Здесь я устанавливаю правила (СИ) - Бальс Лора

На лице пожилой женщины промелькнула тень грусти, но уже скоро она снова тепло улыбнулась.

— Я не могу ничего изменить, и я люблю своего сына, чем бы он ни занимался. Я уверена, что мои ребятки никого не грабят и не обездоливают. А остальное… Я стара и давно уже не верю в то, что все люди — братья, и что если со всеми быть хорошим, то за это воздастся. Конечно, мне вообще не нравится их бизнес — даже то, о чём мне сообщают. Для полноценной жизни человек должен созидать, делать что-то от души, я так считаю, а они пустым занимаются. Но кто меня будет спрашивать? Живут своим умом — и пускай, лишь бы у них всё хорошо было.

Инга в который раз поразилась гибкости человеческого мышления. Сколько всего, оказывается, можно оправдать и простить, если это не приносит вред непосредственно тебе. Впрочем, что уж там, она и сама теперь была очень далека от прежней категоричности взглядов.

Она по-прежнему не находила оправданий для того рода занятий, который выбрал Феликс, однако при этом парадоксальным образом уже не могла его осуждать. Скорее, испытывала грусть от того, что они оказались не способны понять друг друга в этом вопросе, что он ни о чём не сожалеет, не тяготится подобной жизнью и думать не собирается о том, чтобы её изменить.

Инга пробовала несколько раз заговорить об этом. Феликс с пониманием относился ко всем её тревогам, связанным с вопросами безопасности. Но когда речь заходила о морали, упорно отказывался принимать её суждения.

В его картине мира добро и зло определялись не столько поступками человека как таковыми, сколько тем, насколько эти поступки задевают чью-то свободу выбора. С позиции Феликса заставить кого-то съесть нелюбимую кашу на завтрак представлялось чуть ли не большим проступком, чем предложить другому наркотик — в последнем ведь случае человек сам, по собственной воле делал итоговый выбор. Не важно, о чём идёт речь, значение имеет только то, навязывается это или всего лишь предлагается.

Инга не могла принять эту кривую с её точки зрения логику, но после нескольких недолгих споров признала поражение и перестала поднимать скользкую тему. Однако это разногласие совсем не мешало ей скучать, когда Феликсу приходилось уезжать по делам, и каждый день нетерпеливо ждать ночи. Ждать, когда они останутся одни и будут купаться в нежности или страсти.

Иногда её пугала та степень близости, которая установилась между ними. Пугало необъяснимое чувство спокойствия и защищённости, которое всё больше охватывало её в присутствии Феликса. Пугало исступление, с которым он шептал её имя и повторял — «моя» — в моменты абсолютного единения. Они с каждым днём, с каждой проведённой вместе минутой становились всё ближе, прорастали друг в друга, но будущее оставалось неопределённым.

Узнав, что мать Молотова давно знакома с Феликсом, Инга не могла удержаться от искушения расспросить её о его прошлом. Сам он не любил о чем-нибудь вспоминать и вообще говорить о себе, и хоть прямо не отказывался отвечать, но при её попытках проявить любопытство отделывался короткими малозначительными фразами.

Валентина Григорьевна же была всегда готова поговорить. Правда, в своих историях она то и дело переключалась на сына, но всё равно слушать оказалось интересно. Даже мелочей хватало, чтобы лучше понять человека, ставшего для Инги самым близким. Она словно узнавала другого Феликса — домашнего, нуждающегося в душевном тепле… и в любви.

После инцидента в ресторане прошло несколько дней. Всё было по-прежнему, и Инга уже решила, что подозрения начальника охраны не оправдались и бывшая любовница Феликса не замешана в кознях против них. Однако за два дня до назначенного выхода в свет, когда по предположению Молотова могла состояться попытка похищения, их уже ставшие привычными послеобеденные посиделки с Валентиной Григорьевной прервал телефонный звонок.

Звонили Инге с незнакомого номера. Это оказалось настолько неожиданным, что несколько секунд она бессмысленно смотрела на светящийся экран. И только когда собеседница удивлённо поинтересовалась: «Ты не ответишь?», Инга спохватилась.

— Алло?

— Наконец-то, принцесса, — недовольно прозвучало на том конце трубки. — Окажи услугу, позаботься о том, чтобы в ближайшие полчаса моя мать не появлялась ни во дворе, ни на первом этаже дома.

Не дожидаясь ответа, начальник охраны завершил звонок. Что ж, всё это могло означать только одно — что-то удалось выяснить. И что-то ещё должно скоро произойти, иначе зачем бы понадобилось уводить подальше Валентину Григорьевну.

Глава 30

Феликс торопился домой, но когда он въехал во двор, машина начальника охраны уже стояла на подъездной дорожке.

— Инга где? — осведомился Феликс у вышедшего навстречу охранника.

— Наверху, — отчитался тот. — Вместе с Валентиной Григорьевной. Они ничего не видели.

Феликс вздохнул с некоторым облегчением. Он не собирался держать Ингу в неведении о происходящем, но всё же о некоторых вещах лучше рассказать самому, чем позволить случайно увидеть.

Где Молотов, спрашивать не было надобности. Феликс быстрым шагом прошёл в дом и спустился в подвал.

— Значит так, кукла, — донёсся резкий голос начальника охраны. — Объясняю один раз. Спрашиваю и требую здесь я. Ты отвечаешь, максимально честно и подробно. А если мне покажется, что ответ требует изменений и дополнений, я спрошу по-другому. Усекла?

Римма, которая во время этой тирады только судорожно всхлипывала, вдруг заметила его. С неожиданной ловкостью рванулась мимо начальника охраны.

— Феликс! П-п-помоги! Отпусти меня! Скажи, чтобы они меня не трогали! Я ничего плохого не сделала, правда, я не хотела! Феликс, я…

— Хорош причитать, — он отодвинул от себя бывшую любовницу, окинул взглядом помещение.

Кроме Молотова, в подвале находились ещё двое охранников — для устрашения и морального давления. Судя по ужасу, искажавшему лицо Риммы, атмосфера сработала как надо.

Сам Глеб явно не обрадовался скорому прибытию руководства. Что и не счёл нужным скрывать, хмуро проговорив:

— Может, поднимешься пока к своей девочке? Мы тут сами пообщаемся.

— Нет! — панически взвизгнула Римма, с поразительной силой вцепившись в рукав Феликса. — Не бросай меня с ним! Пусть все уйдут, пожалуйста, я тебе всё расскажу, что захочешь! Всё-всё, честно!

— Э нет, кукла, так точно не пойдёт, — усмехнулся Молотов. — Я ведь обещал, что мы с тобой поговорим.

— Не надо! — снова вскрикнула Римма. — Феликс, ну скажи ему! Не надо меня больше бить!

Ветров недовольно нахмурился. Для него не было секретом, что начальник охраны предпочитает проводить допросы быстро и жёстко. В данном случае ему это казалось излишним — очевидно ведь, что запугать Римму не составит труда, так что вполне можно было обойтись словами.

— Ты её бил? — неодобрительно уточнил он, на что Молотов лишь с пренебрежением отмахнулся.

— Не бери в голову. Никто её по серьёзному ещё не трогал — так, профилактика, чтобы меньше верещала. Мы же не хотели весь дом переполошить её появлением?

Феликс ещё раз всмотрелся в лицо бывшей любовницы. Да, зарёванная, с размазавшейся по щекам тушью, она выглядела жалко. Но всё же не настолько, чтобы заподозрить в ней жертву жестокого избиения. Да и взгляд при пристальном рассмотрении не казался таким уж зашуганным. Конечно, её проняла ситуация, но не до бесконтрольной паники, которую Римма сейчас пыталась изобразить.

Феликс слегка оттолкнул её, вынудив сделать несколько шагов обратно вглубь подвала, чтобы сохранить равновесие. Сам сел на ступеньку, решив всё-таки не оставлять Молотову полную свободу действий.

Он до последнего сомневался, что Римма может оказаться причастной к делу. Однако в этот раз расследование дало результаты. После нескольких дней бесплодных попыток обнаружить какую-нибудь зацепку Глебу всё-таки удалось выяснить, что как раз незадолго до начала всех проблем у неё появился новый знакомый.