Рассказы - Лазарь Осипович Кармен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Будет, — сказал он. Она оставила его.
— Чего же это наших еще нет? — спросил самого себя с удивлением Сенька и посмотрел на дверь. — А вот они!..
В дверях один за другим стали появляться блотики со своими барохами — Петька Скелет с Манькой Беззубой, Пимка Апельсин с Нюней Коротконогой и Гришка Арбуз с Лелей Тронбоном.
Завидя Гороха, блотики направились к нему.
Послышались восклицания.
— А! Здорово! Носит тебя еще земля?!
— Менты легких не отбили еще?!
— Бароха моя! — отрекомендовал Лизу Сенька.
— Очень приютно! — комично расшаркался перед нею Арбуз.
Товарищи познакомились с Лизой. Арбуз распорядился придвинуть к столу Сеньки еще один, и все уселись тесной компанией.
— По шкалу, что ли? — спросил Скелет весело.
— Обязательно! — ответила за всех Беззубая.
— Каштан!..
Не успели приятели перекинуться несколькими фразами, как на столе уже стояла бутылка с водкой, рюмки и закуска — соленые огурцы и вобла. Скелет наполнил рюмки и провозгласил тост:
— За здоровье карантинных шмырников! Дай, боже, им черную болесть!
— Аминь! — поддержала компания хором.
Шкалы были опрокинуты.
— А ты чего не пьешь? — спросила Беззубая Лизу.
— Я никогда не пила.
— Так нельзя! Нечего ломоты строить!
— Пей! — приказал Сеня.
Лиза опростала рюмку и сильно поморщилась. Сенька подсунул ей под самый нос соленый огурец и кусок хлеба.
— Фу!.. Печет! — проговорила она, с трудом переводя дыхание.
— И какая ты бароха, коли не умеешь пить?! — воскликнула Беззубая. — Смотри!
Она наполнила чайный стакан водкой и легко опростала его в один прием.
Компания сидела за столом больше двух часов. И мужчины и женщины изрядно выпили. Не отстала от них поневоле и Лиза.
Голова у нее сильно трещала, но ей было весело. Она стучала ложечкой по тарелке и все требовала «Устю».
Беззубая завела ссору с Тронбон. Скелет показывал фокусы с серебряным пятачком, а двенадцатилетний Арбуз ломался: стучал с размаху кулаком по груди и говорил заплетающимся языком, подражая великовозрастным блатным:
— Я двадцать пять лет кровь в карантине проливаю, и чтобы какой-нибудь ментяра (городовой) позволил себе слово сказать мне! Да я его, как селедку, надвое разорву!
— Да будет тебе, товарищ, тень наводить! — остановил его Сенька. — Слава богу, видели, как ты вчера плейтовал от мента!..
С этого дня Сенька и Лиза сошлись как нельзя лучше. Она сделалась ему верной помощницей. А с течением времени у нее открылся настоящий талант, приводивший в умиление Сеньку и вызывавший зависть во всех его товарищах и озлобление в их барохах.
Так наливать масло шмырнику, как она, не могла ни одна бароха.
Сенька бацает хлопок в агентстве, а она отвлекает от него внимание шмырника всякими разговорами, прикидываясь дурочкой.
— Дяденька! Скажите, пожалуйста, какой час?
— Сколько тебе, стрекоза, надо? — заигрывает с нею суровый цербер.
— Полтретьего.
— На что тебе полтретьего?
— Тятеньку проведать надо. Вы, быть может, знаете его?
— А он кто?
— Элеваторщик. На элеваторе работает. Дяденька, миленький, — продолжает она наливать масло, — вы, быть может, часом, платочек тут нашли? Обронила…
— Очень нужен мне твой платочек!
А Сенька в это время знай пощипывает из тюка хлопок и накладывает в карманы и за пазуху. Накладывает и сияет.
— Ну и бароху же послал мне господь. Дай бог ей здоровья, а не двести тысяч на мелкие расходы!..
Ловкая она была шельма! В какой-нибудь месяц перещеголяла всех барох.
Она не только хорошо на цинке стояла, но и хай (шум) делала, как никто.
Случилось так, что Сенька засыпался. Лиза в этот момент выходила из мелочной лавочки на Таможенной и видит: ведут ее ясного сокола, муженька, с двух сторон под руки мент и дворник, а сзади важно шествует сам квертель, жирный, как бекас, с аршинными усищами, портфелем под мышкой, и командует:
— В участок его, мерзавца!.. Я тебе покажу, как табак воровать!
— Выручай! — крикнул ей Сенька.
Лиза шариком подкатилась к нему, повисла у него на шее и как завизжит:
— За что вы ведете его в часть?!. Он ничего не сделал!.. Карраул! Православные!.. Ой, ой!..
Сопровождавшие его мент и дворник растерялись. Растерялся и квертель.
А Лиза не перестает хаять:
— Православные!.. Режут!..
В какие-нибудь две-три минуты Лиза собрала тысячную толпу.
— Люди добрые! — обратилась она к публике. — Я вот с братцем моим вышли на площадь, мама послала за керосином, вдруг городовой хватает его и тащит в участок. Ой, боже мой!..
Находившийся в толпе экстерн в прыщах, помятой шляпе и пенсне петухом наскочил на городового и крикнул:
— Как ты смеешь?!. Немедленно отпусти его!.. Господа, надо вырвать его из когтей этих опричников, а то они убьют его!
В толпе прошел гул. Она подалась вперед и оттерла полицейских от Сеньки.
Заварилась каша. Явился полицмейстер, казаки. А Сенька и Лиза в это время сидели в Практической гавани на клепках и как ни в чем не бывало уплетали за обе щеки воблу…
Дела Сеньки удивительно пошли в гору и даже заметно отразились на его внешности. Он округлился, стал носить «колеса» на высоких подборах и курить вместо «Ласточки» «Дюшес» и «Сенаторские».
Округлилась и Лиза.
Сенька не оставался в долгу перед своей барохой. Нередко в благодарность за любовь и помощь он делал ей обновки: покупал то новые туфли, то гамаши, брошку, колечко и водил в город в театр при чайной попечительства о народной трезвости. Их часто можно было видеть там, на галерке, рядышком, внимательно следящими за пьесой.
Когда «работы» было мало, она, сидя на дубах, вышивала ему болгарскими крестиками лелю — рубаху, чинила штаны, куртку, набивала табаком гильзы или варила на массивах в котелке уху.
Часто по вечерам все блотики вместе с барохами собирались где-нибудь на набережной под звездным небом в большой кружок и устраивали литературно-музыкальные вечера. Известные всему порту — Монах рассказывал занимательные сказки, а Хандри-Мандри — пел.
Он пел «Стогнет, стогнет голубочек», «Падший ангел беспокойный», «Трубочка-заветочка».
«Трубочка-заветочка» была любимой песней блотиков, и они заставляли Хандри-Мандри петь ее по нескольку раз.
Трубочка-заветочка
С резьбою по бокам!
Какая ты красивая;
Продай, брат, ее нам!
Ах, трубочка-заветочка
Отбита на войне!
И в память генерала
Досталась она мне!
Я трубочку-заветочку
Как око берегу,
И хороню я трубочку,
Я в правом сапогу.
Вот было сражение
Под городом Дубном,
И сохранялась трубочка
В сапоге моем!
Все бы хорошо, если бы только в Сеньке не сидел бес ревности. Стоило Лизе бросить даже равнодушный взгляд на мимо проходящего гимназиста с