Пророчество о пчелах - Бернард Вербер

зеленым мятным чаем. Вокруг них завтракают человек двадцать.

Менелик Айяну узнал об их злоключениях и без раздумий оказал им радушный прием.

– Здесь вы в безопасности, никто не станет вам указывать, как поступать.

После еды французы осматривают кибуц – маленькое сельскохозяйственное поселение, где, кроме того, присутствуют промышленные предприятия и современные технологические компании.

– Наша специализация – оливки и груши, – рассказывает Менелик. – Мы держим молочных коров и медоносных пчел, делаем солнечные батареи и ирригационные насосы.

Большинство встречных одеты пестро, в гавайском стиле.

Похоже на колонию хиппи 1970-х годов, думает Рене.

– Раньше здесь были болота, – продолжает Менелик. – Первым поселенцам приходилось бороться с малярией и с комарами. Многие из них были беженцами из Европы, выжившими в нацистских лагерях. Они стремились создать мир без войн, без денег, без частной собственности и без конфликтов.

– Как это – без денег? – удивляется Мелисса.

– Это когда все общее. Ни у кого нет ничего своего, все – хозяева всего. Это в принципе. Конкретно получается сложнее, но те, кто здесь живет, нашли подходящий для них образ жизни.

– Предположим, кому-то захотелось телевизор. Как ему быть? – спрашивает Мелисса.

– Он сообщает о своем желании в бухгалтерию кибуца, она покупает и доставляет телевизор. Никому не надо посещать магазины, обладать личным имуществом. Вся собственность – общественная.

– А как у них с наследством? – спрашивает Александр.

– Никак. Все получает община. Это гарантия, что никто ни в чем никогда не испытывает недостатка.

– Насколько я понимаю, это сопровождается обязанностью трудиться? – вступает в разговор Рене.

– Каждый трудится в интересах общины. Кто в поле, кто в конторе, кто на предприятии. Разумеется, занятия можно менять по собственному желанию.

Впереди белеет современная постройка с застекленными окнами во всю стену.

– Мы гордимся тем, что наш кибуцник – изобретатель микроорошения. Это капельный полив, благодаря ему удается, используя минимум воды, выращивать растения в пустыне.

Вместе с людьми, одетыми, как хиппи, играют в шахматы и в карты старики. Рене замечает на руке одного из картежников татуировку – длинный номер.

Бывший заключенный нацистского концлагеря.

Престарелая особа, полная сил, узнает Менелика и идет ему навстречу. Он знакомит с ней своих французских друзей.

– Профессор Надя Вольф, раньше она была ведущим специалистом по ускорению сращивания сломанных костей при помощи магнитного поля. Ей сто два года!

В кибуц въезжает микроавтобус. Из него вылезают усталые молодые люди в военной форме.

– Идеал «мира и любви» и утопического социализма оказался трудноосуществимым. С самого своего появления кибуцы подвергались нападениям, поэтому они вынужденно вернулись к модели земледельца-воина, практиковавшейся еще евреями двенадцати колен Израилевых три тысячи лет назад.

– Земледельцы-воины существовали еще до царствования Саула? – спрашивает Александр.

– Да, и это послужило моделью для первых кибуцев. После Второй мировой войны иракцы и египтяне создали армию, в которой командовали офицеры из бывших нацистов и которая ставила целью сокрушить молодое еврейское государство. На наше счастье, ряд стран, например, Чехословакия, согласились продавать пионерам оружие для обороны.

– Те, кого вы называете «пионерами», на самом деле поселенцы, отобравшие землю у местных жителей, – возражает Мелисса.

– В те времена здесь никто не жил, – объясняет Менелик. – Здесь были сплошные болота, населенные одними комарами. Здесь свирепствовала малярия.

– Это ваша версия, вы пристрастны! – с пылом восклицает Мелисса. – Тех палестинцев, кто здесь находился, вам приходилось изгонять.

– В Израиле по-прежнему живет арабское население. Эти арабы – полноправные израильские граждане со своими депутатами в парламенте, кнессете.

– А мне говорили, что они – граждане второго сорта, – упирается Мелисса.

– Сами увидите, тогда и составите мнение, – уверенно говорит Менелик.

Он едет в своем электрокресле дальше, к своему белому кубику-домику с террасой на крыше.

Внутри прохладно благодаря кондиционеру. Это не дом, а настоящий музей: амфоры, пергаменты, скульптуры – артефакты всех цивилизаций, сменявших друг друга на этой земле.

Менелик угощает гостей зеленым чаем со льдом.

– Ну, что же именно с вами произошло?

Александр театральным жестом вытягивает из кармана кошелек и извлекает из него кусочки керамики – раскрашенные, с гравировкой, некоторые с надписью.

Менелик хмурится.

– Я запретил вам туда лазить!

– Мы оказались непослушными учениками, – отвечает Александр, подмигивая.

Менелик разглядывает черепки в лупу.

– На первый взгляд, это эпоха Первого храма, примерно тысяча лет до нашей эры.

В комнату входит худенькая женщина с короткими седыми волосами и здоровается с гостями.

– Познакомьтесь, это Оделия, моя жена, – говорит Менелик. – Как многие здесь, она отлично владеет французским.

С виду Оделия годится ему в матери.

Видя их удивление, Менелик объясняет:

– Оделия принадлежала к группе взаимопомощи, усилиями которой я попал сюда. Как вы знаете, я родился в Эфиопии. В 1991 году Оделия участвовала в операции «Соломон» – спасении укрывшихся в Аддис-Абебе 14 тысяч евреев. Израильтяне наладили воздушный мост. Большие самолеты национальной авиакомпании «Эль Аль» совершили тридцать четыре рейса, чтобы спасти нас из ада гражданской войны. Я прилетел последним бортом.

– В Израиле многие называют их «фалаша», – подхватывает присоединившаяся к гостям Оделия. – По-ахмарски это значит «изгнанники». Сами они себя изгнанниками не считают: они утверждают, что являются потомками царя Соломона и царицы Савской.

– Скорее всего, это просто легенда, – говорит Менелик. – «Менеликом» якобы звали сына еврейского царя и эфиопской принцессы. После операции спасения мы с Оделией поженились.

– Мало было покинуть Эфиопию, надо было еще помочь ему здесь устроиться. Я жила здесь, в кибуце, а ему было восемнадцать лет. Потом случилось несчастье…

– Что произошло? – спрашивает Мелисса.

– Молокосос четырнадцати лет подорвал себя в автобусе…

Все надолго умолкают.

– Менелик уцелел, но из-за осколка в позвоночнике у него отнялись ноги.

Менелик улыбается.

– Такова ирония судьбы, – говорит он. – Убежать от гражданской войны в Эфиопии, чтобы здесь стать калекой по милости подростка…

Трое французов поражены беззаботным тоном Менелика. Но Мелисса все еще намерена доказать свою правоту.

– Если бы вы отказались от колонизаторской политики на оккупированных территориях, то этого не произошло бы, – говорит она.

– Действительно, – откликается Оделия, чья цель, похоже, избежать даже попытки спора.

Разговор продолжается еще немного, потом Оделия и Менелик предлагают французам прогуляться в садике за домом. Там выстроены в образцовом порядке около сотни ульев.

– Я отвечаю за производство меда, а еще я – энтомолог, изучаю поведение пчел.

От пчелиного балета глаз не оторвать. Какое-то время все завороженно любуются им.

– Пчела живет в среднем сорок дней, – сообщает Оделия. – За свою жизнь она успевает опуститься на тысячу цветков и произвести меньше столовой ложки меда. Для нас это сбор меда, для нее – дело жизни.

Она достает из сумки баночку меда и предлагает всем попробовать. Рене жмурится, чтобы оценить каждую молекулу