Царь Алексей Михайлович - Александр Боханов

В системе миропредставлений людей XVII века смерть сама по себе не являлась «ужасом», которым она стала для людей внецерковных, для атеистов, после утверждения в XVIII веке в Западной Европе фетишей «свободной личности» и «человеческого разума». Понятие греха вообще стало уходить из общественного обихода. Там, где нет Бога, там нет места и такой духовно-нравственной категории, как «грех».

В секулярном обществе жизнь начала восприниматься не как дар Творца, а как некий биологический и социальный процесс. И все. В России эта система представлений начала широко распространяться со второй половины XIX века, хотя ее ростки можно встретить и в более раннюю эпоху. Две формулы: жизнь начальна и конечна, и жизнь начальна, но бесконечна, отражали две формы мировосприятия: секулярно-атеистическое и христианское.

Россия XVII века оставалась страной христианской, а потому здесь отношение и к жизни, и к смерти было совсем иным, чем, скажем, в Англии. Потому здесь категория «греха» была невероятно общественно значимой. Ведь человеку, после смрадной и скоротечной земной жизни, предстояло перейти в жизнь вечную; ему надлежало предстать перед нелицеприятным и бесстрастным Судом Всевышнего, чтобы нести ответ за все дела — и добрые, и злые, совершенные на земле. В данной системе мировосприятия грехопадение — отступление от Заповедей Божиих.

В преступлении Церковь видела прежде всего нравственное падение, нарушение Божеского Закона, называя преступников «забывателями страха Божия». Как наставлял Иоанн Златоуст, «грех есть великий бес. Бесноватый возбуждает сострадание, а грешник — ненависть; тот заслуживает прощение, а этот не имеет оправдания»[298]. Отсюда же проистекало понятие о преступлении применительно к государственной власти. Кто забывает страх Божий и повеление Государя-«Богопоставленника», тот дважды греховен. Человек оказывался преступником и перед Богом, и перед земным Божиим установлением — государственной властью, а потому и достоин самого сурового наказания, вплоть до смертной казни.

В этом отношении весьма показателен один законодательный акт, который формально не являлся составной частью «Уложения 1649 года», но фактически оказался важнейшим элементом государствоустроения России середины XVII века. Речь идет о форме присяги на верность Самодержцу «разных чинов», появившейся в форме царского указа 31 августа 1651 года. И раньше, когда происходило воцарение нового монарха, «люди государевы» приносили присягу (клятву) верности ему на Евангелии и на Кресте. По этому поводу составлялась особая «грамота». Однако теперь впервые была установлена универсальная и определенная законодательная форма, просуществовавшая с некоторыми редакционными изменениями до самого падения Царской России.

В Присяге говорилось, что я, такой-то, «целую Крест Господень Государю своему, Царю и Великому князю», Царице, и «детям царским» в том, что обязуюсь служить честно и нелицемерно, оберегать его здоровье и «никакого лиха Государю не мыслить». Кроме того, каждый приносящий присягу брал на себя обязательство, никаких других родов на Царство не мыслить и «хитрости не чинить». Если же подданный услышит о каком-то заговоре, «или ином злом умысле» на жизнь и власть Государя, то потребно сообщить о том властям, и с такими врагами биться не на жизнь, а на смерть[299]. Залогом крепости Присяги признавалось целование Креста, что, как уже говорилось, считалось абсолютной нормой правдивости.

Русь заявляла о себе как о хранительнице нетленных Божественных установлений всегда, когда представлялась подобная возможность. Когда в январе 1649 года в Лондоне был казнен Король Карл I из Династии Стюартов (1600–1649), то в Москве чрезвычайно болезненно отреагировали на подобное известие, хотя речь не шла о весьма далекой во всех отношениях стране. На Руси знали, что кучка злодеев, называвших себя «парламентом», устроила судилище, а затем и публичную казнь благочестивого монарха. Он был последовательным католиком и хотел вернуть «римское исповедание» в Англию, которая от него начала отрекаться более ста лет тому назад, при Короле Генрихе VIII, став страной безбожно-еретической.

Конечно, на Руси католическая вера считалась отклонением и уклонением от «истинной», «православной» веры, но все-таки Римская церковь звала людей к Богу, славила Иисуса Христа, и этого нельзя было отрицать. Однако не смерть католика сама по себе взволновала Москву. В далекой заморской стране был убит правитель «Божией милостью»; мятежная толпа подняла руку на Монарха! И впервые в истории Русь отреагировала на кровавые события в Англии; отреагировала остро и резко. Это был политический демарш международного масштаба.

1 июня 1649 года Царь Алексей Михайлович подписал указ, называвшийся: «О высылке английских купцов из России, и о приезде их токмо к Архангельску, за многие несправедливые и вредные их для городов русских поступки, особенно за их учиненное в Англии убийство Короля Карла I»[300]. Конечно, торговавшие на Руси купцы сами не могли «учинить» отмеченное злодейство, но ведь ни для кого не составляло секрета, что в Англии у власти утвердились те самые «лавочники» или их «приказчики», которые фактически и вершили дела в далеком заморском Королевстве.

Английские купцы получили право беспошлинной торговли по всей Руси указом Царя Михаила Федоровича; им дозволялось ездить по стране, и, в отличие от других, заводить лавки в самой Москве. Им чрезвычайно «мирволил» и боярин Борис Морозов, ставший фактическим вершителем дел в государстве в первые три года правления Алексея Михайловича.

Но привилегии англичане использовали не для взаимного интереса, а только для личного обогащения, «пожитки себе нажили большие», как говорилось в Указе.

Русские «торговые люди» давно жаловались правительству на нечестные приемы ведения дел английскими купцами. Англичане, как сообщается в Указе, завозили «заповедные товары», например, табак, а к себе же тайно вывозили редкие изделия, такие как шелк, который доставлялся на Русь из Персии и Китая. При этом вывозную пошлину не платили, и Государству никакого «прибытку не было». Они, имея постоянные лавки в столице, скупали загодя товар на ярмарках, и когда «русские гости» приезжали для торговли, то выбрасывали товар или по бросовым ценам, на современном языке это назвали бы демпингом, или вообще не пускали торговать, так как скупали все торговые места. Чаша терпения переполнилась.

Государь указал, а «бояре приговорили»: англичанам «ехать за море» и торговать впредь «Московского Государства с торговыми людьми» всякими товарами, приезжая из-за моря только к Архангельску. В Москву же и в иные города «с товаром и без товара не ездить». В Указе объясняется, почему государственная власть так долго терпела самоуправство и «неправды» английских купцов: «из-за сердечной любви и дружбы к Королю Карлу». Теперь же все изменилось. В Англии учинилось «большое злое дело, Государя своего, Карлуса Короля убили до смерти», а потому англичанам надлежит немедленно покинуть Московию[301]…