненными семьянинами. – Авила услышал, как хихикнула Бриджит. – Так что пятьсот баксов очень кстати.

– Ты удвоишь гонорар, если скажешь название мотеля.

– А для чего мы звоним-то? Разве я не молодец?

– Ты несравненная, – сказал Авила.

– Слушай, дорогуша, мы хотим знать…

– Дай-ка мне Бриджит.

– Нет. Мы хотим знать, что у тебя на уме. Мы обе, как обычно, под надзором…

– Не волнуйся.

– …и нам ни к чему неприятности с законом.

– Говорю же, успокойся.

– Ты не пришьешь этого парня?

– Кого? Щелкунчика? Да нет, он просто мне задолжал. В котором часу вы встречаетесь?

– Около восьми.

Авила глянул на часы:

– Вы, бабоньки, поспеете в Ки-Уэст к восьми только на ракете.

– Нам не в Ки-Уэст, дорогой. В Исламораду.

На семьдесят пять миль ближе, но Авила сомневался, что доберется туда вовремя. Только сначала надо совершить жертвоприношение – без него немыслимо пускаться в столь важную поездку.

– Жасмин, как называется мотель?

– Ты обещаешь, что не подставишь нас с Бриджит?

– Ну сказал уже!

– Слушай, вот наши условия. Ты дождешься, пока мы получим деньги с твоего дружка. И ты обещаешь, что никого не угрохаешь в нашем присутствии. Идет?

– Клянусь будущей могилой жены, – буркнул Авила.

– И скажи, что заплатишь нам по пять сотен, как обещал.

– Говорю.

– И еще обед с крабами. Это Бриджит придумала.

– Годится. – Авила не стал информировать проституток, что сейчас для крабов не сезон, это запутало бы переговоры. – Название мотеля?

– «Райские Пальмы». Я там не бывала, Бриджит тоже, но Щелкунчик сказал, там мило.

– По сравнению с тюрягой это просто «Риц», блин. Номер комнаты?

Жасмин спросила Бриджит. Та не знала.

– Не важно, – сказал Авила. – Я вас найду.

– Запомни, ты нам обещал.

– Постараюсь. Я держу обещание уже семь секунд.

– Ладно, миленький, мы двинули.

Авила хотел уже положить трубку, но вдруг кое-что вспомнил.

– Эй! Жасмин, погоди!

– Чего?

– Ты ей про меня говорила?

– Бриджит? Ничего не говорила, – удивилась Жасмин. – Про что?

– Ладно, ничего.

– А-а! Ты про…

– Тихо!

– Миленький, да я ни в жизнь! Все между нами. Как перед богом!

– Позавчера ты сказала, что тебе понравилось. – В тот раз Авила героически сдерживался, чтобы не издать в постели ни звука. Те, что все же вырвались, даже при богатом воображении нельзя считать писком.

– Позавчера было бесподобно, – сказала Жасмин. – И даже фантастично! Со мной такого никогда не было.

– Да и ты была ничего, – ответил Авила.

По дороге в Суитуотер за курами он все время вспоминал щедрый комплимент проститутки. Какая разница, было ли в нем хоть слово правды. Авила и не мог о том судить, ибо понятие искренности было ему весьма чужеродно. Он просто радовался, что шлюха перестала называться Морганной – поди припомни столь корявое имечко в порыве страсти.

Соединение марихуаны с метаквалоном тлетворно сказалось на благоразумии доктора Чарлза Габлера. Особенно ярко это проявилось поздней ночью 1 сентября в придорожном мотеле на шоссе № 10 близ Бонифэя, Флорида. Охваченный желанием, профессор выскользнул из двуспальной постели, которую он делил с Нерией Торрес, и юркнул в двуспальную постель бессонной аспирантки – юной Селесты. Едва доктор Габлер пылко пристроился к ее роскошной груди, как его подхватило теплым умиротворяющим потоком, где слились физическое и метафизическое. Менее подходящее для этого время трудно было выбрать.

Нерия Торрес начала пересматривать свои отношения с доктором Габлером в тот момент, когда они съехали с шоссе на окраине Джексона, Миссисипи, потому что возлюбленный захотел отлить. Сидя за рулем, Нерия смотрела, как профессор пыжится в зарослях азалии, и думала: меня это уже не привлекает…

Пока Габлер ковылял обратно, лучи фар выхватили рубиновые кристаллы на талрепе, болтавшемся на его шее.

– Ништяк! – воскликнула юная Селеста, охваченная мистическим трепетом под воздействием пива «Гумбольдт».

Именно тогда Нерия заглянула в свое будущее и решила, что профессору в нем не будет места – особенно когда дело дойдет до страховки. Она представила, как доктор Габлер сладкоречиво попытается выманить часть денег, назвав это дружеским займом, и потом глухой ночью смывается со своей смазливой протеже. Так он поступил с предыдущей любовницей, продавщицей нарядных макраме, когда в его жизнь вошла Нерия Торрес.

Даже если профессор не вынашивал корыстных планов поживиться ураганными денежками, у Нерии имелся основательный повод его послать: появление Габлера в Майами осложнит схватку с брошенным мужем из-за страховой выплаты. Учитывая скверные обстоятельства, при которых она покинула домашний очаг, Нерия сомневалась, что ее Тони согласится все забыть и простить. Безуспешные попытки связаться с ним после шторма предрекали, что мстительный гаденыш явно настроился прикарманить ее долю. Нерия понимала: если дело дойдет до суда, непонятное присутствие доктора Габлера сработает не в ее пользу.

С такими мыслями она заснула в мотеле Бонифэя. Будь у нее крепче сон или греми кондиционер, сработанный еще в эпоху Эйзенхауэра, на несколько децибел громче, Нерия, вероятно, не пробудилась бы от приглушенного чмоканья и нежного кряхтенья, доносившихся с соседней кровати. Но она пробудилась.

Вначале Нерия лишь разлепила веки, но не шелохнулась. Зачарованная мерзостью происходящего, она лежала и прислушивалась, стараясь привести в порядок обуревавшие ее чувства. С одной стороны – огромное облегчение, что нашлась-таки веская причина бортануть профессора. Но с другой – ее бесило, что этот подлый говнючок ведет себя столь оскорбительно и бездумно. За годы совместной жизни Тони Торрес, несомненно, не раз ей изменял, но никогда – на соседней кровати!

В конце концов наглое хихиканье юной Селесты взбеленило Нерию Торрес. Она вскочила с кровати, включила свет, схватила бархатную сумочку с особыми исцеляющими кристаллами доктора Габлера и принялась неистово охаживать копошащийся холм под простыней. Тяжелая сумочка с острыми камушками нанесла серьезный урон рыхлым телесам профессора. По-бабьи взвизгнув, он скрылся в ванной и запер дверь.

Голая аспирантка скорчилась на матрасе, вся в слезах. Небритый подбородок доктора Габлера оставил предательские розовые потертости, тянувшиеся от ее шеи к вздрагивающему животу. Нерия злорадно отметила чуть видимые закорючки шрамов под ее идеальными грудями – Земная Матерь с имплантантами!

– Простите, Нерия! – задыхаясь, лепетала аспирантка. – Пожалуйста, не убивайте меня! Прошу, не надо…