Последнее испытание - Уоррен Мэрфи

Римо поднялся.

Чиун положил голову Санни Джоя себе на колени.

– Что надо делать?

– Против мышиной болезни всегда хорошо помогало вино из змеиного яда.

– Любая змея сгодится?

Чиун кивнул.

– Да. Лишь бы была ядовитая.

Римо выскочил из пещеры и спустился с горы. Оказавшись среди пустыни, он закрыл глаза и стал вслушиваться – казалось, не только ушами, но и всем телом. Стояла ночь. Все змеи, должно быть, попрятались по норам.

Внезапно Римо напрягся и решительно зашагал на звук – биение крохотного сердца.

Но то была мышь. Он со злостью пнул песок. Вторая мышь завела его в густые колючие заросли ежевики.

Римо наконец стал различать биение сердец теплокровных и теперь старался отыскать только пресмыкающихся.

Вот она! Полосатая красно-черная коралловая змея.

Римо сунул руку в заросли, и змея, сделав молниеносный выпад, попыталась его укусить. Но клыки, наполненные ядом, вонзились в пустоту. Человек вовремя отдернул руку и тотчас ухватил змею чуть ниже головы. Шипя и извиваясь, она обвилась вокруг его руки, но он, зажав ее что было сил, продолжал охоту.

Рогатая гремучка, что неспешно ползла по склону дюны, почувствовала приближение Римо и попыталась удрать. Тот схватил-таки ее за голову свободной рукой, и вот, крепко сжимая двух разъяренных, смертельно ядовитых змей, бегом бросился к горе Красного Призрака. Сердце его было преисполнено тревоги и надежды одновременно.

И еще в нем шевельнулось леденящее душу предчувствие, что, придя, он найдет отца мертвым.

* * *

Санни Джой Ром то приходил в себя, то вновь проваливался в забытье. Мастер Синанджу тем временем, выбрав кораллового аспида, выдоил его над небольшой глиняной плошкой, которую сам выдолбил из куска песчаника. Зубы беспомощно барахтающейся змеи впивались в края плошки, из них сочились прозрачные желтоватые капли яда. Продолжалась процедура, наверное, с минуту, но Римо она казалась вечностью.

Кореец добавил в плошку воды, взял два прутика, потер между ладонями, и вскоре появился дымок.

И вот уже яд кипит в плошке на маленьком огне.

– Поможет? – встревоженно спросил ученик.

– Хорошо бы добавить корень женьшеня, – деловито заметил Чиун.

– Но разве добудешь в пустыне женьшень! – с горечью воскликнул Римо.

Чиун поднял на него глаза.

– Ты должен быть готов к любому обороту событий.

– Легко тебе говорить! Ведь он не твой отец.

В этот момент Санни Джой снова приоткрыл глаза. И увидел Чиуна.

– Эй, вождь!.. Как поживаешь?

– Неплохо, брат. А ты?

– Мое время подошло к концу.

– Не стоит об этом.

Санни Джой перевел взгляд на Римо.

– А я думал, ты мне снишься… Ведь старик говорил, что ты погиб во время парашютного десанта.

– А мне говорил, что ты погиб.

– Как это понимать, приятель? – спросил Санни Джой Чиуна.

– Так было надо, – ответил кореец, не отрывая глаз от кипящей в плошке жидкости.

Римо выдержал паузу, затем, нервно сглотнув, произнес:

– Я не тот, за кого ты меня принимаешь.

– Нет? А кто же тогда?

Римо извлек из бумажника сложенный вчетверо листок с наброском. Развернул и поднес портрет матери к сузившимся от боли глазам Санни Джоя.

– Узнаешь?

Глаза Санни Джоя внезапно ожили, он так и впился взглядом в рисунок.

– Откуда это у тебя?

– Портрет сделали в полиции.

– Да?

– Это моя мать.

Римо затаил дыхание в ожидании ответа.

Санни Джой Ром откинул голову и сильно закашлялся.

– Как твое имя? Я забыл…

– Римо.

– Что-то очень знакомое…

– Монахини, вырастившие меня, сказали, что к корзине, в которой меня нашли, была приколота записка с именем Римо Уильямс.

Санни Джой не ответил. Римо по-прежнему ждал, затаив дыхание. Но Санни Джой так и не произнес ни слова. Послышался голос Чиуна:

– Все готово.

Мастер Синанджу приподнял голову отца, и Римо с ужасом отметил, что глаза его закрыты.

– Не бойся, он еще жив, – успокоил ученика Чиун.

Он подержал плошку с дымящейся жидкостью перед носом и полуоткрытым ртом Санни Джоя. Тот вздрогнул и закашлялся. Чиун поднес плошку еще ближе.

– Это только подготовка.

Когда жидкость остыла, Чиун медленно и осторожно стал вливать ее в рот Санни Джоя, стимулируя глотательный рефлекс легкими поглаживаниями по горлу.

«А он здорово постарел за то время, что мы не виделись, – подумал Римо, вглядываясь в лицо больного. – И похудел. Словно некая злая сила истончила его прежде такие крепкие мышцы».

Когда плошка опустела, Чиун осторожно опустил голову больного на известняковый камень, служивший ему подушкой. Санни Джой так и не открыл глаз.

– Ну, что скажешь, папочка? – сдавленным от волнения голосом спросил Римо.

– Я тебе не отец, – сухо отозвался Чиун. Затем, после паузы, уже мягче добавил: – К рассвету будет видно.

– А мы больше ничего не можем сделать?

– Была бы у нас косточка дракона, сварили бы полезный супчик.

Римо даже в лице изменился.

– Йонг подарил мне косточку дракона.

– И что ты с ней сделал?

– Сунул в карман. Но ведь это лишь сон… – Римо чуть не подпрыгнул от радости, нащупав в кармане осколок кости. – Это ты мне подбросил, да?

Но мастер Синанджу не удостоил его ответом. И принялся дробить кость в порошок и ссыпать его в плошку из известняка.

– Не пойму, слышал он меня или нет, – Дрогнувшим голосом произнес Римо.

– Слышал.

– Вряд ли. Он не слышал, как я назвал свое имя. И наверняка не понял, кто я.

– Он знает. Отец всегда знает…

Наконец последняя горстка порошка упала в плошку. Чиун поднялся на ноги, подошел к мумии, укутанной в поблекший желтый шелк, и почтительно поклонился.

– Я привез тебе привет из Дома Синанджу, о, славный предок!

Подошел Римо.

– Это ведь Коджонг, верно?

– Давай убедимся.

С этими словами мастер Синанджу извлек из рукава кимоно свой странный маленький гонг. Ударил в него молоточком. Высокая звенящая нота заполнила все пространство, а мумия неожиданно ответила ей в унисон.

Чиун зажал гонг ладонью, и он умолк. Но мумия продолжала звенеть.

Римо глянул вниз. У костлявых ног мумии лежал в пыли в точности такой же гонг.

– Да, – кивнул Чиун. Голос его дрожал от избытка чувств. – Это давно пропавший Коджонг.

– А вы с ним похожи, – заметил ученик.

– Я никогда не рассказывал тебе историю Коджонга и Коджинга, Римо?

– Нет. Несколько лет назад рассказал Ма-Ли. У мастера Ноньи была жена. Она родила ему близнецов. Мальчики были страшно похожи. Старший, родившийся несколькими минутами раньше, должен был, согласно традиции, стать мастером Синанджу. А второго полагалось утопить, и мать знала об этом. Младшего близнеца всегда убивали, чтоб не возникало проблем и споров по поводу преемственности.

– В те дни, – подхватил мастер Синанджу, и голос его зазвучал как-то особенно задушевно и мягко, как случалось всегда, когда он говорил о родной деревне, – в те дни жизнь была трудная, голодная, и новорожденных ребятишек бросали в море без всякой жалости. И тогда жена Ноньи, родившая Коджинга и Коджонга, решила спрятать одного из младенцев, что было не слишком сложно, поскольку мастер уже был стар и подслеповат. Мальчики росли, и вот пришла пора Коджингу учиться на мастера. Но его хитрая и ловкая мать по очереди подсовывала то одного, то другого сына, и таким образом они натренировались оба.

Когда же старый Нонья умер, на место Верховного мастера стали претендовать сразу двое, а жители деревни долго не знали, что делать и как правильно поступить.

В конце концов Коджонг объявил, что уходит Что будет искать другую землю, где никто не станет оспаривать его право на звание Верховного мастера Синанджу. Он только сказал на прощание, что если наступит у Дома такой момент, когда некого будет назвать Верховным мастером, пусть люди найдут сыновей Коджонга и выберут среди них самого достойного.

Чиун отвел взгляд своих карих глаз от лица мумии Коджонга, на которого был так похож, и посмотрел на Римо.

– Ты, Римо Уильямс!

– Что я?

– Я знаю историю этого человека. Он последний Санни Джой. Потомок Коджонга, которого называют еще Ко Джонг О. Старшего сына в их роду всегда называли Санни Джоем – в честь Великого Духа Волшебника Солнца. Ведь Он Джо в переводе означает: «Тот, кто дышит Солнцем».

– Мать говорила, что мой народ – народ Солнца. Так и сказала.

– Этот человек твой отец. А сам ты потомок Коджонга.

– А он… он рассказывал, почему оставил меня на пороге сиротского приюта?

– Нет. Я не говорил с ним о тебе.

– Так, может быть, я никогда и не узнаю…

– На рассвете видно будет, узнаешь или нет. А пока что тебе предстоит совершить последний атлой.

– А я-то думал, что с деяниями покончено! Я насчитал ровно двенадцать.