Теплая птица - Василий Гавриленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Дальше, Андрей, пойдешь один. Не сворачивай, только прямо. Ну, прощай.
Христо протянул мне холодную руку.
-Удачи, - Киркоров хлопнул меня по плечу. Вовочка улыбнулся мне, Букашка кивнула.
-До скорой встречи, Марина.
Она подставила щеку для поцелуя, задумчивая и безразличная.
Я махнул рукой и, повернувшись, пошагал навстречу разворачивающемуся рассвету.
-Андрей!
Марина повисла у меня на шее. Губы ее впились в мои, словно она хотела выпить меня до дна.
Я мягко отстранил ее.
-Марина, я скоро вернусь. Жди. Очень скоро.
Я зашагал прочь, боясь оглянуться. Впрочем, мне и не нужно было оглядываться, потому что я знал: Марина смотрит мне вслед, а немного поодаль ее ждут четыре согбенные от холода фигуры.
Часть четвертая
ПРОЛЬЕТСЯ ВИНО
1
ПРЕТЕНДЕНТЫ
Рассвет застал меня у стены, подобной той, что ограждает Московскую резервацию от Джунглей. Резервация в резервации… Цитадель стрелков.
Когда-то этой стены не было. Под высоким голубым небом шумело московское лето. Андрей Островцев с женой Галиной гуляли по тропинкам ВВЦ мимо сидящих на скамейках парочек и мамаш с детьми, ели мороженое и сладкую вату, фотографировались у барельефа на памятнике космонавтам. Островцев вскарабкался на блестящее колено бронзовой женщины и Галина сфоткала его на память. Впоследствии выяснилось, что китайская «мыльница», к огорчению Галины, засветила пленку.
Я остановился перед глухими воротами. Видимо, нужно постучаться…
Отколупнув ногой кусок обледенелого снега, я с размаху швырнул его в ворота. Лед разлетелся на куски, словно разбилась хрустальная ваза. А ворота оказались не такими уж и глухими. Скрипнув, отворилось окошко; заспанные глаза уставились на меня.
-Че надо?
-На рождественские испытания.
Караульный простужено засмеялся.
-А еще раньше ты не мог придти?
-Не понял?
-А тут и понимать не х… Приказа запускать мясо пока не было.
Окошко захлопнулось. Под мясом стрелок, надо полагать, разумел таких, как я. Ну что ж, мясо так мясо.
Я присел на корточки напротив ворот: жаль, не из чего развести костер. Достав из-за пазухи сухарь и сушеного кальмара, принялся жевать без особого удовольствия, просто чтобы убить время.
-Не пускают, братан?
Рыжеволосый мужик в форме стрелка остановился напротив меня. Надо же, как тихо ходит, - даже снег не скрипнул! Я поднялся на ноги.
-Как видишь.
-Вот козлы, блин, - рыжий смачно харкнул в сторону ворот.
Этот мужик был сшит природой весьма добротно. Стрелковая одежка, коей следовало бы быть на пару размеров больше, выразительно подчеркивала его мускулатуру.
-Борис, - он протянул широкую руку.
Не знаю: то ли язык мой как-то не так повернулся, то ли само естество, носящее имя «Андрей», отказалось становиться стрелком.
-Ахмат, - представился я.
И мне стало легче. Пусть будет так: этот незнакомец - Ахмат участвует в испытании, возможно – становится стрелком, а Андрей вроде как ни при чем.
-Смотри-ка, еще трое, - сказал Борис. – Ну, теперь потянутся…
Он оказался прав: у ворот собралось человек тридцать. И – молчание, волчьи взгляды: скоро мы будем рвать друг другу глотки… Знать имя того, кто рвет тебе глотку, либо того, кому рвешь глотку ты – непозволительная роскошь. Похоже, из всех нас так не считал лишь Борис.
Он заговаривал с каждым новоприбывшим, но в ответ получал презрительное молчание.
-Во, народ, - поняв, что с этим народом словесной каши не сваришь, Борис снова подошел ко мне. – Суровые, б…дь.
Я усмехнулся: а ты чего ждал?
-Такое впечатление, что их только из Джунглей пригнали. Дикари.
-В Джунглях не дикари, - не выдержал я. – В Джунглях – игроки, которым Теплая Птица так же дорога, как и мародерам.
-Правда? – он явно обрадовался моей отзывчивости. – А я думал – там одно зверье, вроде тварей.
Кстати, о зверье. В толпе перед воротами началось движение.
-Запускают? – вытянул шею Борис.
Толпа выплюнула хрипящий клубок. Перекатившись несколько раз по снегу, он распался на две части – узкоглазого скуластого мужика, прячущего за пазуху нож, и бородача с залитой кровью грудью. Ошмонав карманы убитого, победитель спокойно занял свое место в толпе.
Похоже, этот инцидент послужил для кого-то знаком. Ворота отворились. Толпа хлынула было внутрь, но тут же подалась назад под ударами прикладов. Нас встречал отряд стрелков в полной боевой готовности. Невысокий седой командир что-то кричал караульному. Наконец, он вспомнил о нас:
-Не толпиться. Запускать по одному! Куда ты прешь?
Командир вскинул пистолет и выстелил в голову особо нетерпеливому претенденту.
Разом все успокоилось. Толпа растянулась в длинную цепочку, в самом конце которой очутились мы с Борисом.
-Несправедливо, - недовольно пробурчал Борис. – Пришли первыми, зайдем последними.
Как раз в это время стрелки за руки за ноги выносили убитого командиром претендента. Тело с хрустом упало в сугроб.
-И умрем последними, - добавил Борис.
Я засмеялся.
-Кому весело? – крикнул командир. Он даже привстал на цыпочки, осматривая цепочку.
Я поспешил проглотить смех, совершенно здесь неуместный.
-Прости, братан, - Борис положил мне руку на плечо. Я сердито скинул ее. Этот болтун доведет до могилы.
Цепочка стремительно уменьшалась. Один за другим претенденты исчезали за воротами. Наконец, очередь дошла до Бориса. Он кивнул мне:
-Удачи, Ахмат.
-И тебе удачи.
Борис скрылся за спинами стрелков. Хороший малый, - Христо был бы рад видеть его среди возрожденцев…
-Последний, что ли? – командир окинул меня нехорошим взглядом.
-Похоже, да.
-Входи.
За воротами были только стрелки, ни одного претендента.
Командир откашлялся и, запинаясь, прочел с желтого листа следующее:
-Согласно приказу 45в, подписанному лично Лорд-мэром, лицу, явившемуся на Рожественские испытания, присваивается порядковый номер, в полном соответствии с очередностью. Лицо, получившее номер, подпадает под юрисдикцию Устава Армии Московской Резервации и обязано бережно хранить номер, в случае утраты претендент подвергается каре по пункту 2 седьмого параграфа Устава Наказаний.
Покончив с официозом, командир с видимым облегчением сунул бумагу в карман.
-Тебе все понятно?
-Да.
-Отвечать «Так точно, офицер».
-Так точно, офицер.
-Ну, тогда, держи.
Офицер протянул мне металлический кружок с выбитой цифрой «32».
-Эй, - он обратился к стоящим навытяжку стрелкам. – Фомин и Сосо – проводите его к особистам.
В интонации, с которой седой офицер произнес слово «особисты», я уловил презрение, смешанное со страхом.
Два стрелка выскочили из строя.
-Ну, ты, шагом арш! – крикнул один из них – черноусый мордоворот, и несильно ударил меня между лопатками прикладом АКМ.
Я послушно зашагал по плацу, а на душе скребли кошки – до чего же погано по доброй воле соваться в пасть льва.
Из труб на крышах многочисленных деревянных бараков, поднимался рыжеватый дым. За шаткими стенами слышались разговоры, ругань, крики.
Когда мы проходили мимо очередного барака, хлипкая дверь отворилась, и в облаке пара на пороге возник обнаженный до пояса стрелок. Не спускаясь вниз, прямо с крыльца, он принялся мочиться и, когда я приблизился, задел меня желтой теплой струей. Конвоиры захохотали, я же усилием воли заставил себя продолжить путь, стряхнув со щеки вонючие капли.
За бараками показалась гигантская статуя, смутно мне знакомая. Вернее, не мне, а Андрею Островцеву. Два могучих тела, воздевшие в едином порыве руки, с накрепко стиснутыми в кулаках рукоятками серпа и молота - не вырвешь, не отнимешь - эти двое могли бы держать на руках небесный свод. Рабочий и колхозница. Мужчина и женщина. Прямо как я и Марина.
Перед статуей - широкая площадка, на которой, уныло свесив лопасти, дремали вертолеты.
Далеко впереди виднелся обломок Останкинской башни и щербатые коробки многоэтажек.
Слева от меня расположилась каменная арка с шестью колоннами и статуей. Опять-таки - мужчина и женщина, снова – воздетые к небу руки, но на этот раз в них не серп и молот, а нечто похожее на веник. Прямо перед аркой стояли стрелки, а за ней виднелись увенчанные звездами золотистые шпили.
Я свернул к арке.
-Куда?
Приклад врезался между лопатками.
-Направо топай.