Гений войны Суворов. «Наука побеждать» - Арсений Замостьянов

Неприступный Измаил — слава и обида полководца

Я на все решусь, чтобы только еще иметь счастье видеть славу России, и последнюю каплю крови пожертвую ее благосостоянию…

В середине 1790-го, когда Австрия вышла из войны, а со Швецией Россия, наконец, подписала мирный договор, главной твердыней султана Селима III на Дунае оставалась крепость Измаил. Осаду крепости русская армия вела с октября. Корабли речной флотилии генерал-майора Иосифа де Рибаса подошли к стенам Измаила. Начались бои с турками, которые пытались предупредить план Рибаса высадить десант и овладеть островом Чатал. К 20 ноября де Рибасу удалось устроить на острове артиллерийские батареи. Начался обстрел крепости и с острова Чатал, и с судов флотилии. Завязался бой, в ходе которого русский десант овладел башней Табией, после чего был вынужден отступить. Ответная атака турецкого десанта на Чатал была отбита. Турецкий флот близ Измаила удалось уничтожить; русские суда перекрыли Дунай. После 20 ноября под Измаилом наступило затишье. Осаду организовали не предусмотрительно: тяжёлой артиллерии не было, а полевой не хватало боеприпасов. В русских частях под Измаилом царила суматоха. К тому же старший по званию из русских генералов, съехавшихся к турецкой твердыне, генерал-аншеф Иван Васильевич Гудович не пользовался достаточным авторитетом, чтобы добиться единоначалия. Генерал-поручик Павел Потёмкин и генерал-майоры Кутузов и де Рибас, в свою очередь, действовали несогласованно, ревниво поглядывая друг за другом…

Приближалась зима — и военный совет постановил снять осаду крепости, отправив войска на зимние квартиры. Подходы к Измаилу заполнила мёрзлая грязь, бездорожье затрудняло перемещение войск. Однако главнокомандующий — князь Таврический был настроен куда более решительно, чем его двоюродный брат генерал Павел Сергеевич Потёмкин или Гудович. Он понимал, что необходимо спасать положение, что пришла пора уничтожить турецкую твердыню на Дунае.

Еще не ведая о «волокитном» постановлении военного совета, Потемкин решил резко изменить ситуацию и назначил командующим осадной артиллерией генерал-аншефа Суворова. Потёмкин в Суворова верил. Если речь шла о немедленном штурме — лучше кандидатуры, чем граф Рымникский, он не искал.

Императрица всё настойчивее требовала скорого и победного окончания войны — и Суворов был наделен весьма широкими полномочиями. 29 ноября Потемкин писал Суворову: «…предоставляю вашему сиятельству поступить тут по лучшему вашему усмотрению продолжением ли предприятий на Измаил или оставлением онаго». Лично Суворову Потёмкин написал: «Измаил остаётся гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но всё же он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!» Последний призыв Суворов предпочёл воспринять буквально — и два раза ему повторять не приходилось. Не сумевшего сплотить войска генерал-аншефа Гудовича Потёмкин отозвал из-под Измаила, направил его подальше от дунайских крепостей — на Кубань, где упорный генерал-аншеф успешным штурмом овладеет Анапой. Но разве можно сравнить гарнизон Измаила с жалким турецким отрядом, защищавшим Анапу?

Потёмкин ясно понимал, что после нескольких удачных кампаний для полной победы над турками следовало обрушить их цитадель, грозившую России османским могуществом — крепость Измаил, известную своим многотысячным гарнизоном и отважным вождем — полководцем Айдос-Мехмет-пашой. Этот опытный военачальник считался одним из лучших османских сераскиров (сераскир, сераскер — в турецкой армии командующий группой войск. — А.З .).

Крепость казалась неприступной: по существовавшим в те годы представлениям о войне для подобного штурма требовались невиданные ресурсы, которых не могло быть у России… Но Суворов переворачивал современные ему представления. По страницам поэмы Байрона «Дон Жуан» мы можем судить об изумлении, охватившем Европу после штурма Измаила. Этот штурм казался апофеозом современной войны, а Суворов — настоящим Марсом. Да, Байрон был противником екатерининского империализма и к Суворову относился неоднозначно, но и он не мог отрицать, что в лице графа Рымникского мир видит военного гения:

Суворов в этот день превосходилТимура и, пожалуй, Чингисхана:Он созерцал горящий ИзмаилИ слушал вопли вражеского стана;Царице он депешу сочинилРукой окровавленной, как ни странно —Стихами: «Слава Богу, слава Вам! —писал он. — Крепость взята, и я там!»

Конечно, такое понимание суворовского полководческого дарования обеднено предубеждением Байрона, ненавидевшего империализм екатерининской России, но показательно, что английский поэт одним из центральных эпизодов своей главной, итоговой поэмы делает взятие Измаила. Мы же помним другого Суворова — того, что прискакал к Измаилу на любимом донском жеребце и после великой победы отказался от лучших трофейных коней и покинул позиции верхом на том же дончанине. Мы помним Суворова, который после победы, побледнев, признавался: «На такой штурм можно пойти только раз в жизни». Гарнизон Измаила насчитывал более 35 тысяч человек, из них 17 тысяч — отборные янычары. В Измаиле хватало запасов продовольствия и вооружения — турки не страшились штурма — и при этом не страдали недооценкой противника, ведь Суворов их бил не раз.

Суворов осаждал крепость с тридцатитысячным воинством и намеревался решить дело приступом. Учитывая мощные укрепления турецкой твердыни и 250 орудий противника, «арифметически» штурм был обречен на провал. Но Суворов, прибыв под Измаил, не теряя времени, приступил к тренировке солдат в условиях, близких к боевым. Офицерам пришлось позабыть порядки Гудовича… Генерал-аншеф скрупулезно изучил донесения разведки по измаильским укреплениям и вскоре уже получил возможность послать туркам ультиматум с характерной припиской — лично от Суворова: «Сераскиру, Старшинам и всему Обществу. Я с войсками сюда прибыл. 24 часа на размышления для сдачи и — воля; первые мои выстрелы — уже неволя; штурм — смерть. Что оставляю вам на рассмотрение». История запомнила и горделивый, но, как оказалось, излишне самонадеянный ответ Айдос-Мехмет-паши: «Скорее остановится течение Дуная и небо упадет на землю, чем русские возьмут Измаил». Между тем русские войска под руководством Суворова уже проводили тщательную подготовку штурма. С появлением Суворова под стенами крепости время как будто ускорило бег — так быстро менялась обстановка. После быстрых и эффективных учений армия поверила в свои силы.