Лев Гумилев: Судьба и идеи - Сергей Лавров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Реноме лидера евразийства — Петра Савицкого давно переросло рамки «внутриэмигрантского», оно становилось европейским. В 1938–39 гг. по заказу парижского издателя И. И. Фондаминского он начал работать над книгой «Основы геополитики России». Увы, закончить ее не удалось, началась война, затронувшая Чехословакию раньше, чем другие страны.
О жизни в немецкой оккупации от самого Савицкого известно крайне немного. «Немцы меня репрессировали, — вспоминал ученый, — но я остался тогда жив. Меня спасло то, что я «фон Завицки» с двумя печатными генеалогиями на триста лет в пражских библиотеках и еще то, что повсюду мои ученики по Немецкому университету в Праге. А даже немцы не любят расстреливать или вешать своих учителей»379. Необходимо заметить, что в Немецком университете до оккупации он так подавал материал, так заинтересовывал Россией, что она начинала казаться совершенно другой страной, вопреки всему, что о ней обычно говорили380.
Пришли немцы, и наступил период неопределенности. У Савицкого в университете были по-прежнему все советские издания, включая газеты: «работал» пакт Молотова-Риббентропа. Но когда началась война с Советским Союзом, декан Геземанн вызвал Савицкого и сказал: «Пожалуйста, подайте рапорт, что Вы просите отчислить Вас от преподавания по личным мотивам». Чешские «протекторатские» власти пытались его выручить, назначив директором Русской гимназии. И это спасало; на его иждивении были жена, два сына, мать и отец. Спасало, но временно. Не мог Савицкий отказаться от своих убеждений, что стоило ему директорского поста.
Сотрудничавший с немцами барон А. В. Меллер-Закомельский — новый «идеолог», присланный из Берлина, предложил ему написать резкую статью против советских экономистов и руководителей народного хозяйства, к тому же с антисемитским уклоном. Савицкий ответил достойно: «Вы забываете, что я лидер евразийцев и не изменил точку зрения на евразийство. Ваша программа неприемлема для меня; она направлена не на пользу России как евразийского целого, но против нее, да еще с позиций державы, которая ведет войну с Советским Союзом, а тем самым и с Евразией». На что «идеолог» сказал: «Ваше счастье, что я Ваш поклонник, иначе моей обязанностью было бы довести до сведения моих немецких друзей Ваши взгляды, совершенно нетерпимые во время борьбы коммунизма и национал-социализма»381.
Через два с половиной месяца Савицкий был уволен с поста директора гимназии; до конца оккупации оставалось еще полтора года. И все-таки самым мрачным временем были для него тяжелые дни июня — ноября 1941 г., когда решался вопрос о самом существовании России. Об этих днях он вспоминал не раз и даже написал стихотворение «Весть о Москве (1941 год)»:
Июнь — ноябрь. В безмолвье стынет Прага. Влачу в страданьях бремя дел и дней. А вести с Родины, средь ликований вражьих, Одна другой тревожней и страшней.
Казалось мне, не выдержу я горя. Бледнел, худел, не спал, ослабевал. Пришел декабрь. И вдруг в родном просторе Призыв к борьбе и жизни зазвучал.
Победа русская и бегство стаи хищной. Ответ врагу Москва моя дала. Весть о Москве, средь Праги неподвижной, Меня в декабрьский день воздвигла и спасла.
По словам Савицкого из письма его к Л.Н., с июня по начало декабря 1941 г. он «сбавил в весе 20 кг, с 80 до 60 кг при росте в 180 см»382.
В мрачном 1941-м П. Савицкий был возвращен к жизни той самой армией, приход которой в 1945-м означал для него лагерь. Но стихи он написал уже в лагере, а значит Победа, пусть и «со слезами на глазах» была для него все-таки чем-то большим. Это наша вина, не такая как перед некими «диссидентами» в СССР, а куда большая. Годы, проведенные в лагере, были очень тяжелыми, но для рассказа о них и о последующей жизни П. Савицкого необходимо написать особую книгу.
Здесь я позволю себе сказать несколько слов о самом загадочном эпизоде — тайной поездке П. Савицкого в СССР в 1926 или 1927 г. Мне казалось, что все это — не более чем предположения мемуаристов, красивые и завлекательные. Ответ на этот вопрос можно получить лишь в архивах ФСБ, куда я и обратился. Ответ из Центрального архива ФСБ пришел в сентябре 1997 г., всего через пару месяцев после моего запроса, ответ любезный и подробнейший. Кое-чего в биографии П. Савицкого не знали ни я, ни его биограф А. Дугин; это касалось в основном мелочей. Но самое главное: упомянутая легендарная поездка на самом деле была! Цитирую присланный мне ответ : «Арестован 21 мая 1945 года Управлением военной контрразведки «СМЕРШ» 1 Украинского фронта. В ходе следствия Савицкий П. Н. заявил, что в конце января 1927 года нелегально ездил в Москву, «где связался с антисоветской организацией «Трест»... Задача моя в этой поездке заключалась в том, чтобы связаться с группой «евразийцев» в Москве и выработке совместного плана борьбы с Советской властью» (Допрос от 15 июня 1945 года). А далее — Темлаг, ст. Потьма. «В 1955 году был освобожден. Реабилитирован в 1989 году».
7. Трудное рождение «степной трилогии»
И вот объявили ошибкой
Семнадцать украденных лет.
Б. СлуцкийС мертвой точки можно сдвинуться, только опубликовав всю Большую книгу в трех частях. В этом я вижу значение моей жизни.
Л. Гумилев«Семейное положение — нет».
Из «Личного листка» Л.Н. 1960 г.7.1. На воле
Согласно «Личному листку по учету кадров», заполненному почти каллиграфическим почерком Л.Н. в 1960 г. в ЛГУ, начиная с октября 1956 г. Гумилев был старшим научным сотрудником Эрмитажа. В это время он так интенсивно работает, что через некоторое время от переутомления попадает в больницу, о чем сообщил своему другу П. Савицкому: «Сильно заболел и... пишу это письмо в больнице. Я, очевидно, надорвался»383. В 1957 г. он впервые в своей жизни получил свою комнату. «Надо думать об обстановке ее и необходимых хозяйственных предметах, вроде ложек и тарелок; надо ходить в лавку за продуктами и стряпать ужин. Я все это умею, но все-таки это дело женское», — писал он в марте Савицкому384.
Но он одинок, и совет П. Савицкого — «Род должен быть продолжен! Такова моя мысль» — так и остался без ответа385. Замыслы его грандиозны, но научный багаж формально ничтожен; в 1960 г. у Л.Н. было опубликовано всего шесть небольших статей, к тому же довольно «мелкотемных»386. О седьмой — «Хунну» — рукой Л.Н. записано, что она «печатается». Он понимал, что для ученого, которому вот-вот стукнет 48 лет — это маловато, поэтому в конце куцего списка добавил: «остальные печатаются». Между тем грандиозны были не только замыслы, но и то, что уже было написано «в стол»; шла правка и дополнение «лагерных вариантов» из того самого чемодана, который прибыл вместе с Л.Н. из Омска.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});